Нина Васина - Ангел Кумус
– ЭлПэ, – сказала она, прищурившись, словно стараясь что-то понять – Зачем вы пришли сюда?
– Ну как же, – он говорил шепотом. – За чудом, моя принцесса, за чудом. Куда еще идти за чудом, как не в морг? Вы такого натворили, сами не представляете. Вы нарушили порядок!
– Уйдем, – она уже боролась с приступами дурноты, побледнела. Вол, улыбаясь, подхватил ее под руку.
– А Су? – Вера сглатывала и говорила с трудом.
– Пусть попрощается, подождем на улице.
Су вытянула руки вперед вниз ладонями над Додиком и провела в воздухе от его головы до кончиков ног. Она услышала его застывшее тело. Она опять заплакала, ничего не поделать, она опять заплакала, увидев, что рот Додика с одной стороны приоткрылся и чернел.
– Ничего не получается, пока я плачу. Ничего не получается!
Но плакала она потом еще полдня, пока не забылась в беспамятстве в квартире ЭлПэ на диване. Ей мерещилось, что ЭлПэ опять раздвоился, один из них таскал другого за пиджак и кричал, показывая рукой на нее, и это было смешно, но она все плакала.
Санитар больницы, работающий в морге, выпил весь имеющийся в стеклянном шкафчике спирт, разбив каблуком своего башмака дверцу и порезавшись, когда доставал бутыль. Пошатываясь, он вошел в кабинет заведующего и медленно объявил, что родные умершего Д.К. требуют косметической обработки, а это совершенно невозможно из-за хвоста.
– Батенька, что это с вами? – заведующий не поверил своим глазам, ругая себя в душе, что не отправил этого нервного студента в принудительный отпуск после происшествия с пропажей трупа, – Какой хвост, голубчик вы мой, идите сюда! Вот так…
Санитар улегся на кушетку и сообщил:
– Большой. Лохматый. Длинный и черный хвост. Он свисает с его каталки, сами гляньте, а я смотреть дальше не стал, я теперь не дурак! Я не дурак! Я сразу это… принял, и все!
Додик открыл глаза и почувствовал свое тело, хоть он и лежал неподвижно, горячее и большое. Сначала он слегка запутался в простыне, потом осторожно опустил ноги на пол. Огляделся. Было радостно и неожиданно видеть мир по-другому, более приплюснутым, что-то в нем было не так, но все равно здорово. Идти надо было тихо, он обнаружил, что удобнее на четвереньках. Никого не встретил на лестнице, бежал на зов улицы вслепую, а когда вырвался из дверей, то обнаружил, что мир теперь сначала состоит из запахов и звуков, а потом из цвета – белого и черного.
Су села толчком на диване ЭлПэ и закричала. Проснулась и больше не хотела плакать.
– Я все исплакала, – сказала она в тишину, никому. – Я ничего не смогла, я такая же как все. Я просто выродилась ненормально, а так – как все!
– Вот мы и проснулись, – страшно перепуганный ЭлПэ заглядывал в комнату, – Су, скажи что-нибудь.
– Мне снился сон, – Су слабо улыбнулась.
– Страшный?
– Нет. Грустный.
– Про кого?
– Про плотника.
– А что делает Плотник?
– Табуретки. Ящики. Может быть, он ненормальный, из тех ненормальных, знаешь, когда ненормальность определяют люди.
– Люди, а не..?
– А не он сам.
– Так это же прекрасный плотник, чудесный просто!
– Чудесный. Неразговорчивый, такой большой и неразговорчивый. Ему мама утром говорит, что будешь завтракать? А он смотрит и улыбается.
– Представляю. Гренки, яйца всмятку, оладьи из кабачков, черная икра и бисквит с яблоками! Вот какие гадости он мог наговорить, а он молчит и – что немаловажно – улыбается!
– А его мама, такая дура – злится, еще она говорит «маркоша» вместо морковь, «закрыват» вместо закрывает, ну и вообще…
– А ты как?
– Что – как?
– На счет всех этих гадостей – гренок, яиц, икры и так далее?
ЭлПэ накормил Су и вышел на улицу. Он прохаживался у подъезда, забыв про фартук и старые ботинки в муке. Вола все не было. ЭлПэ боялся его пропустить. Вдруг он обнаружил, что уже второй день не думает про предметы, и предметы не воюют с ним. Он ничего не разбил. Зря он это вспомнил, не к добру. Вола все не было. Рано утром Вол отвез его в свои владения, и ЭлПэ увидел худого и нервного человека, который больше всего на свете хотел заплыть на лодке один на середину огромного озера. Чтобы не было видно берегов. У него должна быть удочка, но он не тронет ее. Он остановит лодку, достанет книгу, бросит весла и, качаясь и тихо скользя по воде, будет читать и читать свою книгу бесконечное количество дней и ночей. Больше всего он напоминал ЭлПэ директора школы. Вол провел закрытое совещание, на которое его не пустили, он выглядел довольным, он сказал, что МИССИЯ ВЫПОЛНЕНА. Аномалия, изменившая нормальный ход жизни и смерти, найдена. У ЭлПэ от этих его слов заболела голова и вспотели ладони, он сразу подумал про девочку.
– ЭлПэ, вы что такой нервный и злой?
Вол стоял рядом, ослепительно улыбаясь.
«Что-что, а зубы у меня в порядке», – подумал ЭлПэ, любуясь радостной улыбкой Вола.
– Вы не войдете в мой дом, – сказал ЭлПэ и сам испугался. Он даже оторопел слегка от этих своих слов.
– Я больше не войду в ваш дом, – Вол крутанул тросточку и опять улыбнулся. – В этом нет необходимости. Я вас должен благодарить, да вы в этом не нуждаетесь, мой добрый ЭлПэ. Я могу выполнить одно ваше желание. Как в сказке. Одно. Ну, например, я могу предложить вам вашу жизнь в другой плоскости бытия. Вы будете неотразимым суперменом, отличным стрелком и сердцеедом. За вашу мудрость вас будут называть Соломоном, и прекраснейшая женщина в мире скрасит вашу старость самой преданной дружбой.
ЭлПэ вдруг понял, что Вол уходит, и что уходит он не один. Он не зря ходил вчера в морг с Су и Верой, он что-то там узнал, но что?
– Не трогайте ее.. – пробормотал ЭлПэ, сам еще не совсем понимая, что говорит, – Не трогайте ее, оставьте ее мне! Это мое желание.
Вол побледнел. Потом рассердился.
– Богом быть захотелось?! Надоело быть нудачником-кретином? Надоело задницей краны вышибать? Ронять телефоны? Это я вас испортил, слишком много вам дал. Остыньте, ЭлПэ. Вы не мир лепили, когда забавлялись с этими людьми. Представьте, что все это время вы ездили со мной в обыкновенный сумасшедший дом. В психушку! – заорал Вол, – А я – психиатр-неудачник, ваш брат-близнец, меня в детстве украли цыгане!
– Не трогайте ее, – бормотал ЭлПэ. – Только одно желание!
– Она моя! – Вол приблизил свое лицо вплотную, – Моя! Я нашел ее! Я! А вы – только часть меня! И, кстати, не совсем удачная часть.
Вол оттолкнул ЭлПэ и пошел в подъезд. ЭлПэ поплелся за ним чуть живой, силы уходили из него.
– Оставьте ее, она еще ребенок…
– А вот тут вы ошибаетесь! – Вол гневно обернулся и потряс тростью, – ОНА УЖЕ РЕБЕНОК! – прокричал он и расхохотался.
И вдруг остановился на площадке. Этажом ниже. НИЖЕ! Не дошел до двери ЭлПэ. ЭлПэ на цыпочках потрусил вверх, судорожно соображая, не перепутал ли он опять что-нибудь, но вот его дверь! Его… Дверь…
Он остолбенело смотрел на пустой диван. Ее не было. Она ушла домой, пока он крутился у подъезда! Болван! Ушла.
ЭлПэ поплелся на лестницу. Он стал старым и больным за несколько секунд. " Я мог бы что-нибудь сделать.. сражаться с мельницами копьем, но не с собой же? Он ее заберет. Уже забрал?»
ЭлПэ услышал разговор и свесился вниз, тяжело дыша. У него началось сильное слюноотделение, как при приступе тошноты, он почти не видел.
Но он услышал голос.
Это был не ее голос. Это Вера щебетала весело около Вола, а тот бормотал, как мурлыкал.
«Что бы вам больше всего хотелось? Осторожно, ступеньки! Просто немного прогуляемся, у меня чудесная машина с шофером!»
Вера увидела вверху лицо ЭлПэ, помахала рукой, что-то крича, но ЭлПэ смотрел на Вола. На его лицо. На победу на его лице.
И ничего не понимал.
Они ушли, а он осторожно прокрался по лестнице вниз. Осторожно толкнул незапертую дверь.
Су сидела в полной прострации перед огромной черной собакой. Собака, поскуливая, лежала перед ней, положив голову на лапы. Она занимала почти всю комнату, ее мохнатый хвост колотил в радостном безумстве по полу.
На одну секунду ЭлПэ показалось, что это Вол превратился в собаку и сейчас сожрет ее, но Су, дрожа, сказала, что:
– Это – Додик.
– Прекрасный пес…
– Это Додик! – закричала она истерично, – ты видел его в морге, ты что, не видишь, что это Додик!
– Я не был в морге и ничего не видел, Су, можно я тебя потрогаю, какое счастье, ОН ВЗЯЛ НЕ ТУ!
– Это Додик! – Кричала Су, и пес радостно залаял, прыгая, его шерсть взметалась, почти задевая люстру.
ЭлПэ почти не видел пса, если только это было возможно, он вдруг страшно устал, а Су все кричала «Додик! Додик!»
– Послушай, детка, – не выдержал он, – ну успокойся. Пусть будет по-твоему. Додик, так Додик. Но по мне, так ему самое имя «Сэр Дональд Ирвин Чарльз третий.» Или что-то в этом духе.
Су замолчала. Ее трясло.
– Кретин, – произнесла она тихо. – Додик! Если ты Додик… Скажи, какое сейчас число?
Собака радостно залаяла.
– Семь… Восемь… Девять… – ЭлПэ обессилел и сел на пол, это напомнило ему свое неудачное утро… Звонок… Одиннадцать,.. – пес лаял и лаял.
