Полина Дашкова - Легкие шаги безумия
Лена представила себе, как мучился Митя, принимая решение – что делать ему со своими догадками и подозрениями. Он не мог промолчать и забыть. Сначала решил заняться шантажом, но стало противно. Вероятно, он нашел способ встретиться Ь Волковым наедине и задал ему прямой вопрос: «Ты убийца или нет?» Зная Митю, можно себе представить это. Ему казалось, что он поступает правильно, благородно, что нет другого варианта. И чего он добился?
«А как поступила бы я на его месте? – спросила себя Лена. – Впрочем, в данный момент я как раз на его месте. Сейчас я знаю значительно больше, чем знал Митя, когда пришел к Волкову. Но что толку? Я сижу взаперти, неизвестно где. И у меня только одна задача – выбраться отсюда живой, увидеть еще раз Лизу и Сережу. Это куда важнее для меня, чем торжество справедливости…»
Лена почти заснула, когда открылась дверь и на пороге возникли два молодых амбала.
– Вставай, пошли, – сказал один из них. Лена зашнуровала ботинки, накинула куртку. Они провели ее через полутемный коридор, в котором она ничего не успела разглядеть, кроме нескольких закрытых дверей. Потом поднялись по невысокой деревянной лестнице на второй этаж. Через минуту Лена оказалась в большой гостиной. Пол был покрыт светлым ворсистым ковром, в углу потрескивал огонь в стилизованном под английскую старину камине. Темно-вишневые тяжелые шторы плотно сдвинуты. Перед низким журнальным столиком черного дерева, в белом кожаном кресле сидел рыхлый, круглый, совершенно лысый человек лет шестидесяти с добродушным курносым лицом.
– Здравствуйте, Елена Николаевна, – сказал он, – милости прошу, заходите, присаживайтесь.
– Здравствуйте, – эхом отозвалась Лена и, сделав несколько шагов, села в кресло напротив лысого.
Два амбала остались стоять в дверях у нее за спиной.
– Кофе? Чай? Или что-нибудь покрепче? – предложил лысый с вежливой улыбкой.
– Кофе, если можно.
Глаза у лысого были светло-карие, почти желтые, маленькие, лишенные ресниц.
– Давай-ка, Вадик, кофейку нам организуй, – кивнул он одному из амбалов. – Вы, Елена Николаевна, не переживайте, – обратился он к Лене ласково, даже как-то по-отечески, – я только задам вам несколько вопросов, мы с вами кофейку выпьем и расстанемся по-хорошему. Но, конечно, с одним условием. Вы сами понимаете с каким. На мои вопросы надо будет отвечать очень честно, как на духу. Вы готовы?
– Да.
– Вопрос номер раз. – Лысый усмехнулся. – Кто такой Майкл Баррон?
– Майкл Баррон – гражданин США, профессор, историк, – – произнесла Лена спокойно.
«Вот оно в чем дело! Они действительно приняли Майкла за кого-то другого. А Градская здесь ни при чем. Интересно, где сейчас Майкл? Хорошо, если Саша догадался отправить его в Москву…»
– Елена Николаевна, мы же договорились, что вы будете отвечать честно, – лысый слегка поморщился.
– Мне незачем вас обманывать. Мистер Баррон – действительно профессор-историк, и для того, чтобы это выяснить, совершенно не стоило устраивать комедию с обыском в наших номерах и с моим похищением. Это так же очевидно, как то, что в красивой жестянке был тальк, а не наркотик. Лысый тяжело, с одышкой, рассмеялся.
– Ну хорошо. Давайте продолжим. Зачем вы сюда приехали вместе с этим, как вы сказали, историком?
– Мистер Баррон изучает историю русской Сибири, он интересуется раскольниками и малыми народами Севера. А меня он нанял в качестве переводчика, так как сам по-русски не говорит.
– А что за молодой человек возил вас на «Москвиче»? – Глаза лысого стали совсем желтыми, зрачки сузились до точек.
– Нам нужен был шофер. Мы наняли первого попавшегося, он запросил совсем немного.
Амбал по имени Вадик бесшумно подошел к столу с подносом, на котором стояли две маленькие чашки и сахарница.
– Выпейте кофе, Елена Николаевна, и подумайте еще немного, – мирно предложил лысый.
– А покурить можно? – спросила Лена.
– Да, конечно.
На столе появились сигареты «Парламент», зажигалка и пепельница. Лена, с жадностью отхлебнув горячего крепкого кофе, вытянула из пачки сигарету. Лысый любезно дал ей прикурить.
– Ну хорошо, а о чем вы так долго беседовали с двумя бабульками на Малой Пролетарской?
– Я навестила мать своего старого знакомого. Это давняя история.
– Я с удовольствием послушаю.
Лена спокойно выложила ему историю про стихи Васи Слепака. Кудряш слушал и думал о том, что на этот раз она говорит правду. Не всю, конечно, но правду. Он знал, киллер действительно когда-то писал стихи. Одно из его стихотворений было даже опубликовано в популярном молодежном журнале. Когда-то это воспринималось как анекдот…
– Трудно было пробить публикацию? – спросил он даже с некоторым сочувствием.
– Ну а как вы думаете? – улыбнулась Лена.
– А вам-то зачем это понадобилось? Что, своих проблем мало?
– Мне было очень жалко Васю Слепака… И тут послышался смех. Смеялся лысый, тяжело, с одышкой. Хохотали два молодых амбала, стоявшие в дверях.
– Жалко, говоришь? – отсмеявшись, произнес лысый и вытер кончиками пальцев выступившие от смеха слезы. – Ты бы лучше себя пожалела!
Он перешел на «ты». Лицо его окаменело. Желтые голые глазки уставились на Лену так, что она невольно поежилась.
– По дочке-то скучаешь? – спросил он вкрадчиво. Лена молчала. Она чувствовала, как все внутри у нее сжимается и холодеет, и ничего не могла с этим поделать. Рука, державшая кофейную чашку, заметно задрожала. Лена поставила чашку на стол и сильно сжала руку в кулак.
– Скучаешь, – ответил за нее лысый и быстро облизнул тонкие губы, – а поглядеть хочешь на нее?
У Лены сильно закружилась голова. «Этого не может быть, – сказала она себе, – он блефует. Этого быть не может…»
В руке у лысого появился маленький дистанционный пульт. И только тут Лена заметила в углу, на тумбе черного дерева, большой телевизор и видеомагнитофон. Лысый нажал несколько кнопок. Экран засветился, и через минуту Лена увидела на нем широкую аллею истринского дома отдыха. По аллее бежала Лиза, в своем ярком, разноцветном комбинезончике, в полосатой вязаной шапочке с помпоном. В одной руке она держала красное пластмассовое ведерко, в другой – плюшевую обезьянку. Она бежала на камеру. Ее румяное личико уже занимало весь экран. Белокурые прядки выбились из-под шапки, огромные голубые глаза смотрели прямо на Лену.
– Баба Вера! – закричала она весело, развернулась и побежала куда-то в сторону.
В стороне, у обочины, стояла Вера Федоровна в теплой куртке и широких шерстяных брюках. Она наклонилась к Лизе, улыбаясь, поправила на ней шапку, застегнула кнопку комбинезона.
– Давай-ка я посмотрю, Лизонька, ножки у тебя не промокли? – сказала она спокойно и буднично.
Кадр сменился. Теперь снимали номер с балкона, сквозь стекло. Лиза спала, раскинувшись, в розовой фланелевой пижамке. Вера Федоровна вязала, сидя в кресле перед телевизором. Светящийся телеэкран отбрасывал бледные блики на ее спокойное, сосредоточенное лицо. Поблескивали стекла очков, съехавших на кончик носа, быстро двигались короткие спицы в руках. Картина была настолько мирной и уютной, что Лене больше всего на свете захотелось сейчас оказаться в этой вечерней комнате, погладить рассыпанные по подушке шелковистые Лизины волосы, поцеловать теплую щечку, на которой отпечатались складки наволочки.
Вера Федоровна тяжело поднялась с кресла, подошла к кровати, поправила сбившееся одеяло и сделала именно то, что так хотелось сделать Лене, – погладила Лизу по головке, наклонившись, поцеловала ее в щечку и тихонько перекрестила спящую девочку. Потом, сладко зевнув во весь рот, выключила телевизор и вышла из комнаты. Вероятно, она пошла в душ… "
Экран погас. Лена вытянула еще сигарету из пачки, закурила, стараясь унять дрожь.
– У тебя красивая дочка, – послышался голос лысого, – а в кого она такая беленькая? В мужа, что ли? Кстати, полковник твой еще в Лондоне. Когда он прилетает , не скажешь?
– Чего вы от меня хотите? – тихо спросила Лена и заставила себя взглянуть в эти желтые голые глаза.
К журнальному столу бесшумно подошла глухонемая девушка и стала убирать кофейные чашки. Лена не заметила, когда она успела появиться в гостиной.
– Понимаешь, – задумчиво продолжал лысый, – мне часто приходилось развязывать языки слишком молчаливым людям. Правда, в основном мужикам. Честно говоря, я не люблю иметь дело с бабами. Есть много всяких способов. Ты женщина грамотная, фильмов много смотрела, книжки читала, знаешь, как это делается. Но к каждому человеку нужен индивидуальный подход. Вот ты, например, просто вырубишься сразу, потеряешь сознание, а то и помрешь ненароком. Физическая боль – это, конечно, хороший способ разговорить молчуна. Но не люблю я этого, получается много шума, грязи и вони. Видишь, к тебе никто из моих ребят пока пальцем не притронулся. И не притронется. Более того, Лизу твою пока только на пленочку засняли. Ты видела сама, мы ребеночка тоже зря обижать не станем. Но, если все-таки придется, виновата будешь только ты. Поверь, мне не доставит никакого удовольствия показать тебе денечка через два-три другое кино про твою красивую малышку.
