Вячеслав Барковский - Русский транзит 2
— Паша, ну как ты? — Крестовский осторожно тормошил Пашу Кол-пинского за плечо.
— Нормально.
— Скоро уже прилетим, так что просыпайся, а тебе пока расскажу, какая комбинация у меня получилась.
Паша открыл глаза и приготовился выслушать Счастливчика. Ксюша сидела совсем рядом, повернувшись к ним спиной и смотрела в окно.
— Расскажу тебе всю логическую цепь, — начал он достаточно громко, чтобы и девушка могла слышать. — Итак, в контейнере не было порошка, который, уверяю тебя, на самом деле существует. В нем действительно была мочевина. Но зачем и почему ее везли на полигон, наняв столько людей для охраны и платя им такие деньги? А вот зачем и почему. Это был лишь отвлекающий маневр. Кто-то, кто будет преследовать груз — а в этом злодеи не сомневались, — по их разумению, должен был обязательно увидеть, как контейнер везли и захоронили на далеком полигоне. При этом они должны были сделать все, чтобы об истинном его содержимом никому — по крайней мере, этому соглядатаю, то есть мне — не было известно. Поэтому-то меня дважды не убили: не утопили в канаве и не закопали в лесу. Теперь я знаю, кто тот человек в черных очках и с министерской внешностью. Это Хозяин, о приезде которого ты мне говорил во время нашей первой встречи, но которого никто не видел. И теперь мне понятно, почему он освободил меня там, на полигоне, а ведь это сделал именно он, хотя я там и не видел его лица: он хотел, чтобы я лично увидел, как контейнер захоранивают. А потом, когда я стал бы бегать там, в городе, по инстанциям — а я бы обязательно стал это делать, и он в этом не сомневался, — меня признали бы сумасшедшим, поскольку ничего подобного, о чем я им говорил, в тамошней природе не существовало бы. Ну, покричал бы я, взяли б они для видимости несколько проб из котлована, сделали б пару десятков анализов и упрятали б меня надолго в палату номер шесть. Хозяину нужно было, чтобы я все собственными глазами увидел и, что самое главное, чтобы в живых при этом остался. Ибо, говоря на каждом углу о том, что на полигоне зарыт страшный порошок, я бы всех убедил, что его, страшного порошка, вообще не существует в природе. А только это ему и нужно. Хорошо, Павлик, что ты успел схватить пробу. Это сразу дало мне ответ на все вопросы. Хотя думаю, можно было бы с помощью логического анализа прийти к этому и без твоей пробы, правда, через некоторое время. Ведь я видел Хозяина поблизости, когда мы с Ксюшей разыгрывали сцену с тем железнодорожным чиновником. Думаю, Хозяин сам хотел выкрасть эти документы. Ведь они — Счастливчик показал Паше бумагу — как раз на тот порошок, в них ясно сказано, что порошок этот существует. И потом, с этими документами контейнер с мочевиной не захоронили бы, просто не имели права. И правильно: предъявите, господа, сначала документики на эту самую мочевину. А вот если документы действительно были, но куда-то пропали и при этом ответственный за отправку чиновник подтверждает это, то что ж, можно и захоронить, беда-то ведь не большая: всего лишь какая-то агрохимия с повышенным радиоактивным фоном…
— Но куда мы тогда так спешим? Зачем нам обязательно сегодня нужно быть в Питере? — спросил Паша.
— Да потому, что контейнер с порошком там.
— А если нет, если уже…
— Не надо, Паша. Будем надеяться. У меня есть ощущение, что мы успеем. Ведь Хозяин не знает, что мы раскрыли его замысел. Он был все это время с нами…
— Ошибаешься, он прилетел только два дня назад.
— Нет, Павлик, ты ошибаешься: если б он уже захоронил контейнер с порошком, то, думаю, не прилетел бы. Нелогично выходит. Зачем ему лететь, зачем напрягаться, если дело уже сделано. Нет, прежде он хотел подготовить себе почву, чтобы уже спокойно делать с контейнером все, что ему захочется, и не опасаться огласки, ведь я-то уже буду в психушке!
— Ну и что ж мы спешим?
— А то, что действовать он может начать уже с момента своего прилета в Питер. И прилетел он туда либо вчера вечером, что маловероятно — не успел бы вернуться с полигона, — либо сегодня. Судя по расписанию авиарейсов, с которым я ознакомился еще до нашего «захвата», он опередит нас на час-полтора.
— Да, Крестовский, тебе бы в шахматы играть, а не биологией заниматься. Такой Фишер пропадает!
— Это точно… Теперь бы только вычислить, куда Хозяин может повезти свой контейнер? Куда?
— В Красный Бор, — спокойно сказал Паша.
— Почему в Красный Бор?
— Не знаю… Просто там в глины всякую химию зарывают.
— Где это?
— Рядом с Поповкой. Есть такая станция по ветке до Малой Вишеры. Как раз после Колпино…
— Ну как, адмирал, нравится место? — Марсель стоял перед адмиралом, держа в вытянутой руке фляжку и обводя ею вокруг. Только чайки и мы.
— Да, ничего себе местечко. Только какие ж тут чайки — одни вороны вокруг. На свалку похоже. Даже не вериться, что здесь такое может быть. У себя на архипелаге я бы за такое начальника порта в рядовые разжаловал. Прямо отхожее место какое-то.
— А это и есть отхожее место, — тихо сказал Марсель, уставившись на адмирала. На лице у него застыла любезная и чуть ироничная улыбка.
— Слушай, парень, а зачем ты очки носишь? Ведь дело-то к ночи, вон солнце уже за море село. Или у вас, молодых, так теперь положено? Снял бы ты их: ничего ж не видно, наверно…
— Кое-что видно, адмирал. — Марсель протянул адмиралу фляжку и тот сделал большой — на треть фляжки — глоток.
— А неплохой коньячок. Из старых запасов? Марсель немного отпил из фляжки, и, закрутив крышку, улыбнулся.
— Предпочитаю что-нибудь покрепче, адмирал.
— Ты что, спиртягу глушишь? По тебе не скажешь…
— Эх, адмирал-адмирал… Я же сказал, что предпочитаю покрепче, погорячей. А вы, адмирал, значит, насовсем к нам на материк?
— В отставку. Буду теперь на рыбалку на Тучков мост ходить с фуфыриком под мышкой.
— Понятно… Слушайте, а что вы там говорили о Лене? — спросил Марсель, вновь передавая адмиралу фляжку.
— Да ничего. Скурвился Леня, как и все вы здесь… Ну что, пошли?
— Подождите, адмирал. Я ведь еще не сказал вам самого главного.
— Какого такого главного?
— Как какого? Вы же сами говорили о контейнере с дерьмом? — Марсель бросил пустую фляжку в воду.
— Да хрен с ним, с контейнером! Пусть этот Ленька-Эдька бежит к своим буржуям и там себе жирует. Мне-то что с этого?
— Нет, адмирал, погодите. Я вам сейчас расскажу, что у Леонида Михайловича в том контейнере, ну, с удобрениями.
— Ну и что там? Деньги деревянные или младенцы кровавые?
— Ах, как вы торопитесь! Садитесь. Начинается самое интересное.
Адмирал недоуменно присел на край ящика и вытащил папиросу.
— Давай интересное свое, только побыстрее, — сказал он, закуривая.
— Да-да, адмирал, самое интересное. Самое… — Марсель нервно заходил вокруг адмирала, с силой прижав ладонь к ладони, словно молящийся католик. — Вот ведь какая штука — судьба наша…
— Короче.
— Да-да, короче… — Марсель улыбнулся и остановился за спиной адмирала. — В том контейнере, любезный мой адмирал, Хиросима и Нагасаки, Чернобыль, Освенцим, Бабий Яр и Вифлеем…
— Что ты плетешь? — Адмирал повернулся к Марселю.
— Да-да, — Марсель удержал адмирала, который уже собрался встать, — там-смерть. Материальное воплощение духа смерти, если хотите…
— Что там?
— Порошок, который должен убить все живое вокруг. И убьет. Леонид Михайлович — этот ваш Леня — перед отъездом поручил мне это дельце. Правда, он попросил захоронить порошок на полигоне, куда свозят всякие ядовитые отходы. Но ведь тогда порошок подействует только через некоторое время, правда? Там ведь всякие фильтры и защиты… А я хочу видеть все это — ну, смерть, страдания людей — прямо сегодня! Сейчас! Вы меня понимаете? Поэтому сегодня же я высыплю этот порошок на поля и стану ждать. Каждый раз умирая от нетерпения, я буду с трепетом заглядывать в утреннюю газету или смотреть сводки новостей: а-у! а не видать ли там Конца Света? Вы спросите, откуда этот самый порошок? Ну конечно оттуда- из цивилизованного мира! — Марсель захохотал, запрокинув голову. — У них там авария на одном биологическом производстве произошла, ну они эту гадость и прислали сюда. Видите ли, за судьбу нации опасаются, потомков своих жалеют! Марсель то и дело прерывал свой монолог коротким нервным смешком с запрокидыванием головы. При этом он метался, как хищный зверь в клетке, обращаясь то к адмиралу, то к морю, то к небесам. Руки его дрожали, пальцы были растопырены: адмиралу даже вдруг почудилось, что с их кончиков стекает, потрескивая, электрический заряд.
— Да ты псих, парень! Тебя надо сдать в дурдом! — сказал адмирал, тяжело поднимаясь с ящика и направляясь к пакгаузу.
— Ага! — продолжая смеяться, закивал головой Марсель, псих. Меня надо в дурдом, но только об этом никто не знает, кроме вас, конечно!
