Антон Леонтьев - Профессия – первая леди
Старуха заявила:
– Мне все равно, что им известно. Стефан, запомни, они хотят разрушить то, над чем я работала долгие десятилетия!
– Значит, картины поддельные? – произнес я.
У меня от страха подгибались коленки. Дядя Браня держался бодро, но я заметил, что и он не рад встрече с сумасшедшей старухой. Весняна заправляет всем! Она руководит слабовольным сыном, и вместе они занимаются мошенничеством!
– Кроме трех, – сказала дочь художника. – Полотна, созданные отцом в парижский период, остались во Франции и просто исчезли! Может, они и лежат на каком-нибудь чердаке, хотя скорее всего их выбросили на свалку! А то, что отец создал после возвращения в Герцословакию, было уничтожено во время войны. В наш дом попала бомба, и мне удалось спасти только три картины! Только три!
Я поразился тому, какая непередаваемая горечь сквозила в ее словах.
– Я не умела рисовать, а вот мой сын, внук великого Стефана… Я помогла ему восстановить картины деда! Я помнила все их наперечет, каждый мотив и цветовую гамму! А то, что не помнила, мы изобрели вместе, и получились шедевры, ни в чем не уступающие полотнам Стефана-старшего!
– Это обман, – сказал дядя Браня. – И вы поставили его себе на службу.
– Мы никого не обманывали, – заметил Стефан. – Те, кто хотел, сами обманывались. Они поверили в то, что мы нашли шедевры дедушки! Мама права – на этом можно заработать огромные деньги!
– Чем вы и занимались, – проронил дядя Браня. – Скажи, Стефан, зачем ты убил ювелира Кацнельсона?
Д’Орнэ вздрогнул, а его мамаша прошипела:
– И что вы еще знаете?
– Мама, молчи! – закричал Стефан.
Старуха возразила:
– Нам нечего боятся, сынок, обещаю тебе, что они не выйдут из галереи… Живыми, во всяком случае! А что касается ювелира… Так было надо! Старик собирал драгоценности, а нам были нужны деньги на то, чтобы воссоздать шедевры моего отца!
Старуха ткнула в меня пистолетом и сказала:
– А ну, пошли! И твой дружок тоже! Я не привыкла повторять два раза! Быстрее, шевелите ногами!
Она отконвоировала нас на второй этаж, в небольшую комнатку, заставленную мольбертами и неоконченными полотнами.
– Посидите пока здесь, – сказала она и повернула в двери ключ.
Дядя Браня потер в возбуждении руки:
– Ты видишь, Димитрий, мы напали на верный след! Они и не скрывают того, что промышляют убийствами! Они подделывают полотна д’Орнэ, на их совести убийство ювелира Кацнельсона, они прикончили и Татиану Шепель, и людей около картин! Их обуяла мания величия! Ради славы они готовы на все!
Я взглянул в окно – можно ли отсюда выбраться? Дядя Браня покачал головой:
– Подожди, впереди самое интересное.
– Но они хотят нас убить! – воскликнул я. Дядя Браня ответил:
– Не сомневаюсь, что хотят.
Дверь распахнулась, появилась старуха Весняна в сопровождении державшего поднос с бокалами Стефана. Она направила на нас пистолет, а Стефан подал два бокала, наполненные мутноватой жидкостью.
– Пейте! – заявила старуха.
– Что это? – спросил я.
Весняна рассмеялась:
– Не беспокойтесь, долго мучиться не будете!
– Мы знаем абсолютно все, – сказал дядя Браня. – Зачем вы убиваете владельцев картин? Ваш Стефан был умалишенным, и вы тоже свихнулись. Человеческая жизнь для вас ничего не значит!
Старуха, казалось, его и не слушала, она, как в трансе, продолжала:
– Стефан решил воссоздать цикл «Человеческие добродетели»…
– И при этом использовал в качестве объектов вдохновения ваших клиентов? – спросил дядя Браня. – Вот почему картины, якобы созданные в начале века, так похожи на некоторых из наших современников. Вы с самого начала жаждали крови! Вы планировали убийства заранее! О, я чувствую, что это так!
Стефан порывался что-то сказать, но старуха не дала сыну и слова вставить. Она завопила:
– Дались вам эти убийства! Какая разница, кто их совершил! Мой отец – самый гениальный художник за всю историю человечества! В его бедах виноваты Карпушинские, они беззастенчиво использовали талант Стефана, эксплуатировали его и свели в итоге с ума! Даже потом, когда мы вернулись в Герцословакию, папа уверял, что к нему является дух покойной Марии Карпушинской и ее сыночка Бобби! Вот истинные виновники трагедии! Перед самым началом войны отец создал седьмую картину из этого цикла, но она бесследно исчезла! Это самое великое из того, на что был способен художник! Он окончательно помутился рассудком…
– И вы тоже, – сказал дядя Браня.
Он протянул руку к подносу с бокалами и резким движением смел их на пол. Старуха расхохоталась:
– Не хотите по-хорошему? Уверяю вас, яд действует быстро. Вы заснете и больше никогда не проснетесь. Но раз так… Стефан, где моя сигарета?
Сын вытащил из кармана пиджака пачку сигарет и зажигалку.
– Вы всегда курите перед тем, как совершить убийство? – осведомился я.
Старуха брезгливо посмотрела на меня.
– У вас есть две минуты, – заявила она. – А затем… Затем я вас убью. Стефан слишком мягкотелый, не представляю, что он будет делать без меня…
– Без вас он не стал бы убивать и подделывать картины, – произнес дядя Браня. Старуха жадно затянулась, тонкая сигарета в ее руке задрожала.
– Что вы в этом понимаете! Так надо! Все, что мы совершили, сделало папу и его картины знаменитыми!
– Но нет никаких картин, – продолжал гнуть свое дядя Браня. – Наследия Стефана д’Орнэ не существует! И скоро об этом узнают все!
– Никто ничего не узнает! – просипела старуха.
Она закашлялась. Я понял, что настал мой смертный час. Весняна продолжала судорожно кашлять, сигарета выпала у нее из руки, и старуха осела на пол.
Стефан удивленно посмотрел на матушку: лицо Весняны посинело. Дядя Браня ринулся к ней, пытаясь завладеть пистолетом.
– Мамочка, что с тобой? – плаксиво произнес Стефан. Он выхватил пистолет из ее скрюченной руки и выстрелил в воздух. Я закричал, дядя Браня остановился.
– Ну, ты, помоги мне! – взвыл художник. – Моя мамочка, что с ней?
– Скорее всего, сердечный приступ или удар, – сказал дядя Браня. – Старушка переволновалась и не успела нас убить. Минздрав предупреждает – курение опасно для вашего здоровья! Господи, что это такое?
Взметнулся бордовый язык пламени. Сигарета, которая стала последней в жизни Весняны д’Орнэ, приземлилась на простыню, что закрывала одну из поддельных картин. Теперь простыня пылала.
– Удар? – произнес странным голосом Стефан. Он склонился над матерью. – Кажется, не дышит.
Художник подскочил. Комнатка начала заполняться дымом, огонь с простыни перекинулся на другие картины.
– Она умерла, – сказал он. – Как же я мечтал об этом! Она наконец-то умерла!
– Пожар! – завопил я. – Нам нужно как можно скорее покинуть помещение!
Стефан словно очнулся, он вылетел за дверь, и я услышал, как лязгнул замок. Он запер нас!
Я забарабанил в дверь:
– Эй, д’Орнэ, мы же здесь сгорим заживо! И твоя галерея сгорит!
– Пусть горит! – раздался безумный хохот. – Я начну новую жизнь! Не будет больше диктата матери, убийств и фальшивых картин! Я совершенно свободен!
– Свихнулся окончательно, – сказал дядя Браня. Клубы едкого дыма заполнили крошечное помещение. У меня слезились глаза. Еще минута, и мы задохнемся!
Дядя Браня схватил одну из картин в тяжелой раме и со всего размаха бросил ее в окно. Стекло, зазвенев, разлетелось.
– У нас один путь, – сказал он. Я со страхом посмотрел вниз – от земли нас отделяло не меньше семи метров.
– А Весняна, – указал я на старуху, скрытую в клубах едкого дыма. Дядя Браня метнулся к ней и сказал:
– Стефан прав, она умерла. Помочь ей ничем нельзя!
Я почувствовал невыносимый жар, комната была объята пламенем.
– У нас нет времени на размышления. – Дядя Браня подтолкнул меня к разбитому окну.
Серафима Ильинична Гиппиус
19 сентября
– Это просто безумие! – провозгласила я в который раз. Браня улыбнулся и ответил:
– Не в большей степени, Фима, чем твои лондонские приключения!
– Вы могли погибнуть! – продолжала я. Браня, живой и невредимый, расположился на диване, Дусик с поломанной ногой сидел в кресле. Василиск примостился у него на животе и пыхтел, как мини-генератор.
– Ты тоже могла погибнуть, Фима, – сказал Сувор.
Я не знала, что ему ответить. Очутившись в Экаресте, я узнала о пожаре в галерее д’Орнэ – здание сгорело почти полностью, и все шедевры были уничтожены. Но если бы только это! Дусик и Браня оказались на месте происшествия!
Разговор с президентом окончательно разъяснил все тайны. Гремислав Гремиславович исповедовался перед супругой. Он в самом деле был в Экаресте тридцатого июля 1982 года, в тот самый день, когда исчезла Татиана. Она сказала ему, что больше не хочет его видеть. У нее появился новый поклонник. Она укладывала чемодан в тот момент, когда Гремислав пришел к ней на квартиру. Он и сам понимал, что так больше продолжаться не может. Они мирно расстались, и Бунич помог ей вынести чемодан на улицу. Татиана настояла, чтобы Гремислав удалился, – за ней должен был заехать ее новый друг, и она не хотела, чтобы Бунич видел его.
