Андрей Троицкий - Черные тузы
– Это – я понимаю. Другого не понимаю. Вы, милиционер, пролили столько крови, – Аверинцев поморщился. – Между нами говоря, грязная работа. Очень грязная. Неужели нельзя было действовать как-то по-другому?
– Каждый действует, как умеет, – Васильев пожал плечами. – Я считал, что мой путь самый короткий. И не было времени либеральничать. Я просто находил человека и допрашивал его, что называется, с пристрастием. Ведь чемодан мог украсть кто угодно. Возможно, даже злого умысла в этой краже не было. Могли запросто перепутать свой кейс с чужим. Или просто умыкнуть вещицу ради хохмы, по пьяной лавочке. Все действующие лица этой истории оставались на своих местах, никто не бросился в бега, не выехал за границу. Только лишь один Овечкин куда-то исчез, но на первых порах меня это не слишком сильно беспокоило. Человек не иголка, найдется. Но шли дни, проходили недели, Овечкина след простыл. Позднее я понял, что именно Овечкин стырил чемодан. Но поздно понял, вот он, результат – пленки у вас, а не у меня. Откровенность за откровенность. Скажите, как вам удалось их достать?
– Вообще-то случайно. Пленки были спрятаны рядом с домом, где живет старик Твердохлебов, крестный Овечкина. Лежали себе в соседском дровяном сарае.
– Надо же, – Васильев крякнул от досады. – Как вы понимаете, к поискам видеозаписей подключили всех, кого можно и нужно подключить. В поле зрения попал и этот старик, у которого Овечкин в свое время временно прописался. Твердохлебова и ещё какую-то девицу, дальнюю родственницу, которая сейчас проживает у старика, повесткой вызвали в паспортный стол, промурыжили их там целый день. А в отсутствие хозяев аккуратно вскрыли квартиру, провели обыск. Результат нулевой. Установили и наблюдение за их домом. Мы ведь сперва толком не знали, жив Овечкин или уже мертв. Но никто не появился в течение месяца, и наблюдение сняли. А потом из областной прокуратуры поступили новые сведения. В одном из районов области нашли голень человеческой ноги. И один дотошный следователь из новичков установил, что эта самая голень фрагмент тела Овечкина. Ну, мы перестали его искать. Решили, что Овечкина тюкнул кто-то из его собутыльников, а затем замел следы. Значит, пленки спокойно лежали в дровяном сарае? Да, счастье было так возможно.
– И все-таки, ваши методы… Они даже меня коробят, хотя я в жизни всякое видел. Изощренная жестокость, бессмысленные жертвы.
– Жертвы? – Васильев усмехнулся. – Давайте поговорим о них, об этих жертвах. В этой истории все, так сказать, пострадавшие – отъявленные преступники. Все как один. Первым отдал концы водитель Марьясова, его доверенное лицо, курьер Лысенков. Уголовник, рецидивист. Принимал участие в разборках, мокрых делах. О нем и говорить не стоит, он вообще не в счет.
– Ладно, пусть этот не в счет, – Аверинцев согнул указательный палец.
– Вторым был хозяин агрофирмы «Вымпел» Рыбаков. Финансовый мошенник с большой буквы. Он построил свою фирму на ворованных государственных кредитах. Выдумывал разные аграрные программы, через влиятельных знакомых в правительстве области получал кредиты, заключал липовые контракты с подставными фирмами, которые его впоследствии якобы кидали. На какую сумму он поимел государство, трудно даже предположить. И Рыбаков давно бы сел. Но у него большие связи и воровал он с умом и оглядкой, а с его-то деньгами можно запросто развалить любое дело. И Рыбаков, по-вашему, жертва?
– Дочь осталась без отца…
– Дочь? Не смешите меня. Ее слезы высохли в тот день, когда она узнала, что стала богатой наследницей. Вполне взрослая самка, упакованная на всю оставшуюся жизнь. Не сегодня-завтра она уезжает за границу, чтобы проводить время на дорогих курортах в обществе таких же профессиональных тунеядцев.
– А Мосоловский, он тоже воровал государственные кредиты?
– Ну, не кредиты воровал, другим занимался, другое воровал. Какая разница? Рыбаков и Мосоловский одного поля ягоды. Просто этот хрен собачий не имел связей Рыбакова, кормился, чем придется. Искал самые выгодные сферы бизнеса. Через своих людей на таможне он ввозил безакцизное спиртное и сигареты, спекулировал пивом, участвовал в финансовых махинациях. Маргинальный тип. Встань вы на его дороге, он бы не стал церемониться, не пожалел. Ремней бы из вас живого нарезал. Отец Мосоловского, старичок, этот и вовсе умер от сердечного приступа. Кровь старика не на моих руках.
– А Головченко, этот несчастный певец из кабака, чем он-то вам помешал? Или вы всерьез думали, что это он тяпнул чемодан из автобуса?
– Поставьте себя на мое место, – Васильев задумчиво рассматривал кончик дымящейся сигареты. – Марьясов хотел исключить этого кандидата из своего списка. Подстраховаться хотел. А я не мог ответить, нет, в этом деле я не участвую и эту работу делать не буду. Иначе вместо певца в песчаном карьере или на городской свалке валялся я сам. Не мог я ничего изменить в судьбе Головченко. И, честно говоря, не хотел. А теперь на минуту задумайтесь, кто такой этот Головченко? Полное ничтожество. Кабацкий холуй, завязавший алкоголик. Его жизнь ничего не стоила. И смерть ничего не стоила. Ни копейки. Не человек, а настоящая помойка, отброс общества. И не говорите мне, что у Головченко остался ребенок. Лучше уж вырасти сиротой, чем иметь такого папашу. Вот, собственно, и все ваши жертвы. Они сами во всем виноваты. Только сами.
– С такими рассуждениями далеко можно зайти.
Поколебавшись минуту, Аверинцев попросил у Васильева сигарету, прикурил от его зажигалки, глубоко затянулся и выпустил облачко дыма.
– Да бросьте вы, какие ещё рассуждения, – Васильев махнул ладонью. – Мы с вами на одной стороне. И не пытайтесь убедить меня в том, что вам симпатичны эти люди. Не поверю. Вы, как и я, испытываете к таким субъектам лишь ненависть. Ну, ненависть слишком сильное чувство. Испытываете что-то похожее. За людей их не считаете. И, в конце концов, вы сами далеко не безгрешны. Если покопаться в вашем прошлом, наверняка найдутся такие факты, от которых нормальный человек содрогнется, просто с ума сойдет. Но сейчас вы действовали умнее и хитрее, чем я. И ещё – вам везло. Но все равно, без крови не обошлось.
– Я только защищался, – Аверинцев пожал плечами. – Что сделано, то сделано.
Налетел холодный ветер. Васильев зябко поежился и поднял воротник пальто.
– Вы хоть сами посмотрели записи на этих кассетах? – в глазах Васильева загорелись огоньки жгучего интереса.
– Посмотрел, – кивнул Аверинцев. – Ничего особенного по нашим сегодняшним меркам там нет. Два крупных банкира и один член правительства весело проводят время. Общество обнаженных девиц, разговоры за жизнь, выпивка, главная изюминка – крупным планом несколько половых актов. Вот, собственно, и весь улов. Когда я только увидел эти кассеты, прикинул, что на них записано… Думал – о, это нечто. Оказалось – ни то, ни се. От члена правительства, от этого молодого человека я ожидал большего. Вообщем записи меня разочаровали.
– Правда, разочаровали?
– Правда, – кивнул Аверинцев. – Хотите знать мое мнение обо всем, об этом?
– Разумеется, – прошептал Васильев и придвинулся ближе к Аверинцеву.
– Будь у меня столько денег, сколько у этих людей, – Аверинцев тоже понизил голос почти до шепота. – Будь у меня столько денег, будь я член правительства или банкир… А вы понимаете, эти люди могут позволить себе если не все, то очень многое. Очень многое. Так вот, на их месте я бы к таким бабам на пушечный выстрел не приблизился. Третий сорт, залежавшийся несвежий товарец. Созерцание половой близости, все эти натуралистические подробности, они, ну, просто удручает. Немощь. Это не грехопадение, это гораздо хуже. Вы знаете, после всего увиденного я окончательно разочаровался и в нашем правительстве, и в наших банкирах. Сношаться с такими женщинами… У этих людей низкий вкус и нет брезгливости. Вот мое мнение.
Васильев вздохнул.
– Мне трудно судить о таких вещах, ну, о брезгливости, о падших членах правительства и женщинах низкого сорта, – сказал он. – Я ведь в отличие от вас записей не видел.
– Честное слово, вы ничего не потеряли.
– И, тем не менее, эти люди, государственные чиновники, интересы которых я сейчас представляю, они заинтересованы, чтобы видеозаписи не ходили по рукам, – сказал Васильев. – Может, им так спать спокойнее. У члена правительства возможна блестящая политическая карьера. Самая блестящая. Вы же знаете, что это за человек. И уж, поскольку вам все известно, хочу предложить одну сделку. Разумеется, не от своего имени. Короче, кассеты в обмен на деньги. На хорошие деньги.
– О какой сумме идет речь?
– Такие деньги смогут обеспечить ваше лечение в самой лучшей швейцарской клинике. Там вас поставят на ноги, там вы сразу оживете. И ещё останется на старость, и будущее вашего сына обеспечено. Оплата более чем щедрая.
Аверинцев натянул на лоб козырек кепки, задумался. Ветер стих, замерли черные ветви деревьев. Стали слышны далекие уличные шумы, поскрипывание ржавых качелей на детской площадке.
