Фридрих Незнанский - Рекламная любовь
— Что-то устал я. Сердце побаливает. Надюша, где у тебя прилечь можно?
Он прекрасно знал, где можно прилечь. И Надя знала, что он знает. И Маша знала, что они все знают… И каждый его приезд они ломали одну и ту же комедию…
— В соседней комнате, Антон Владимирович. Там уже постелено. Может, доктора вызвать? — участливо спросила она.
— Нет, не нужно. Просто устал от студентов, от экзаменов. Маша вот что-то сердито на меня смотрит…
— Что вы, Антон Владимирович, — всплеснула руками Маша. — Я не сердито, я вижу, что вам нехорошо, и волнуюсь за вас.
— А ты лучше принеси мне коньячку рюмочку в постельку, хорошо? Ну я пошел, жду тебя.
Они лежали на узкой тахте, за стеной тарахтел телевизор.
Антон все терзал ее, разворачивая то так, то этак. Она сотрясалась под его тяжелым телом, словно кукла. Она делала все, что он требовал, исполняла каждую его прихоть, не забывая постанывать в нужных местах…
Наконец он угомонился, откинулся. Маша перевела дух.
— Хорошая ты девка, Машка! — дружески потрепал он ее по груди.
Его тон показался ей невероятно оскорбительным. Она просто задохнулась от этих слов. И, сцепив зубы, переводила дыхание.
— Каждый раз еду сюда и думаю: Машу увижу! И сердце радуется, представляешь? Уж сколько раз поднимался вопрос о том, что хватит, дескать, выездные сессии экзаменационные устраивать, пусть заочники сами приезжают. Но я — ни в какую! Как же, думаю? Как же моя Маша? Как я без нее буду? — весело откровенничал Антон.
— А я замуж выхожу, — ровным голосом ответила вдруг Маша.
— Как — замуж? — Антон даже привстал на локте. — Ты — замуж? Не может быть!
— Почему не может? — зло рассмеялась Маша. — Что, на мне уж и жениться нельзя? Такая никудышная?
— Нет, что ты! Ты чудесная! Замечательная! Но… За кого же тебе в этой дыре выходить?
— За мальчика… За Сережу.
— Это за поклонника твоего? — Антон упал на постель и расхохотался. — Ну ты даешь! Пожалей ребенка!
— Почему — пожалей? — разозлилась Маша. — Да он счастлив будет, понимаешь? Он до меня дотронуться боится! Хочет и не смеет! Пока я сама не позволю. Ноги мне целует, слышишь? Он меня боготворит! И будет всю жизнь… — Она задохнулась, смолкла и отодвинулась от него.
Замолчал и Антон. Так они и лежали молча. Затем Антон протянул к ней руку, погладил по голове, провел пальцами по лицу, ощутил на них влагу.
— Маша, ты плачешь, что ли? — испугался он.
Девушка молча мотнула головой.
— Плачешь, — подтвердил он, слизывая соленую влагу с пальцев.
— Нет! Да! Плачу! Сколько лет ты приезжаешь сюда? Пять! Пять лет два раза в год ты приезжаешь, развращаешь меня…
— Ой, ну только давай без достоевщины, — поморщился в темноте преподаватель.
— Хорошо, приручаешь к себе. Я за этот месяц привыкаю, привязываюсь… И каждый раз ты мне обещаешь, что заберешь меня в Москву. Что устроишь в шоу-бизнес, или в рекламу, или еще куда… Что поговоришь с нашим ректором бывшим, что покажешь меня ему. А потом уезжаешь. И нет ни тебя, ни твоих обещаний. Я устала. Устала снимать углы, приглашать тебя в гости к подругам… Я выхожу замуж за хорошего, честного, чистого, умного мальчика, понял?
В комнате опять повисла тишина. Затем Антон произнес:
— Послушай меня. Ты ведь не дурочка, понимаешь, что просто так взять и всунуть тебя в телевизор, или в кино, или на подиум я не могу. У меня есть связи, но не такие. Не такого уровня. Сейчас, милая моя, за все нужно платить.
«А я! А я что делаю?..» — едва не вскрикнула Маша. И вцепилась зубами в подушку.
— Тихо, тихо, ну что ты так? Хорошо, я тебе твердо обещаю, что переговорю с кем нужно. Конечно, ты очень красивая женщина. И умная. Но нужно не только это и не столько это. Нужно быть фотогеничной, обаятельной, раскованной, органичной. Нужно уметь быть дурочкой. Это в кадре. А за кадром нужно быть хитрой, злой, жестокой, никому и ничему не верить. Отстаивать свои интересы…
— Я все это могу! Ты совсем не знаешь меня! — убежденно произнесла Маша.
— Да? Что ж, сказано так, что я уже почти верю.
Хорошо, когда Алик будет проводить следующий кастинг, я тебя вызову. О’кей?
— Йес! — Маша захлопала в ладоши.
— А теперь мне пора в гостиницу. Сколько там на часах? О, уже четыре. Нужно собираться. Давай-ка я тебя напоследок немножко изнасилую. Так, неофициально…
— Антон, ты обещал на платье… Оно испорчено.
— Конечно, моя радость. Возьмешь сколько нужно. Потом, потом…
— Нет, сейчас! — жестко произнесла девушка.
— Ого! Сколько металла в голосе. Ты ли это? — изумился Антон.
— Я. Просто я хорошая ученица. Схватываю на лету…
Антон расхохотался и потянулся за бумажником.
Через час они тихо прокрались к дверям, чтобы не разбудить спавшую в кресле Надю.
Маша повернула замок, выглянула на площадку и отпрянула, захлопнув дверь.
Глава 7
ВМЕСТЕ
Она должна была позвонить, но не звонила. Сергей маялся, бродил по комнате, бесцельно перебирая то тетради с конспектами, то глянцевые проспекты мотоциклов. Он включал магнитолу, ставил диски. Временами ему казалось, что в прихожей звонит телефон, он нажимал на кнопку, чтобы остановить музыку. И вслушивался в звенящую тишину. Снова ставил запись, и опять ему слышался телефонный звонок. И телефон действительно дребезжал. Но это не его. Мама подзывала то отца, то бабушку, то сама болтала с подругами. И он решил не ждать больше. Сел за стол, раскрыл конспект, включил музыку. Он любил учить математику под Стинга. И тут в комнату вошла мама.
— Тебя к телефону, Сергей.
По тону, каким были произнесены эти слова, и по особому выражению маминого лица, словно собранного в кулачок, он понял, что звонит Маша. И кинулся в прихожую.
— Здравствуй, Маша, — выдохнул он в трубку.
— Это мама подходила? — весело и ласково спросила Маша.
— Да…
— Какой у нее голос…
— Какой? — напрягся Сергей.
— Красивый. А как ты догадался, что это я звоню?
— По… лицу.
— Маминому?
— Да…
— А…
Голос Маши сразу погас, словно выключатель повернули. Сергея бросило в жар. Вот дурак!
— Пет, ты не думай…
— А я ничего и не думаю, — пренебрежительно кинула Маша.
— Ты что сегодня делаешь? — торопливо спросил Сережа, чтобы уже покончить с проклятым маминым голосом.
— Я… Стираю. Да, стираю. Скоро мой день рождения. Нужно приготовиться.
— Можно, я зайду?
— Нет. Я буду Занята, я же сказала.
— Ну, пожалуйста, я не буду мешать, — канючил Сергей.
— Нет, — холодно и решительно отвечала Маша. Но чем больше она отнекивалась, тем вернее было, что он придет.
Он начал собираться, едва повесил трубку. Для начала отправился в душ.
Маша жила на одной из тихих улочек недалеко от центра. Снимала угол у старых знакомых ее отца. Сереже становилось смешно и грустно, когда она говорила: «Да, снимаю угол».
Как будто этот угол был геометрической фигурой. И Маша его фотографировала. На самом деле ничего смешного не было в том, что двадцатитрехлетняя женщина живет в одной квартире с чужими людьми: отцом и дочерью. Отец был крепкий мужик лет шестидесяти. Еще работал. Дочь — Александра, старше Маши лет на десять, все время пыталась учить Машу жить. Так рассказывала ему Маша. Комната, в которой обитали Александра и Маша, была большой, метров тридцать. И Машин «угол» с большим стрельчатым окном был довольно обширной частью комнаты за шкафами. Там всегда было холодно, потому что батареи грели плохо. В Машином «углу» стояли тахта, покрытая уютным шерстяным пледом, небольшой письменный столик с зеркалом над ним и двумя стульями рядом и ножная швейная машинка «Зингер». Маша хорошо шила. Основными ее клиентами были хозяева.
Сергей позвонил. Долго никто не открывал. Он еще раз нажал кнопку. И снова тишина. Наконец за дверью послышались шаркающие шаги, и дверь распахнулась.
Маша стояла на пороге в халате, в больших, явно мужских кожаных шлепанцах на босу ногу. Руки ее были мокрыми. Волосы — влажными и закручивались веселыми барашками вокруг чистого лба.
Всякий раз, когда готовился увидеть ее, Сергей напоминал себе: да, она красива. Ну и что? Пора бы привыкнуть… И не мог привыкнуть. Каждый раз стоял, словно громом пораженный…
— Ну что ты? — рассмеялась Маша. — Что ты как столб соляной?
— Я… Можно к тебе? — теряя от волнения голос, спросил Сергей.
— Ой, ну что ты! Ну конечно нет! — рассмеялась Маша.
В этом она вся. Таким тоном говорят «да». Ну конечно да! А она — нет! Весело и непринужденно. И он тоже рассмеялся.
— Если полчаса подождешь, я выйду.
— Полчаса? Конечно!
Полчаса… Ха! Час, два — сколько потребуется. Он спустился вниз и стал ждать ее у лестничного окна.
И она действительно спустилась к нему ровно через полчаса. Они вышли во двор. Там, за трансформаторной будкой, была их скамеечка. Никому не видная, уютная скамеечка. Сережа достал из рюкзачка детское пикейное одеяльце, заботливо расстелил.
