Питер Аспе - Дети Хроноса
Бенедикт засмеялся, как американский кандидат на пост президента в напряженной предвыборной гонке.
– Смейтесь. Из-за вашего отца мне частенько влетало.
– Приятно, что вы это помните, комиссар. – Статус отца озарял его, как заходящее солнце гору Фудзи. В Верворте было также что-то восточное. Он удивительно походил на изображение Будды.
– На самом деле я пришел по поводу семьи Вермаст и их собственности на Бремвегеле.
Верворт разъединил руки и прижал их к лицу по обе стороны носа, словно глубоко задумался.
– Что-то не так?
То, как Верворт задал этот вопрос, выразило его беспокойство и любопытство одновременно.
– Вы же читаете газеты, я надеюсь?
– Вы же не имеете в виду…
– Как раз это я и имею в виду, господин Верворт.
– Я не имею к этому никакого отношения, – решительно заявил риелтор.
– К чему?
Резкий тон Ван-Ина вывел Верворта из оборонительной позиции.
– К убийству, разумеется.
– К убийству?
– Ну… Я имею в виду… Там же нашли труп.
– Скелет, – поправил Ван-Ин.
– Скелет. Конечно, комиссар. Так было написано в газете, верно?
Ван-Ин посмотрел Верворту прямо в глаза. Деревенский риелтор не дал себя ошарашить. Он закинул руки за голову и откинулся в своем помпезном кресле.
– Не было бы счастья, да несчастье помогло.
Теперь была очередь Ван-Ина смотреть удивленно. Верворт умело воспользовался этой возможностью, чтобы перехватить инициативу.
– Жизнь – это цепь непредвиденных событий, комиссар. Если бы вы обнаружили скелет перед продажей, я бы сейчас сидел с обесцененным товаром. Ведь никто не купит дом с могилой в саду.
Ван-Ин затянулся сухой сигарой, пытаясь сдержаться, чтобы не состроить брезгливую мину. Сигара пахла гнилым деревом и собачьим дерьмом.
– Господин Вермаст рассказал мне, что загородный дом принадлежал некоммерческой организации «Собственная помощь».
Ван-Ин положил сигару в пепельницу в надежде, что она выкурится самостоятельно.
– Это не совсем верно, комиссар. Загородный дом был собственностью наших благотворителей. Некоммерческая организация могла им свободно распоряжаться.
– Вы не могли бы рассказать мне об этом побольше?
– То есть упомянутую организацию вы не знаете?
Ван-Ин помотал головой:
– А должен?
Верворт взглянул на Ван-Ина с видом студента, который только что посетил свой первый урок психоанализа. Комиссар показался ему вполне безобидным.
– Некоммерческая организация была основана в 1986 году горсткой идеалистов с целью улучшить качество жизни менее обеспеченных сограждан.
Ван-Ин готов был голову дать на отсечение, что эту пустую фразу Верворт дословно процитировал из брошюры НКО.
– Если я правильно понимаю, организация занимается благотворительностью. Отсюда, вероятно, и ее название.
«Собственная помощь» звучала так же отвратительно, как выглядел дерьмовый «тормозной след» на трусах Девинтера[10].
Верворт не позволил умеренному сарказму Ван-Ина сбить себя с толку.
– С давних пор «Собственная помощь» собирает фонды для борьбы с бедностью в своей стране, – продолжал он невозмутимо. – Организация предлагает финансовую помощь людям, которые не могут выжить на те крохи, что им подсовывает общество всеобщего благосостояния.
Верворт начинал артикулировать все более выразительно. Его мясистый подбородок поднимался и опускался, как вибрирующий пудинг.
– Мы заботимся о стипендиях, предоставлении жилья, отпусках, дешевых займах, юридической помощи…
– Мы? – нагло прервал его Ван-Ин.
– Да, мы, – рьяно отреагировал Верворт. – Дело в том, что я казначей нашей организации. Вас это удивляет?
Что Ван-Ин должен был на это ответить? Что ему легче представить, как мать Тереза раздевается для «Плейбоя», чем как Верворт сует какому-нибудь бедняге двадцать франков?
– Вовсе нет, господин Верворт. Если я хорошо помню уроки религии, Иисус питал слабость к блудницам и фарисеям.
С одной стороны, Ван-Ин сам испугался своей импульсивной реакции. С другой – подобного рода высказывания иногда приносят удивительные результаты. Он моментально увидел, как глаза Верворта стали узкими, как щелочки.
– Христианская любовь к ближнему очень дорога нашей организации, комиссар. Возможно, это не кажется очевидным, в то время как процветают эгоизм и корыстолюбие. Но я приглашаю вас поближе познакомиться с нашей работой. Двери «Помощи» для вас всегда открыты.
Верворт сделал паузу с вдохновением африканского президента, который только что произнес речь на пленарном заседании Организации Объединенных Наций.
– «Помощь» – это наша самая престижная реализованная задумка, – продолжал он с новой энергией. – Загородный дом дает крышу над головой двадцати одиноким людям и десяти семьям. Весь проект на самофинансировании. Мы производим собственные продукты питания и за счет продажи овощей и фруктов удовлетворяем остальные потребности.
– То есть, чтобы финансировать этот проект, вы продали загородный дом, – констатировал Ван-Ин. Он погасил наполовину выкуренную сигару. Это была самая нелепая чушь, которую ему приходилось слышать. Казалось, что Бенедикт угадал его мысли.
– Если дорогие благотворительные организации хвастаются своими благотворительными достижениями, простой народ это принимает. Несколько раз в год они организуют безвкусный дорогой банкет, позволяют членам их организации платить за это бешеные деньги и потом отдают десять процентов прибыли на благое дело. Они таким способом привлекают внимание прессы. Наша НКО в гласности не нуждается. Все фонды используются напрямую, чтобы помочь неимущим обрести лучшее будущее.
– Это благородная цель, – вяло одобрил Ван-Ин.
Напыщенная речь западнофламандского самаритянина уже встала ему поперек горла.
– Когда закончится это расследование, я непременно посещу «Помощь». Но сейчас мне надо идти. Мне еще предстоит тяжелый день.
Верворт проводил Ван-Ина до входной двери. Они пожали друг другу руки.
– Кстати, господин Верворт. Загородный дом Вермастов оборудован решетчатыми воротами с пультом дистанционного управления. Это НКО тогда установила?
– Он уже там был, комиссар. Вероятно, предыдущий владелец знает об этом больше.
– Верно, – кивнул Ван-Ин. – А вы, случайно, не знаете имени того предыдущего владельца?
– Это важно?
– В расследовании убийства важно все, господин Верворт.
Возможно, в тот момент риелтор почувствовал себя припертым к стенке. В любом случае он этого не показал.
– Должен вам признаться, комиссар, что загородный дом был предоставлен нам в распоряжение благотворителем, который предпочитает оставаться анонимным.
В вежливой беседе подобный ответ чаще всего считается достаточным для того, чтобы спрашивающий не углублялся в тему. Ван-Ин меньше всего считал этот разговор вежливой беседой.
– Послушайте меня внимательно, господин Верворт. Вы как риелтор должны знать, что такого рода сделки всегда регистрируются. Я установлю личность вашего анонимного благотворителя, для меня это всего лишь вопрос времени. Выбор за вами.
Верворт проглотил свое раздражение и снова вернулся к приторной манере беседы. Он допустил ошибку, и ее необходимо было срочно исправить.
– Прошу прощения, комиссар. Я не осознал, что эта информация может быть важной для расследования. Я надеюсь, вы понимаете, что мы очень тактичны, если речь идет о наших спонсорах. Большинство из них предпочитают оставаться неизвестными. Поэтому…
– Имя, господин Верворт.
– Вы знаете Лодевейка Вандале?
Ван-Ин кивнул. Лодевейк Вандале был собственником крупнейших компаний-подрядчиков в Западной Фландрии.
– То есть Лодевейк Вандале.
– Да, комиссар. Но я умоляю вас использовать эту информацию только в том случае, если она необходима для расследования. Господин Вандале терпеть не может отрицательную гласность, а наша НКО ему очень многим обязана.
– Я постараюсь, – пообещал Ван-Ин. Он взглянул на свои часы. – Но сейчас я действительно должен идти. До свидания, господин Верворт.
Ван-Ин пошел на парковку. Не было ни единой машины, которая бы составила «фольксвагену-гольф» компанию. Только теперь Ван-Ин осознал, что за все прошедшее время Верворта не посетил ни один клиент.
* * *
Линда Артс лежала на узкой односпальной кровати и храпела. Рядом с ней стояла пустая бутылка «Эликсира д'Анвер». В пепельнице тлела сигарета «Мальборо». Длинный пятисантиметровый кусок пепла, как окаменевший, крепко держался за фильтр. В комнате воняло кислым потом, дешевым дезодорантом и нестираной одеждой. Царил такой беспорядок, которому позавидовал бы не один подросток. К счастью, шторы были задернуты. В сумерках горы грязного нижнего белья походили на пушистые клумбы, а тарелки с тухлой едой – на произведение искусства Йозефа Бойса[11].
![Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]](/uploads/posts/books/148319/148319.jpg)
