Михаил Ежов - Башня из красной глины
— Это совсем другое, — прервал полицейского Самсонов. — Как я уже сказал, мы занимаемся генетикой человека. А вернее, генной терапией. Вы что-нибудь слышали о ней?
— Нет. Так что излагайте попроще, профессор.
— Постараюсь. Видите ли, существуют заболевания, передающиеся по наследству. А иногда они являются результатом случайных или закономерных мутаций. Могу вам сказать, что по статистике почти у сорока из тысячи новорожденных обнаруживаются наследственные болезни. В России каждый год рождается сто восемьдесят тысяч младенцев с генными отклонениями. Причем число подобных заболеваний растет с каждым годом. Например, если в 1956 году науке было известно только семьсот форм, то к 1986-му их стало уже две тысячи. А в 1992-м зафиксировано уже больше пяти тысяч семисот. К счастью, хотя бы некоторые из них можно лечить.
— Это и есть генная терапия?
— Именно. Разрабатываются специальные препараты на основе нуклеиновых кислот, которые корректируют генные мутации. Новая генетическая информация вводится в клетки, что позволяет лечить наследственные болезни. Существуют два основных подхода: либо чужеродную ДНК вводят в зиготу или эмбрион на ранней стадии развития, либо генетический материал поступает лишь в соматические клетки. Но в таком случае он не передается половым клеткам, и следующие поколения не наследуют корректировку. Первый способ, конечно, предпочтительнее, но он осуществим, только если болезнь обнаружена на самых начальных стадиях развития.
— Думаю, я понял, — прервал Смирнов профессора, видя, что тот увлекся любимой темой, и опасаясь, как бы ответ на вопрос не обернулся лекцией. — Я правильно понял: вы делаете лекарства?
— В том числе. Это, так сказать, конечная цель наших исследований.
— Сотрудничаете с фармацевтическими компаниями?
— А как же? Кто же еще оплатит нашу работу?
— Ясно. Мне бы хотелось теперь побеседовать с остальными.
— С теми, кто входил в исследовательскую группу Марухина? — уточнил Самсонов.
— Именно. Сколько всего человек?
— Включая меня — семь.
Смирнов вытащил листок, на котором был распечатан отчет Дымина о беседах с коллегами погибшего.
— Давайте сверим список, — предложил следователь.
— Я, моя жена, Кушекова, Кожин, Викулова, Золина, Бирюков.
— И кто чем занимается? — Смирнов достал блокнот и быстро написал список, оставив место справа. — В самых общих чертах, естественно.
Самсонов вздохнул:
— Я и Люда отвечаем за весь процесс, так сказать. Кроме того, моя жена — вирусолог.
— Вирусолог? — удивился Смирнов.
— Разумеется. После открытия и изучения механизмов трансформации клеток опухолеобразующими вирусами подобные специалисты необходимы в каждой лаборатории, занимающейся генотерапией.
— Ясно. Давайте дальше.
Самсонов продолжил:
— Хорошо. Кушекова — это наша лаборантка. Она готовит посуду, реактивы, убирается и так далее.
Смирнов кивнул, строча в своем блокноте.
— Кожин, младший научный сотрудник, наш техник. Приборы, оборудование — все на нем. Я называю всех по фамилиям, потому что вам, наверное, так удобнее.
— Да-да, спасибо. Инициалы у меня есть.
— Хорошо. Значит, так, кто там дальше? Викулова, старший научный сотрудник, она по образованию фармацевт, так что на ней собственно лекарственные препараты. Золина делает анализы, а Бирюков — это наш химик. Едва ли не большая часть работы зависит от него. Доктор наук, между прочим, — гордо заключил Самсонов.
— Это все, кто работает в вашей лаборатории? — на всякий случай уточнил Смирнов.
— Да.
— Где я могу познакомиться с остальными? Они здесь?
— Да, конечно. Пройдите в соседнюю комнату. — Профессор указал на дверь в смежное помещение.
— Дайте на всякий случай номер своего мобильного телефона, — попросил полицейский. — Вдруг мне понадобится что-нибудь срочно уточнить.
— Пожалуйста.
— Запишите здесь, если не трудно. — Смирнов протянул раскрытый блокнот.
Самсонов старательно вывел одиннадцать цифр, начиная с восьмерки.
Полицейский никогда не заносил номера тех, кто проходил по делам, в память телефона, потому что тогда у него были бы сотни контактов, а большинство из них после окончания расследования были не нужны.
В соседнем отделении лаборатории Смирнов застал двух женщин. Одна была рыжей и полноватой, лет под пятьдесят, ярко накрашенной. Другая — коротко стриженная блондинка с минимумом косметики, зато с кучей браслетов на запястьях. Лет сорока, ухоженная и подтянутая. Обе были в зеленых халатах и перчатках. Они расставляли химическую посуду на белых подносах и при появлении следователя недовольно нахмурились.
— Что за уроды, а? — громко говорила рыжая. — Чертовы алкаши! Это же надо, спереть столько спирта!
— Ума не приложу, как они его вынесли, — отозвалась блондинка.
Смирнов кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание.
— В чем дело? — отрывисто спросила рыжая, окинув незваного посетителя с ног до головы и явно не удовлетворенная осмотром.
— Старший лейтенант Смирнов, — представился следователь, напустив на себя строгий вид. — Хотелось бы с вами побеседовать.
— Это надолго? — поинтересовалась рыжая, бросив выразительный взгляд на поднос с посудой.
— Пара минут.
— Ладно, давайте.
Блондинка во время диалога не произнесла ни слова, зато не сводила со следователя глаз.
— Как бы вы охарактеризовали покойного? — начал опрос Смирнов. — Знаю, вам уже этот вопрос задавали, но…
— Задавали, не задавали, — раздраженно перебила рыжая. — Давайте быстро с этим покончим, ладно? У нас куча дел.
— Я только за.
— Так вот, Марухин был голова и ради дела был готов пожертвовать чем угодно.
— А вы что скажете? — обратился Смирнов к блондинке, видя, что рыжая высказала все, что хотела.
Та едва заметно пожала плечами.
— Я лично к Александру Викторовичу относилась с уважением, — проговорила она, глядя в пол. — Хотя характер у него был тяжелый.
— Враги у него были?
— Не думаю. — Блондинка взглянула на рыжую, та фыркнула. — Скорее, оппоненты. В научном мире.
— Но их баталии развивались за кафедрой или в прессе, — добавила рыжая. — Из-за разногласий по вопросам генетики не убивают, я думаю.
Смирнов холодно улыбнулся:
— Убивают и не из-за такого, уж поверьте.
— Вам виднее, — легко согласилась рыжая.
— Простите, дамы, но кто из вас кто? — Смирнов улыбнулся, словно извиняясь за свою недогадливость.
— Викулова Виктория Романовна, — назвалась рыжая.
— Золина Зоя Владимировна, — представилась блондинка.
— Можете еще что-нибудь добавить насчет Александра Викторовича?
Женщины ответили отрицательно, и Смирнов, попросив их на всякий случай записать ему в свой блокнот номера мобильных телефонов, двинулся дальше.
В следующей комнате он обнаружил техника. Анатолий Семенович Кожин оказался рыжеватым блондином лет сорока, сутулым, с непропорционально большими руками. Глаза у него были водянистыми, веки воспаленными. На подбородке виднелась узкая полоска щетины, которую он пропустил, когда брился. Техник рассеянно сунул полицейскому ладонь для рукопожатия и предложил выйти поговорить на лестницу.
— Покурим, — сказал он, доставая пачку «Веста».
Дверь из комнаты вела прямо на лестничную клетку, где стояла почти полная окурков банка из-под кофе.
— Охарактеризуйте вкратце Александра Викторовича, — попросил Смирнов, наблюдая за тем, как техник щелкает газовой зажигалкой, пытаясь прикурить.
— Скотина! — кратко заявил Кожин, когда ему это наконец удалось. — Шел по трупам. Никакого представления о морали. Я так и сказал вашему предшественнику.
— Можете привести конкретные примеры? — поинтересовался следователь.
— Сколько угодно, — согласился Кожин и тут же выложил четыре истории о том, как Марухин подставлял, подсиживал и обходил конкурентов. Причем работавших в том же самом НИИ.
Смирнов все аккуратно записал, особенно фамилии.
— Больше ничего? — спросил он.
— Нет, но поспрашивайте тех, кто тут работает подольше. Уверен, они вам и не такое расскажут.
Смирнов уточнил возраст лиц, которые, по мнению Кожина, пострадали от козней Марухина. Оказалось, что самому молодому сейчас пятьдесят семь и живет он уже восьмой год в Канаде.
— Но в любом случае за такое не убивают, — пожал плечами Кожин. Он затушил сигарету о край банки и бросил в нее окурок. — Да еще и так… жутко.
Следующим Смирнов опрашивал Дмитрия Александровича Бирюкова, химика и доктора наук, как сообщил ему Самсонов. Химик был лысым шестидесятилетним крепышом в очках без оправы, его лицо покрывали крупные веснушки. Он разговаривал с полицейским, сидя на табурете и вертя в пальцах огрызок карандаша.
