Андрей Константинов - Решальщики. Развал/схождение
«Наверное, накануне перебрал со шведами, обмывая сделку. С него станется», — неприязненно подумал Федор Николаевич и, совершив над собой очередное усилие, сделал новый вызов:
— Алло! Оленька, это я. Тебе сегодня случайно Лощилин не звонил?.. Понятно… Да так, ерунда. Хотел кое-что уточнить… Когда вернешься?.. А побыстрее никак?.. Да я понимаю, котенок. Просто, похоже, у меня снова начинается… Таблеточку бы мне… Поторопись, солнышко, поторопись…
Глинский сбросил звонок и в бессилии откинулся на подушки, продолжая сжимать в ладони телефонную трубку.
* * *— …Вот на этой оптимистической ноте позвольте закончить доклад о магических обрядах и не менее магических разводках и перейти к прениям. Слово предоставляется инспектору Купцову.
Приватное совещание в кабинете Брюнета, в ставшем уже традиционным формате «1 + 2» началось с получасовым (здесь — по вине босса) опозданием. И это обстоятельство персонально для Купцова оказалось весьма кстати, поскольку возвратиться из больницы к озвученным «17:00» он не успел. Причины тому имелись самые уважительные — с Яны Викторовны действительно сняли гипс. И, отмечая столь важное событие, они, улучив межпроцедурный момент, умудрились экстремально заняться экстремальной любовью. Так что по приезду в контору Леонид внутренне сиял как начищенный до блеска пятак, хотя внешне продолжал поддерживать повседневное «лица необщее выраженье».
— Версию о сопричастности к нашим мистическим событиям шофера Нарышкиных можно задвинуть обратно, — перехватил эстафету доклада Купцов. — Я смотался в зубодробильную клинику и выяснил, что Миша действительно оба раза был у стоматолога. О чем имеются соответствующие записи в медицинской карте. У него пародонтоз.
— А как ты получил доступ к персональным медицинским сведениям? — ревниво поинтересовался Петрухин. Прекрасно понимающий, что таковой процесс сопряжен с немалыми трудностями.
— На личном обаянии, — честно признался напарник.
И… тут же пожалел о своей врожденной щепетильности. Так как в схожей ситуации Димка в легкую бы соврал о всученной медперсоналу взятке и слупил с Брюнета пару-другую иностранных сотенок «оперрасходов».
— Понял тебя, Леонид Николаевич. А что по второй версии? Что показали записи камер слежения на парковке?
— А записи не показали ровным счетом ничего, — кратко отчитался за свое направление Дмитрий.
— Это как?
— А вот так. Отчего-то не сохранились записи за те дни, когда магазин своим вниманием осчастливила гражданка Нарышкина.
— И что на это говорят сотрудники ихней СБ?
— А сотрудники ихней СБ разводят руками: мол-де, мистика какая-то. За все остальные дни архивы сохранились, а вот именно в эти…
— Не нравится мне такая мистика, — нахмурился Брюнет. — А может, там и в самом деле какая-то… хм… чертовщина с магией? Кстати, вы в курсе, что Елена Ивановна вчера выписалась из клиники?
— Нет.
— Что-то они слишком быстро ее того… подлечили, — подивился Купцов.
— Да там ведь какое лечение? Таблетками пичкают да беседами задушевными, — с видом знатока пояснил Петрухин. — Тревожность седуксенчиком или чем-то другим подобным сняли, и — хорош, до свидания. Будем рады видеть вас снова.
— В части снятия «магического шока» таблетки еще куда ни шло. Но ведь там до кучи и клептомания?
— А клептомания, друг мой, она — в принципе не лечится. Разве что вытесняется подобным.
— Это как?
— Мне Натаха из личной практики рассказывала, что обычно такого рода… хм… увлечения всего лишь замещаются. Не более того.
— ??!
— Допустим, вот бухал себе человек, а в какой-то момент подшился. Дабы восстановить внутренний душевный баланс, он находит для себя замену и заделывается, скажем, игроманом. Предположим, вскоре его опять излечили, на этот раз от игры. Он немного пострадал-пострадал, да и переквалифицировался в клептомана. Словом, замкнутый круг пороков и страстей.
— Надо же? А я и не знал про такое, — явно заинтересовался Петрухинской лекцией Виктор Альбертович. — А «Натаха» — это кто?
— Да так, одна знакомая.
— Телефончиком поделишься?
— А тебе зачем?
— Хочу проконсультироваться. По одному вопросу.
— За личные «пороки» и «страсти»?
— А вот это — не твое дело, — посуровел Брюнет. — Короче, подгонишь?
— Подгоню. Только учти — ее услуги недешевы!
— Я постараюсь. Сдюжить, — огрызнулся Виктор Альбертович. — Да, и еще одно. Не знаю, насколько эта информация может оказаться полезной, тем не менее возьмите на заметку: после выписки госпожа Нарышкина обратилась за помощью к белому магу.
— Это который Серафим? — осведомился Купцов.
— Них…! А откуда вы?! Я ведь сам только сегодня узнал.
Инспектор Петрухин наградил босса снисходительно-самодовольным:
— Ты мы ж работаем, господин начальник. Это только ваши подчиненные считают, что мы плодовые деревья, знамо чем, околачиваем. Между прочим, мы даже знаем, кто именно надоумил мадам Нарышкину обратиться к этому кудеснику.
— И кто же?
— Некто Ольга Глинская.
— КТО-КТО? — странно неадекватно среагировал на озвученное имя Брюнет.
— Ольга Глинская. Ты чего, знаешь ее, что ли?
— Немного, — нехотя подтвердил Виктор Альбертович и поспешил сменить тему: — Так и что за фрукт этот Серафим?
— Позиционирует себя специалистом широчайшего профиля. Якобы волокёт и в тантре, и в фэншуе, и в приворотах, и в наворотах, — объяснил Леонид. — В общем, толчет черта в ступе.
— И небезуспешно. Толчет, — подтвердил Петрухин. — Вся клиентура — сплошь випы. Запись — на месяцы вперед. При этом никакой рекламы, принимает исключительно по рекомендациям. Ценник, соответственно, запредельный.
— За ценник я в курсе. Когда старик Нарышкин мне цыфири озвучил, я инда не прослезился. Подумал: «Во люди работают! А я тут, блин, с какими-то трубами. В каждый бакс зубами вгрызаюсь». Ладно, бог с ним, с Серафимом, хрен ему между… Что намереваетесь предпринять дальше?
— Мы тут с Дмитрием Борисычем, пока тебя, Виктор, дожидались, малость покумекали и решили, что лучше оперативного эксперимента в подобной ситуации ничего не придумать.
— Какого еще эксперимента?
Тут в брюнетовскую дверь постучали, и в кабинет заглянула секретарша Алла.
— Виктор Альбертович, извините. В приемной Лобков. Очень просит принять.
— Я ведь предупредил, что мы заняты.
— Я ему так и сказала. А он говорит: «Срочное и важное».
«Хозяин Всея Магистрали», хотя и скорчил в ответ недовольную гримасу, но тем не менее поднялся из-за стола и со словами «обождите, мужики» вышел в приемную.
А там, в приемной, томился нервный менеджер отдела сбыта.
Нервно сминающий в ухоженной ладошке прозрачный файловый кармашек с нервно же отпечатанным десять минут назад документом.
— Что у тебя, Владислав Антонович? Только покороче.
— Вот. Докладная.
Лобков достал из полиэтилена бумагу, протянул боссу и застыл в выжидательной стойке/позиции.
— Ты же видишь, что я без очков! Что это?
— По вине сотрудника службы экономической безопасности Петрухина сорван контракт с нашими поставщиками из Ростова, — чеканно выдал отскакивающую от зубов фразу менеджер.
— Сумма контракта?
— В районе полутора миллионов. Рублей.
— Я понимаю, что не баксов… Хм, прелестно… Да, а какова могла стать персонально твоя откатная доля?
— Виктор Альбертович! Да как вы могли такое подумать! Да я! Да я никогда не был замечен!
Праведному возмущению Лобкова, казалось, не было предела.
— Ты, наверное, хотел сказать «был», но «не замечен»?.. Хорошо, я на досуге изучу. Сей тугамент. Слушай, а у тебя какая официальная зарплата в конторе?
— А причем здесь?.. — растерялся менеджер. — Ну, где-то примерно пятьдесят пять. Грязными.
— Знаешь, сколько берет за один сеанс белый маг Серафим?
— Какой Серафим? Извините, я не…
— Ладно, это я так. О своем, — отмахнулся Брюнет. — Всё, Владислав Антонович, свободен.
Виктор Альбертович возвратился в кабинет и максимально осторожно опустился в начальственное кресло. Прислушался к ощущениям, тяжело и шумно вздохнул.
— Что, опять спина? — посочувствовал Купцов.
— Она. Хрен ей между…
— А чего от тебя хотел Владислав Антонович? — как бы между прочим поинтересовался Дмитрий.
— Да так, ерунда.
— И все-таки?
— Донос на тебя, Борисыч, подтащил.
— Даже так? Шустрый мальчонка, далеко пойдет.
— «С почином вас, Глеб Егорыч», — выдал глумливое Леонид.
— Если ты думаешь, Леонид Николаич, что это первый — то глубоко заблуждаешься. На тебя, к слову сказать, пишут не меньше.
— Оба на! А на меня-то за что?
