Збигнев Сафьян - Зарубежный детектив
Сжав в зубах сигарету и заложив руки за спину, он устремился в казино «Сан-Фернандо», чтобы выпить послеобеденную чашечку кофе.
В это раннее время у стойки стояли лишь несколько любителей аперитива.
Плиний сел за столик в глубине бара и после сытного обеда погрузился в дрему. Ему приснилось, будто он превратился в сноп пшеницы и летает над площадью.
Его разбудил Маноло Перона, который принес чашечку кофе.
— Добрый день, Мануэль. Вздремнули?
— Да, немножко, Маноло... И знаешь, мне приснилось, будто я сноп пшеницы и летаю над площадью.
— Неужели?
— Представь себе, летал во сне...
— Что бы это могло значить, Мануэль?
— Не знаю... возможно, что жители нашего города даром кормят меня за мое безделье.
— Ну, уж вы скажете. А дон Лотарио тоже летал с вами?
— Нет... ведь он живет на свои доходы.
— Что слышно новенького об исчезновении дона Антонио?
— Откуда мне знать? Сегодня утром приехал инспектор из Алькасара. Посмотрим, может, ему удастся что-нибудь выяснить.
— Вряд ли... Зато вы наверняка уже знаете о пропаганде мятежников на кладбище.
— Да, утром мне рассказал об этом алькальд.
— И что же он говорит?
— Убежден, что ерунда какая-нибудь... Но кое-кто серьезно обеспокоен, потому что там ругают Франко, если верить словам алькальда. А ты что слышал?
— Что скорее всего это радио.
— Но ведь радио не может все время поносить Франко и существующий в стране режим.
— А может быть, в этот час какая-нибудь зарубежная страна ведет антифранкистскую пропаганду на испанском языке.
— И где же находится этот приемничек?
— Чего только не говорят на этот счет.
— Например?
— ...Сейчас я вернусь, Мануэль, — сказал Перона, поднимаясь из-за стола, так как его подзывали только что вошедшие посетители.
Плиний снова задремал, но ему уже больше не снилось, что он сноп пшеницы и летает по воздуху. Во второй раз его разбудил Фараон.
— Ты никак спишь, дружище?
— Чего тебе, Фараон?
— Ничего. Просто вижу, ты тут сидишь один, в сторонке, да еще в столь неурочный час...
— Я удрал из дома. У нас там такая кутерьма перед свадьбой... Послушай, ты, наверное, тоже слышал об антифранкистской пропаганде на кладбище?
— Да, мне рассказали сегодня утром.
— И что ты думаешь по этому поводу?
— Чушь, только и всего. Какой-нибудь смутьян повесил транзистор на кипарисе, чтобы, с одной стороны, левые, а с другой — правые узнали о том, что Франко на ладан дышит.
— Вечно ты со своими глупостями.
— Глупости, глупости... да эти глупости совершаются изо дня в день, но стоит мне заговорить об этом, как сразу же начинают утверждать, будто я говорю глупости, — ответил Фараон, поудобнее усаживаясь на стуле, и, закурив сигарету, стал созерцать высокий купол своего живота сотрясавшийся от смеха.
Инспектор Мансилья вошел в кабинет Плиния, когда день уже был в самом разгаре.
— Как дела, инспектор?
— С утра торчу в вашем городе, и никакого толку. Пожалуй, это самое таинственное дело, какое мне когда-либо встречалось... Все так шито-крыто, что я нисколько не удивился бы, если бы узнал, что с доном Антонио произошел несчастный случай.
— Но где и каким образом? Машина дона Антонио стоит у его дома. К тому же, если бы на улицах нашего города, где все видно как на ладони, произошел несчастный случай, вряд ли это могло бы укрыться от людей.
— Да, да, конечно. Разве только доктора похитил кто-то из Аграмасильи-де-Альба?
— Вполне возможно, — засмеялся Плиний, — ведь там, насколько мне известно, не хватает врачей... Вы уже получили разрешение оповестить жителей нашего города?
— Я советовался со своим начальством, и в принципе возражений нет, но у меня попросили несколько часов на размышление. Там любят хорошенько все обмозговать.
— Будем надеяться, что сегодня мы получим ответ.
— Мануэль, у вас не найдется плана Томельосо?
— Зачем он вам?
— Я буду помечать на нем те места, где, по словам свидетелей, видели в тот день доктора.
— Конечно, у меня есть план города. Но, по-моему, будет лучше, если вы запишете названия улиц, которые вам назовут, а потом мы вместе обозначим их на карте.
Неожиданно на железный карниз уселся воробей и хитро посмотрел в окно кабинета.
— Гляньте, Мансилья, как красиво переливаются перышки птицы в солнечных лучах.
— Лучше бы она принесла нам какие-нибудь новости насчет дона Антонио.
— О, друг мой Мансилья, в тот день, когда птицы заговорят...
Воробей отвернулся от окна, огляделся по сторонам, словно решая, куда ему направиться, и полетел, почти касаясь земли, в сторону улицы Ферии.
Незадолго до восьми вечера позвонили из Управления безопасности Алькасара и дали разрешение на оповещение горожан. Вскоре сквозь жалюзи открытого окна дон Лотарио и Плиний услышали слова сообщения:
«Всем, кто видел доктора Антонио Барандиарана от шести вечера минувшей среды, пятнадцатого октября, где бы он ни находился, в черте города или в его окрестностях...»
И так далее и тому подобное.
Они прождали до десяти вечера, но, поскольку никто не явился, инспектор Мансилья отправился в Алькасар, а Плиний и дон Лотарио — в казино «Сан-Фернандо», чтобы перекусить и к полночи успеть на кладбище послушать мятежные речи конспираторов, поносящих режим Франко.
Когда Плиний и дон Лотарио появились в казино, молодые сеньорито, потягивающие аперитивы, и мужчины в беретах обернулись в сторону начальника муниципальной гвардии и его спутника. Сообщение, сделанное через мегафон жандармской машины, вновь пробудило интерес к нынешнему положению Плиния и исчезновению дона Антонио.
Едва они успели заказать себе пива, как к ним подошел толстяк в берете, низко надвинутом на лоб, по прозвищу Птицелов.
— Разрешите подсесть к вам, сеньор начальник? — сказал он, испытывая гордость оттого, что стал предметом всеобщего внимания.
— Милости прошу. Что скажешь хорошенького?
— Вряд ли это можно назвать хорошеньким... Но и плохим не назовешь. Дело в том... дело в том, Мануэль и дон Лотарио, что я видел доктора в тот день, когда он исчез.
— Правда?
— Сущая правда.
— В таком случае, Птицелов, завтра же утром ты должен пойти к инспектору Мансилье и все рассказать.
— Нет, Мануэль, я ничего не стану рассказывать ни сеньору Мансилье, ни самому королю Бурбону. Для меня в нашем городе, как, впрочем, и во всей Испании, нет другого детектива, кроме вас... И то немногое, что я знаю, я расскажу вам или никому. Ясно?
— Что ж, спасибо тебе. Говори, раз так, я потом передам все Мансилье. Ты ведь знаешь, какие у меня сейчас отношения с губернатором провинции.
— Можете передавать кому угодно. А что касается вашего нынешнего положения, то мы еще поговорим об этом с кем следует и поставим точки над «и», будьте покойны.
— Ну, ладно, рассказывай. Все остальное образуется.
— Так вот, Мануэль, вечером пятнадцатого числа дон Антонио, как обычно, играл в домино в соседнем казино... И до одиннадцати часов я видел его затылок, так как сидел под зеркалом позади него, хотя и на расстоянии четырех-пяти метров.
— Мы уже догадались.
— Терпение, Мануэль, я еще не все сказал... Около часа ночи он, как всегда, закончил партию в домино и присоединился к компании своего друга нотариуса. Вскоре они по своему обыкновению вышли вдвоем прогуляться по площади... А час спустя я встретил его, уже без нотариуса, на улице Нуэва.
— А прежде ты встречал его когда-нибудь там?
— Нет, в ту ночь я случайно оказался на этой улице. Моему другу не терпелось показать мне мотоцикл, который он купил сыну, и мы вместе отправились к нему домой... А на обратном пути я увидел доктора.
— Он поздоровался с тобой?
— Нет, он шел по другой стороне улицы.
— Это было в два часа ночи?
— Нет, два пробило чуть позже, когда я открывал двери своего дома.
— Может быть, он шел по срочному вызову?
— Сначала я тоже так подумал, но при нем не было саквояжа, в котором он носит медицинские инструменты, и он шел не торопясь, словно прогуливался.
Птицелов сел на краешек стула, уперся обеими руками в колени и, вытянув голову и подавшись всем туловищем вперед, пристально посмотрел на Плиния.
— Что скажете, начальник?
— Что я могу сказать? Посмотрим, найдутся ли еще свидетели, которые видели его в ту ночь, послушаем их... Тогда, может, что-нибудь и прояснится.
Съев по бутерброду и выпив сначала пива, а потом кофе, Плиний и дон Лотарио поехали на кладбище в легковом автомобиле ветеринара «Сеат-850».
— Ну и работенка нам с вами досталась, дон Лотарио. Такой второй не сыщешь во всем свете.
— Что поделаешь... Не отказываться же.
— Тем более что алькальд дал ее как бы в компенсацию за причиненный мне ущерб.
Несмотря на хорошую погоду, улицы были безлюдны и Пасео дель Сементерио казалась пустынной и мрачной.
— Мы можем прихватить с собой Браулио, Мануэль, — предложил дон Лотарио, проезжая мимо погребка философа.
