Збигнев Сафьян - Зарубежный детектив
— Что скажешь насчет всего этого?
— Не знаю даже, с какой стороны подступиться.
— Не виляй, Мануэль. У тебя наверняка уже есть какие-нибудь соображения.
— Уверяю вас, дон Лотарио, ничего подобного... Я не вижу ни малейшей зацепки. Хорошо бы поговорить с нотариусом, возможно, беседа с ним что-нибудь прояснит.
— Я это устрою.
— И будет лучше, если он примет нас у себя дома.
— Хорошо. Я позвоню тебе завтра по телефону.
— Да, пожалуйста, дон Лотарио, потому что утром я вряд ли приду пить кофе в кондитерскую Росио. Ба, сколько уже времени!
— Спокойной ночи, Мануэль. До завтра.
Несмотря на свою привычку рано вставать, Плиний проспал в то утро до десяти часов. Жена и дочь, занятые приготовлениями к свадьбе, тоже забыли разбудить его.
Когда Мануэль вышел из ванной комнаты, аккуратно причесанный, уже в мундире, правда не выглаженном после вчерашней ночи, никто не подал ему кофе.
— Ты еще здесь? — искренне удивилась жена.
— Бедненький папочка! Мы тебя совсем забросили! — воскликнула дочь, неся в руках ворох одежды.
— Подожди минутку, Мануэль, я мигом сварю кофе, — сказала Грегория.
— И дай мне несколько пончиков, сегодня я не успею зайти в кондитерскую Росио.
Сквозь распахнутые настежь двери комнат виднелись чемоданы, пакеты, горы одежды и белья.
Особенно суетилась и хлопотала жена.
«Матери выходят замуж столько раз, сколько выдают замуж своих дочерей, — подумал Мануэль. — И готовятся к свадьбе, к переезду на новую квартиру, к первой брачной ночи так, будто это выдают замуж их самих. Отцы болезненно переживают замужество своих дочерей, а матери заново переживают то, что испытали в молодости».
Едва Грегория поставила кофе на плиту, кто-то позвонил с улицы. Забыв обо всем на свете, она опрометью выскочила из кухни открывать входные двери. Явились соседки со свадебными подарками, изнывая от нетерпения посмотреть на беспорядок, царивший в доме, и на взволнованную перед свадьбой невесту. Они вошли в дом, выставляя напоказ свои подарки, и, бросив косой взгляд на Мануэля, поздоровались. Тотчас же примчалась Альфонса. Принесенные подарки разложили на столе, и о Мануэле снова забыли.
Кофе яростно урчал на газовой плите. Мануэль выключил газ, налил кофе в чашку и, не найдя сахарницы, достал кусочек сахара из кармана. Размешал его чайной ложкой и, с наслаждением причмокивая, начал пить.
Затем, стоя у кухонного окна, закурил первую утреннюю сигарету и с удовольствием затянулся дымом после долгих ночных часов, проведенных без курения.
Проходя мимо спальни дочери, он увидел там стопки новых простынь и невольно подумал: «Возможно, на них зародится мой первый внук...»
— До свидания, голубушки!
— Ой, папочка, мы так и не дали тебе кофе! Совсем из головы вон!
— Это я виновата. Забыла, что поставила кофе на плиту, когда пошла открывать двери.
— Не беспокойтесь, я уже попил. Занимайтесь своими делами.
— Прости, отец. — И Альфонса, занятая мыслями о предстоящей свадьбе, чмокнула несколько раз его в щеку.
Мануэль шел своей обычной дорогой. Сменяя друг друга, перед его мысленным взором проносились картины, которые он видел только что дома, и те, которые видел прошлым вечером и ночью в доме Браулио и дона Антонио.
Давно уже Мануэль не засыпал и не просыпался так поздно. В этот час знакомая улица выглядела иначе в ярком солнечном освещении, а на пути ему встречались совсем другие люди.
Капрал Малеса встретил Плиния в дверях кабинета муниципальной гвардии Томельосо с ехидной усмешкой.
— Я в вашем распоряжении, начальник. Видно, сладко вам спалось сегодня.
Кабинет был пуст, а стол чист от бумаг.
— Какие новости? — спросил Плиний, прикидываясь равнодушным.
— Никаких, начальник. Вот только привратник Блас и приходящая домработница дона Антонио отправились сегодня с утра пораньше в жандармерию. Должно быть, сообщить о происшествии... Впрочем, есть одна новость, довольно приятная для вас и для всей муниципальной гвардии Томельосо.
Вскинув голову, комиссар вопросительно посмотрел на капрала.
— Судя по словам полицейских агентов, сеньор начальник, несколько врачей в компании своих приятелей в баре «Альгамбра» выражали недовольство тем, что вам запретили заниматься расследованием уголовных дел и, в частности, делом дона Антонио. Вроде бы даже они собираются пойти к алькальду и потребовать от него объяснений.
— А что еще говорят?
— Что никто лучше вас не проведет этого расследования. Потому что заниматься расследованием любого дела в Томельосо для вас, а стало быть, и для нас не означает отбывать трудовую повинность, как для жандармерии и тайной сыскной полиции, а значит выполнять почетную миссию во имя блага нашего городка и притом совершенно бескорыстно... Если врачи действительно, как говорят, отправятся к алькальду, я ему не завидую. Хорошенькое утро у него будет!
— А при чем тут алькальд?
— При том, что только он один может заступиться за вас перед губернатором.
— При порядках, существующих в нашей стране, если алькальд вздумает перечить губернатору, ему живо дадут от ворот поворот, едва он начнет кукарекать. Все образуется само собой, вот увидишь.
Двери кабинета с шумом распахнулись, и на пороге появился ликующий дон Лотарио.
— Мануэль, весь город бурлит! Жители ратуют за нас! Врачи хотят идти к алькальду и требовать, чтобы он поручил тебе заняться поисками дона Антонио... А если он не разрешит — отправиться в Сьюдад-Реаль к самому губернатору.
— Территориально расследования такого рода не входят в мою юрисдикцию. Они все равно ничего не добьются.
— Не всегда, Мануэль, надо следовать букве закона. Представь себе на минутку, что сейчас на площади грузовик сбивает прохожего и я, заметь, ветеринар, а не врач, спасаю ему жизнь, хотя юридически не имею на то профессионального права. Будут мне благодарны или нет?
— Конечно, будут.
— То же самое происходит и в данном случае. Раз в Томельосо нет бригады уголовного розыска, а в юрисдикцию жандармерии территориально входит только сельская местность, ты можешь взять на себя миссию врача, будучи ветеринаром.
— Но пока что, по-моему, никому не угрожает смертельная опасность.
— Опять финтишь, Мануэль. Ты сам отлично понимаешь, что я прав. Полицейских в Алькасаре раз-два и обчелся, а район слишком велик. К тому же они совершенно не знают нашего городка, а тем более его обитателей... А ты, между прочим, почетный комиссар.
— От этого почета мне ни жарко, ни холодно.
— Вон идет алькальд, — сообщил Малеса, глянув в окно.
Чем-то озабоченный алькальд едва ответил на приветствия караульных.
— Наверное, он уже знает о намерениях врачей. Что ты собираешься предпринять, Мануэль? — спросил дон Лотарио.
— Ничего. Палец о палец не ударю.
— Пойду разнюхаю, куда ветер дует, — сказал Малеса, выходя из кабинета.
Плиний и дон Лотарио молча сидели друг против друга. Наконец комиссар, закурив очередную сигарету, нарушил молчание:
— Откровенно говоря, мне не слишком понятно, чем, собственно, вызвано столь скоропалительное желание врачей выступить в мою защиту. Ведь еще не прошло и двадцати четырех часов с тех пор, как стало известно об исчезновении доктора.
— Недовольство зрело уже давно, Мануэль. Сейчас оно лишь прорвалось наружу. Жители городка возмущены ограничением твоих прав после всей этой истории с губернаторшей.
— Интересно, кто ее настроил против меня?
— Я сам часто спрашиваю себя об этом. Поди знай! Скорее всего жена генерального директора Управления безопасности, а может быть, жена министра или же кто-то из завистников, кому не дает покоя твоя полицейская слава.
— Не преувеличивайте моих заслуг, дон Лотарио.
— Я не преувеличиваю. А губернатору нашей провинции нет никакого дела до того, что здесь происходит. Он всего лишь раз был в нашем городке и никого тут не знает, кроме алькальда да нескольких подхалимов. Все идет сверху.
— А может, и от него самого, ведь он делает вид, что большой знаток законов.
— Вот-вот... Именно поэтому ты... вернее, мы с тобой, прославившиеся на всю Ламанчу, для него как бельмо на глазу.
Глядя в окно из-за жалюзи, Плиний видел площадь, пешеходов, легковые автомобили, грузовики, мотокары, громыхающие по мостовой. Возле бара «Альгамбра» стояло четверо врачей, а не все, как только что утверждалось, в компании нескольких своих приятелей. Доктор Федерико, сын дона Луиса и доньи Луисы, был единственным, кто о чем-то говорил, энергично размахивая руками и время от времени показывая в сторону здания аюнтамиенто. Остальные, среди них инженер Перес и каталонец Антонио Фабрегас, рассеянно слушали его.
— Да, совсем забыл сказать тебе, Мануэль. Нотариус сейчас в Сокуэльямосе и вернется в Томельосо не раньше завтрашнего дня.
— Вот и хорошо. Мне сегодня лучше не показываться на улице.
