Герберт Аллен - Только не дворецкий. Золотой век британского детектива
— Мою кузину, сэр, однажды ударило молнией. А я руку как только увидел…
— Да-да, — сказал доктор Медоуз, — вы уже говорили. Я и сам заметил ожоги.
— Как на электрическом стуле, — повторил Чейз. — Наверное, будет дознание.
Доктор Медоуз прикрикнул на него, вызвал Эмили и отправился к семье Септимуса — Гаю, Артуру, Филлипе и их матери. Они сгрудились вокруг остывшего камина в гостиной. Присев на корточки, Филлипа пыталась разжечь огонь.
— Ну так что случилось? — спросил Артур, едва доктор вошел в комнату.
— Похоже, его ударило током. Гай, можно тебя на пару слов? Филлипа, будь умницей и поухаживай за матерью. Кофе с капелькой бренди. Куда подевались все эти чертовы горничные? Идем, Гай.
Оставшись с Гаем наедине, доктор сказал, что придется послать за полицией.
— За полицией?! — Смуглое лицо Гая побледнело. — Зачем? Что им тут делать?
— Вероятно, ничего, но уведомить их придется. В сложившихся обстоятельствах я не могу выписать свидетельство о смерти. Если его ударило током, то как это случилось?
— Полиция! — сказал Гай. — Да ведь это просто отвратительно. Доктор Медоуз, ради всего святого, не могли бы вы…
— Нет, — ответил доктор Медоуз, — я не могу. Прости, Гай, но другого выхода нет.
— Но, может быть, подождем немного? Взгляните на него еще раз. Вы ведь его толком и не осматривали.
— Я не хотел двигать тело. Соберись, мой мальчик. Слушай, у меня в уголовном отделе Скотленд-Ярда есть приятель, его зовут Аллейн. Самый настоящий джентльмен. Он, конечно, будет в ярости, но если он сейчас в Лондоне, то непременно приедет и постарается, чтобы для вас все прошло гладко. Возвращайся к матери. Я позвоню Аллейну.
Вот почему старшему детективу-инспектору Родерику Аллейну пришлось провести Рождество в трудах. Вообще-то он и так был на дежурстве и сказал Медоузу, что он в любом случае навестил бы его несчастных Тонксов. Прибыв, он держался со свойственной ему холодноватой любезностью. Вместе с ним приехали полицейский врач и инспектор Фокс — высокий, крепко сбитый офицер. Доктор Медоуз проводил их в кабинет. Аллейн в свою очередь увидел неприглядный труп, когда-то бывший Септимусом Тонксом.
— В таком положении его и нашли?
— Нет. Насколько я понял, он сидел, наклонившись вперед, и касался пальцами панели настройки. Должно быть, он не упал, потому что тело удержали подлокотники и корпус приемника.
— А кто его передвинул?
— Дворецкий, Чейз. Говорит, что просто хотел приподнять его руку. Трупное окоченение наступило уже в полной мере.
Аллейн ухватился за твердую шею покойника и подтолкнул его вперед. Тело приняло изначальное положение.
— Приступайте, Кертис, — обратился Аллейн к врачу и, обернувшись к Фоксу, попросил: — Не сходите ли за фотографом, Фокс?
Фотограф сделал четыре снимка и ушел. Аллейн обвел мелом положение рук и ног, нарисовал подробный план комнаты и снова обратился к докторам:
— Ну что думаете — удар током?
— Похоже на то, — ответил Кертис. — Конечно, вскрытие покажет.
— Конечно. Но все же взгляните на руки. Тут ожоги. Большой, указательный и средний пальцы согнуты, и расстояние между руками такое же, как между ручками настройки. Он явно крутил свою шарманку.
— Черт подери! — впервые за все время высказался инспектор Фокс.
— Хотите сказать, что смертельный разряд он получил через радиоприемник? — спросил доктор Медоуз.
— Не знаю. Я лишь могу отметить, что в момент смерти он держался за ручки настройки.
— Когда горничная нашла Септимуса, радио все еще работало. Чейз выключил приемник, и его разрядом не ударило.
— Ваша очередь, напарник, — сказал Аллейн Фоксу. Тот склонился над выключателем.
— Осторожнее, — предупредил его Аллейн.
— У меня подошвы резиновые, — ответил Фокс и включил радио. Приемник загудел, затем раздались звуки, и он поймал какую-то станцию.
— Рождество-о-о! Рождество-о-о! — ревело радио. Фокс выключил его и выдернул вилку из розетки.
— Хотел бы я заглянуть внутрь этой коробочки, — сказал он.
— Заглянете, старина, непременно заглянете, — ответил Аллейн. — Но перед тем, думаю, нам лучше убрать тело. Медоуз, вы за этим проследите? Фокс, сходите за Бейли, хорошо? Он ждет в машине.
Кертис, Хислоп и Медоуз перенесли Септимуса Тонкса в одну из свободных комнат на первом этаже. Поскольку тело было скрючено, занятие это было нелегким и неприятным. Когда Медоуз, утирая пот со лба, вернулся в кабинет, то обнаружил, что над корпусом радиоприемника трудится сержант Бейли, специалист по отпечаткам пальцев.
— А это зачем? — спросил доктор Медоуз. — Хотите узнать, не покопался ли он внутри?
— Он, — ответил Аллейн, — или кто-то другой.
— Гм. — Доктор Медоуз взглянул на инспектора. — Похоже, мы с вами об одном думаем. Подозреваете, что…
— Подозреваю? Подозрительность мне несвойственна. Просто хочу все сделать как надо. Итак, Бейли, что там у вас?
— Есть четкий отпечаток на подлокотнике. Скорее всего, самого покойника, да, сэр?
— Несомненно. Потом проверим. А что там с радиоприемником?
Надев перчатки, Фокс снял ручку регулятора громкости.
— Вроде все в порядке, — ответил Бейли. — Приборчик отличный, сэр.
Он посветил фонариком на заднюю стенку, открутил пару винтиков и снял корпус.
— А эта дырочка зачем? — спросил Аллейн.
— Какая дырочка, сэр? — отозвался Фокс.
— Которая просверлена в корпусе, сразу над ручкой. Примерно в одну восьмую дюйма диаметром. Ее закрывала ручка, так что можно было и не заметить. Посветите сюда, Бейли. Вот сюда. Теперь видите?
Фокс наклонился вперед и что-то глухо проворчал. Через переднюю панель корпуса пробивался тонкий лучик света.
— Очень странно, сэр, — отозвался Бейли с другой стороны. — Не понимаю вовсе, зачем она тут нужна.
Аллейн снял ручку настройки радиостанций.
— А тут еще одна, — пробормотал он. — Ага. Маленькие, аккуратные дырочки. Просверлены совсем недавно. Необычно, правда?
— Не то слово, сэр, — ответил Фокс.
— Можете идти, Медоуз, — сказал Аллейн.
— Какого черта? — возмутился Медоуз. — К чему вы клоните? Почему мне нельзя тут остаться?
— Цщ ваш похоронный вид, доктор? Вам же нужно утешать скорбящих родственников.
— Их я уже утешил. Что вы задумали?
— Ну и кто из нас страдает подозрительностью? — мягко спросил его Аллейн. — Ладно, можете ненадолго остаться. Расскажите мне о Тонксах. Кто они? Что за люди? Каким человеком был Септимус?
— Чертовски неприятным, если хотите знать.
— Расскажите о нем.
Доктор Медоуз уселся и закурил.
— Он сам сколотил свое состояние, — сказал он. — Стальная хватка. Не то чтобы вульгарен, но грубоват.
— Вроде доктора Джонсона[104]?
— Ни в коей мере. Не перебивайте меня. Я знал его двадцать пять лет. Его жена жила с нами в Дорсете по соседству. Изабель Форстон. Я помогал его детям прийти в эту юдоль скорбей, и, клянусь богом, скорбей у них было предостаточно. Необычное это семейство. Последние десять лет Изабель находится в таком состоянии, что все эти трюкачи-психоаналитики запрыгали бы от восторга. Я же человек старомодный и скажу лишь, что у нее тяжелая форма истерического невроза. Ее до смерти запутал собственный муж.
— Не возьму я в толк, зачем тут эти дырки? — пробормотал Фокс, обращаясь к Бейли.
— Продолжайте, Медоуз, — попросил врача Аллейн.
— Года полтора назад я все высказал Септимусу — про ее здоровье. Сказал, что состояние ее рассудка вызывает опасения. Он глянул на меня, осклабился и сказал: «Надо же, у нее есть рассудок!» Но послушайте, Аллейн, я же не могу вот так разговаривать о своих пациентах. Не знаю, что на меня нашло.
— Вы ведь прекрасно понимаете, что я никому ничего не скажу, если только…
— Если только — что?
— Если только не появится необходимости. Продолжайте же, прошу.
Но доктор Медоуз поспешно укрылся за профессиональной этикой. Он мог лишь сообщить, что у мистера Тонкса было слабое сердце и высокое давление, что Гай работал в конторе отца, что Артур желал изучать искусство, но ему велели заняться юриспруденцией, и что Филлипа мечтала о сцене, но ей велели об этом даже не думать.
— Значит, детьми он помыкал, — заметил Аллейн.
— Вам придется это самому выяснить. Я ухожу.
Доктор Медоуз дошел до двери, но вернулся обратно.
— Слушайте, — произнес он, — вот что я вам скажу. Вчера вечером тут была ссора. Я попросил Хислопа — он малый сообразительный — дать мне знать, если что-нибудь огорчит миссис Сеп. Очень сильно огорчит. Между нами говоря, я попросил Хислопа сообщить мне, если Сеп разойдется, потому что Изабель и дети уже порядком от него натерпелись. Он частенько напивался.
