Лесли Чартерис - Убийство на голубой яхте
— Мне кажется, это всего лишь вывих, — сказал он тихо. — О, простите…
Он осторожно дотронулся до ноги, но Мэри вскрикнула от боли.
Я отвез ее к ближайшему врачу. Диагноз: вывих лодыжки. Доктор запретил ей опираться на больную ногу как минимум две недели, рекомендовал лежать в постели или сидеть в кресле, вытянув больную ногу вперед.
— Кто же приготовит ужин? — разволновалась Мэри. — Пропала наша поездка в Нью-Йорк. Ох, Джек! — она схватила меня за руку. На ее глазах выступили слезы.
— Тебе просто придется остаться дома, — сказал я как можно более бодрым тоном, на какой оказался способен. Я был ужасно огорчен случившимся. Уже второй раз срывалась наша совместная поездка в Нью-Йорк.
— Но, как… как ты можешь оставить меня здесь одну?
— С тобой будет Ральф. Следует признать, нам очень повезло с этим парнем.
— Ральф?
— Дорогая, ты ведь понимаешь, что я не могу себе позволить отказаться от концерта.
Мэри молчала.
Я видел, что она глубоко несчастна. На ее побледневшем лице, под глазами выделились синие круги. Я уложил Мэри в постель и она продолжала лежать молча, не произнося ни слова, в то время как я по мере сил старался облегчить ее положение. Я приносил лед, готовил лимонад, подавал ей лекарства, установил удобную для чтения лампу. Более того, я старался быть спокойным и невозмутимым, что давалось мне отнюдь не легко, так как я только и думал: какого черта ей взбрело в голову стирать подштанники нашего работника.
— Ты не собираешься отказаться от поездки? — неожиданно и довольно резко спросила она, когда я заглянул к ней под вечер.
— Почему ты задаешь такие вопросы?
— Да так. Есть мужья, которые готовы… — пробормотала она и, опершись на локоть, пристально посмотрела на меня своими огромными черными глазами. Ее взгляд буквально пронзил меня насквозь.
— Но не ты, правда? Ты ведь думаешь только о своей музыке.
— Мэри… успокойся, прошу тебя.
— Ну и хорошо, — она вдруг сменила тон. — Только помни — я тебя просила.
Я отступил от кровати и изумленно смотрел на свою жену. Она лежала в прозрачной ночной рубашке, с перебинтованной ногой, с разметавшимися по подушке волосами. Ни с того, ни с сего между нами появилась явная враждебность. Меня охватил ужас.
— Дорогая, ты ведешь себя совсем как маленький ребенок. Что с тобой происходит?
— Ладно, забудем об этом, — она неожиданно улыбнулась и закрыла глаза.
— Значит, ты не боишься остаться с Ральфом?
— Еще чего!
— Пожалуй, мы убедились, что ему можно доверять…
— Конечно, конечно.
Она саркастически рассмеялась коротким, странным смешком, от которого меня пробрала дрожь. Я бросился к постели.
— Мэри! — воскликнул я. — Что с тобой происходит? Оставь свои штучки. Ты знаешь что-либо о Ральфе, о чем мне неизвестно?
— С чего ты взял? Ничего подобного, — она быстро пришла в себя. — Прости, я вела себя глупо. Просто глупо. — Ее голос дрогнул.
— Слушай, не лги мне…
— Ну что ты, я и не думала. — Она улыбалась, поглаживая мою руку. — Просто я слишком обманулась в своих ожиданиях и это сломило меня. Ведь я так ждала этой поездки. Накупила себе столько красивых платьев. И кроме того, ты же знаешь, как мне трудно усидеть на одном месте. А тут — две недели в кресле! И Ральф в роли сиделки — тоже сомнительное удовольствие. Он такой нерасторопный, неуклюжий и варит отвратительный кофе… А ты такой необыкновенный и твоя музыка тоже.
— Ну да…
— Перестань на меня сердиться. — Она пожала мою ладонь в знак примирения. — Это все нервы. И нога очень болит. Прости меня, Джек. Ты необыкновенный. Ты такой талантливый. Не мог бы ты принести мне выпить, дорогой? Чего-нибудь холодного. Можно джин с содовой и со льдом…
Она снова была очаровательной, как всегда, моя нежная, моя любимая, милая Мэри, полная обаяния и жизнерадостности. Она выпила две порции джина, мы поужинали, и она заснула как сурок. А я собирался приступить к упаковке своих вещей, к тому же ко мне пришла интересная идея по поводу «Метопи», и я проиграл запись еще раз. Однако весь вечер меня преследовала сцена, которую мне устроила Мэри. В ней вскрылось столько накопившихся обид и горечи. Я не мог забыть выражение ее темных глаз и того странного смеха, когда она говорила о Ральфе.
Откуда в ней эта желчь? Откуда эта язвительность? Хотя это длилось всего несколько секунд, но все же? Почему она злилась на меня за то, что упала и вывихнула ногу? Разве здесь есть моя вина? Не может же она быть до такой степени по-детски впечатлительной и обидчивой. Столько лет я окружал ее любовью и нежностью. Я, можно сказать, подобрал ее на улице. Когда я с ней познакомился, у нее была небольшая должность на телестудии в Лос-Анджелесе, и она не знала, как свести концы с концами. Она всегда уверяла, что обожает мою музыку, а тут вдруг отозвалась о ней с иронией и сарказмом. А ведь так часто и так восторженно она восхищалась всем, что я до сих пор сочинил. Чтобы я мог все свое время отдавать творчеству, она сама взялась проводить расследование. Только чтобы не отрывать меня от дела всей моей жизни. Откуда же эта вспышка неприязни?
Я подумал, что, наверное, ей известно больше, чем мне, и она что-то от меня скрывает, или же ее женская интуиция предчувствует некую опасность. Это тревожило и пугало…
Во время обсуждения с Ральфом его задач на ближайшие два с половиной дня я внимательно присматривался к нему, фиксируя каждый его жест, каждое движение лица. Но он был таким, как всегда — грузный, неуклюжий и по-прежнему услужливый и готовый к любой работе.
— Да, конечно, мистер… будет исполнено… Я буду являться по каждому зову миссис Мэри. Бедняжка. Как это ужасно! Вам угодно, чтобы я ночевал на яхте, или предпочитаете, чтобы на время вашего отсутствия я перебрался в дом? Я мог бы устроиться на кушетке…
— Может так действительно было бы лучше… — задумчиво произнес я; подобное как-то не приходило мне в голову. — Да, вероятно. Яхта стоит слишком далеко от дома… вы не услышали бы Мэри… но с другой стороны, неизвестно… Хорошо, можете ночевать в доме, но не поднимайтесь наверх. Я имею в виду ночью. Если только жена вас не позовет. Договорились?
— Конечно.
Разумеется, мне пришлось дать ему запасной ключ от входной двери.
Мы сидели на кухне. Атмосфера была довольно натянутой.
— И еще — не удаляйтесь отсюда ни на мгновенье, — добавил я. — И держите глаза и уши открытыми. За эти дни вы получите дополнительную плату. При условии, что добросовестно выполните мои поручения.
Тут мне в голову пришла гениальная идея.
— Если вы как следует позаботитесь о моей жене, то я, может быть, даже соглашусь на небольшую прогулку на яхте…
— Согласитесь на прогулку?
— Да. Отнеситесь к моему отсутствию как к своего рода испытанию вашей надежности и добросовестности. Согласны?
— Прекрасно. Я очень рад!
Он улыбнулся во весь рот. Был счастлив. Скалил свои белоснежные зубы. Если бы он был псом, то вилял бы сейчас не только хвостом, но и всем телом. Мне вдруг стало гораздо спокойней. Я поздравлял себя с великолепной и психологически точной идеей. Ведь для этого глупца не было ничего важнее его ничтожной яхты и возможности отправиться на ней в плавание. Он ждал этого… работал здесь только и исключительно для этого… и теперь, как осел, которому перед носом махали морковкой, он, разумеется, будет как можно усерднее заботиться о Мэри. Я облегченно вздохнул, а Ральф болтал, как заведенный.
— Не хотите ли побывать в Карибском море? Вот увидите, как там чудесно. Вода голубая и совершенно прозрачная… коралловые рифы… там даже можно найти затонувшие сокровища. А сейчас могу ли я чем-нибудь вам помочь?
Я сказал, что не мешало бы установить Мэри более подходящую для чтения лампу, пусть он подумает над этим; потом, широко зевнув, пожелал ему спокойной ночи.
Однако для меня эта ночь оказалась далеко не спокойной…
Когда я вернулся в спальню, Мэри уже спала. Я нежно поцеловал ее и как можно осторожнее улегся рядом, но тут же услышал доносящийся снизу стук в кухонные двери.
— Мистер… мистер Лидс… — донесся возбужденный голос Ральфа.
— Черт побери… что там еще?
Я отворил ему двери, зажег свет и почувствовал, как мое сердце сжимается от ужаса.
В одно мгновение исчезли, как не бывало, три недели покоя и доверия.
Потому что этот болван стоял передо мной, держа в поднятой руке предмет, при виде которого я просто оцепенел от страха.
— Вот эта пригодится, мистер Лидс?
Свет, падающий из-за моей спины, освещал тщательно отполированную поверхность оловянной лампы, висящей на длинной цепи. Я уставился на нее, как завороженный. Ральф, в свою очередь, удивленно таращился на меня.
— Где ты ее взял? — наконец выдавил я из себя, стараясь сохранить спокойствие.
