Антон Леонтьев - Ключ к волшебной горе
Или Ксения?
– Наконец, растительный алкалоид атропин. Он входит в состав капель для глаз, которые использует ваш внук Патрик Фицджеральд. Они были прописаны ему врачом.
Неужели Патрик?
– Миссис Тброевич, – сказал полицейский медленно, – я уверен, что ваша жизнь находится в опасности. Кто-то хочет убить вас, и мне кажется, что вы знаете кто. Советую вам не действовать на свой страх и риск, а довериться нам.
Полина высокомерно посмотрела на полицейского. О чем он говорит! Даже если один из ее внуков – убийца, она никогда не позволит полиции арестовать его – или ее. Никакого процесса не будет, имя Трбоевич не будут трепать охочие до дешевых сенсаций газетчики и телевизионщики.
– Мне нечего сказать вам, – ответила Полина.
Полицейский пояснил:
– Вы прикладываете усилия, чтобы это дело было закрыто. Вчера моему шефу звонил министр юстиции... Мы не будем возбуждать дела, ваши внуки могут быть спокойны. Доказательств крайне мало, прокуратура решила, что не стоит доводить до суда это дело. Думается, что вы приложили все свои усилия, чтобы кто-то наверху принял такое решение... Миссис Трбоевич, почему вы не хотите, чтобы убийца был найден? Ведь он снова может попытаться убить вас – и в этот раз его план удастся.
Полина не собиралась вести с полицейским беседы о своей семье. Она и так пережила многое. Теряя, мы обретаем... Она потеряла трех внуков – Славко, Ксению и Патрика.
Один из них пытался отравить ее. Или, возможно, все вместе?
– Благодарю вас, – сказала Полина, поднимаясь из кресла. Она опиралась на резную трость с платиновым надалбашником, полицейский почувствовал энергию и величие, которые излучала эта древняя, облаченная в черное платье женщина.
Полина отпустила полицейского кивком головы: аудиенция была завершена.
Через час Полина собрала у себя в кабинете Славко, Патрика и Ксению. Молодые люди выглядели взволнованными и встревоженными, но в глазах каждого из них она прочитала разочарование – старуха жива!
– Я приняла решение, – сказала Полина. – Я составила новое завещание – моей единственной наследницей станет Алекса!
– Бабушка! – взвился Славко. – Как ты можешь...
Патрик побледнел, Ксения криво улыбнулась.
– Я все могу, – ответила Полина. – Каждый из вас получит по миллиону долларов, все остальное – Алекса. Я знаю, что кто-то из вас пытался убить меня. Я не знаю, кто именно. Поэтому под подозрением вы все!
Она покинула кабинет, оставив внуков наедине.
– Старуха спятила, – сказал Патрик. Утром ему позвонил шантажист и потребовал новые сто тысяч.
– Она не посмеет! – крикнул Славко. Ревизия должна начаться через десять дней.
– Ее надо остановить, – промурлыкала Ксения. Она заплатила долг Альфонсо, однако ее пуэрториканец ввязался в новую аферу: если он не отдаст двести тысяч к концу недели, то его убьют.
Троица обменялась многозначительными взглядами. Алексе, которая наблюдала за ними из потайной ниши, стало страшно. Они готовы убить бабушку!
CLVI
Полина замерла и медленно развернулась к экрану телевизора, услышав знакомое имя. Ларри Кинг беседовал с...
– Джоанной Спенсер, милой дамой-библиотекарем из Висконсина, – представил свою гостю знаменитый ведущий. – Джоанна, скажите, какие чувства вы испытали, когда узнали, что вашими настоящими родителями являются Манфред и Герда фон Кизов. Группенфюрер фон Кизов был ближайшим соратником Гиммлера, его подпись стоит под приказами о транспортировке в концентрационные лагеря десятков тысяч евреев, коммунистов, военнопленных.
Полина смотрела на женщину лет шестидесяти – хрупкую, с короткими седыми волосами, голубыми глазами и очаровательной улыбкой.
– Это произошло после смерти моих приемных родителей, людей, которые воспитали меня и которых я считала долгие годы отцом и матерью. В их бумагах я нашла неопровержимые доказательства того, что моими настоящими родителями является чета фон Кизов. Мой приемный отец был в числе американских солдат, которые оказались в Баварии. Барон и баронесса фон Кизов, как мне удалось узнать, весной 1945 года отправили меня, свою единственную дочь Иоганну, вместе с гувернанткой из Берлина в провинцию. Мне было тогда полтора года. Где мой приемный отец нашел меня и почему решил взять с собой в Америку, я не знаю.
– Каково для вас было узнать, что вашим отцом является один из нацистских преступников, напрямую ответственных за холокост?
– Мой привычный мир разрушился. Я не знала, что мне делать. Признаюсь, я даже думала о самоубийстве. И все время задавала один вопрос – почему?
– И почему же?
Дочь Герды улыбнулась (Полина узнала в ней свою подругу) и ответила:
– Этого я не знаю. Но я поняла – не стоит обвинять во всем, что с вами происходит, судьбу, бога, карму, высшие силы. Теряя, мы обретаем.
– Что вы сказали? – переспросил Ларри Кинг.
Джоанна ответила:
– Теряя, мы обретаем. Именно на этом зиждется наша жизнь. Мой настоящий отец несет ответственность за гибель сотен тысяч человек, моя мать при Гитлере была идеалом немецкой женщины и матери. Я попала к замечательным людям, которые воспитали меня. Вышла замуж по большой любви, но мой муж умер от инсульта в возрасте сорока трех лет. Однако я всегда буду хранить память о тех полных счастья пятнадцати годах, которые мы были вместе. Я пыталась искать смысл жизни – и нашла его в детях. Однако моему сыну Бобби, талантливому молодому веб-дизайнеру, врачи вынесли страшный приговор – лейкемия. Я боролась за его жизнь, но Бобби умер в возрасте двадцати двух лет. Он был моим единственным ребенком. Я начала пить, долго от этого лечилась... Затем в автокатастрофе погибли мои родители, и я узнала, что являюсь дочерью нацистского палача. Я провела много бессонных ночей, стараясь понять, за что прогневала судьбу.
– И к какому же выводу вы пришли?
– Только потеряв, мы сможем узнать истинную жизнь, – просто ответила Джоанна. – Таков непреложный закон. Жизнь завершается смертью, которая дает начало новой жизни. Жизнь – это как игра в паззл: перед вами несметное количество крошечных фигурных пластинок, и ваша задача – сложить их в единое целое. Времени у вас, как вы думаете, целая вечность. Вы не знаете, что за узор должен быть, задача кажется вам невыполнимой. И все же вы кладете первую замысловатую пластинку на стол. А перед вами – тысячи подобных!
Полина вцепилась в подлокотник кресла. Почему то, о чем говорит дочь Герды, так созвучно ее собственным мыслям?
– Это занятие захватывает и затягивает вас, вы думаете, что знаете, какова будет цельная картинка. Вот уже собрана и половина, а потом – осталось еще несколько частей, и... И вы понимаете, что картинка вышла совсем другой, чем вы ее представляли. И внезапно прошла ваша вечность, и не вечность была у вас вовсе. Но часы отмеряют последние минуты вашей жизни, песчинки неумолимо скатываются вниз, и остановить их нельзя. Вы, к ужасу своему, понимаете, что изменить ничего не в силах. Будь ваша воля, вы бы начали кропотливую работу заново, и узор у вас вышел бы совсем иным. Но время, вездесущее жестокое время равнодушно к вашим терзаниям. Вы точно знаете, что времени у вас впереди еще много, но внезапно понимаете, что на самом деле лимит почти исчерпан. Время перехитрило вас! И некто стучит в дверь, и вы понимаете, что пришла за вами она... Смерть... Я не знаю, кто или что управляет нашей жизнью. В первую очередь – мы сами. От нас зависит, каким получится узор. Судьба, бог, космический разум, называйте это как хотите, предоставляет нам тысячи, сотни тысяч, миллионы узорных кусочков, а вот сложить из них свою жизнь – эта наша задача. Жизнь – это в первую очередь боль, страх и страдание. Но без этого нет и другого – счастья, любви и спокойствия. Одно определяет другое. Возможно, одно и есть другое... Я не знаю... Нужно верить и идти вперед, пытаться заново и стискивать зубы, надеяться и ждать... Не надо бояться смерти, не надо бояться терять. Теряя, мы обретаем. Только отдав, мы сможем получить взамен...
Полина смотрела на мерцающий экран телевизора, и слезы медленно струились по ее морщинистым щекам.
CLVII
Старый дом скрипел и стонал, как будто его населяли мятежные привидения. Полина поежилась. За окном бушевал ливень, призрачное небо освещали зарницы.
Трое ее внуков затеяли процесс, пытаясь доказать, что Полина в свои девяносто шесть лет стала невменяемой и не может распоряжаться своим имуществом. Конечно же, Славко, Патрик и Ксения никак не могут успокоиться: им хочется получить не по миллиону долларов, а гораздо больше.
Алексы тоже не было в особнячке, девушка училась в Нью-Йоркском университете и обитала в общежитии.
Полина была одна. Совершенно одна.
И в то же время ее не покидало ощущение, что в доме кто-то есть. Полина сидела в глубоком кресле. Полыхал камин, комната была освещена рваными языками пламени и свечой, одиноко мерцавшей на столе. На коленях у Полины лежала папка с документами. Видимо, из-за грозы в особняке выбило пробки, и ни одна лампа не работала. Полина нашла в ящике стола карманный фонарик и положила его рядом с собой.
