Хосе Марти - Два соловья
Обзор книги Хосе Марти - Два соловья
Хосе Марти
ДВА СОЛОВЬЯ
По мотивам сказки Андерсена «Соловей»
В Китае живут миллионы людей и похожи они на большую, бесконечно растущую семью. Однако китайцы никогда не управляют сами, как это бывает у других народов, нет, ими всегда управляет император. Они думают, что император — сын неба, ведь он всегда появляется перед ними подобно солнцу, в ослепительном сиянии золотого паланкина и золотых одежд. Китайцы довольны своим императором. Ведь он такой же китаец, как и они. Вот если бы император приехал из чужой страны, говорят китайцы, было бы плохо: он грозил бы нам голодной смертью только потому, что мы любим размышлять, да к тому же обращался бы с нами как с собаками или прислугой. Очень добрым был наш сказочный император. Ночью он укладывал свою длинную бороду в голубой шелковый мешочек, чтобы его никто не узнал, и ходил по домам бедняков, раздавая мешки риса и сухой рыбы, беседуя со стариками и с детьми, читая людям книги Конфуция, которые, как все китайские книги, начинаются с последней страницы. Лентяи, говорил Конфуций, хуже змеиного яда, а те, кто заучивают наизусть, не спрашивая, зачем это нужно, похожи не на львов с голубыми крыльями, какими и должны быть люди, а на тощих поросят с закрученными хвостиками и опущенными ушами, на поросят, которые плетутся хрюкая туда, куда ведет их свинопас.
Император открыл школы живописи, вышивания и резьбы по дереву; тех, кто тратил деньги на роскошь, сажал в тюрьму. Он устраивал бесплатные праздники, где можно было услышать рассказы о битвах и прекрасные стихи. Со стариками император здоровался, как с родителями. А когда дерзкие татары вторглись в Китай и захотели править в нем, он отправился воевать и не возвращался в свой дворец из белого и голубого фарфора до тех пор, пока не прогнал последнего татарина.
Сидя в седле, он ел, пил рисовую водку и даже спал. Он разослал по городам глашатаев с длинными трубами, а вслед за ними — жрецов в белых одеяниях, которые говорили так: «На земле нет свободы, пешему надо оседлать коня». За все это китайцы очень любили своего доброго императора, хотя рассказывают, что ласточек он оставлял без гнезд, потому что очень любил суп из ласточкиных гнезд, и случалось, уединившись, опорожнял кувшин вина. Иногда находили его лежащим на подстилке со взъерошенной бородой и в залитом вином халате. В эти дни женщины не выходили на улицу, а мужчины шли на работу с опущенной головой, как будто им было стыдно смотреть на солнце.
Но это случалось не так уж часто, а только тогда, когда император бывал опечален тем, что люди не любили друг друга и не говорили правды. Обычно же во дворце императора из белого и голубого фарфора царили радость, музыка, танцы, читались стихи и текли беседы о мужестве и звездах.
Очень красив был императорский дворец! И сделан он был из самой лучшей каолиновой глины, из которой получается фарфор, прозрачный как свет и звучащий как музыка, так что, глядя на него, невольно представляешь себе рассвет или закат.
В императорских садах росли карликовые апельсины, у которых было больше апельсинов, чем листьев, были там и аквариумы с желтыми и красными рыбками с золотым пояском и кусты роз, покрытые красными и черными розами, звучащими как серебряный колокольчик, так что одновременно можно было слушать музыку и чувствовать их аромат.
А в глубине рос большой чудесный лес, который доходил до самого синего моря. В этом лесу на дереве жил соловей, который пел бедным рыбакам такие дивные песни, что они забывали о своих делах, улыбались растроганные, а иногда и плакали от радости, вздыхая и посылая воздушные поцелуи. «Вино из песни лучше, чем вино из риса», — говорили рыбаки, а женщины радовались, потому что, когда соловей пел, их сыновья и мужья не пили столько рисового вина. Рыбаки порой забывали о соловье, но едва заслышав его, они обнимались как братья и говорили: «До чего же прекрасна песня соловья!»
Со всех концов света приезжали посмотреть на дворец императора, а вернувшись домой, путешественники писали большие книги, где рассказывали о красоте дворца и сада, об апельсинах, о рыбках, и о черно-красных розах, но во всех книгах говорилось, что самое прекрасное в Китае — это соловей. Поэты слагали стихи о соловье, который жил в лесу и пел бедным рыбакам песни, радовавшие их сердца.
Однажды и сам император увидел эти книги и очень обрадовался тому, как восхваляли его дворец и сад, и от радости накрутил на палец три раза кончик бороды, но когда дошел до места, где рассказывали про соловья, он спросил: «Что это за соловей, про которого я никогда ничего не слышал?! Из книг всегда что-то новое узнаешь! А люди в моем фарфоровом дворце верят, что я знаю все! Пусть явится сейчас же главный мандарин!» Явился главный мандарин, низко кланяясь, в голубом шелковом халате с золотыми цветами. «Пуф, пуф», — отвечал, надуваясь, мандарин всем, кто к нему обращался, но императору он не сказал ни «пуф», ни «паф», а бросился к его ногам, касаясь лбом циновки, дрожа и ожидая, пока император не приказал ему подняться.
— Встань! Что это за птица, про которую написано в этой книге? О ней говорят, что лучше ее нет ничего в моем государстве.
— Никогда не слышал о ней, никогда, — сказал мандарин и, скрестив руки, снова бросился к ногам императора. — Ее нет во дворце.
— Во дворце она должна быть этой же ночью! Что же это, весь свет лучше меня знает, что у меня во дворце?
— Никогда не слышал, чтобы о ней говорили, никогда, — сказал мандарин, сделал три полных круга с поднятыми руками, бросился к ногам императора, касаясь лбом циновки, и вышел, пятясь, скрестив руки и приседая.
И начал мандарин расспрашивать всех во дворце про соловья, а император каждые полчаса посылал за ним.
— Если вечером птицы здесь не будет, ночью я пройдусь по головам моих мандаринов.
— Цинг-пе, цинг-пе! — повторял главный мандарин, подняв руки, и скатился вниз по лестнице. Все мандарины бросились искать птицу, боясь, что император пройдется ночью по их головам. Так дошли до дворцовой кухни, где готовили рыбу в сладком соусе, кукурузные булочки и украшали красными буквами мясные пироги. И здесь повариха с миндальными глазами и оливкового цвета кожей сказала, что она слышала соловья. Ночью она носит через лес остатки с императорского стола своей матери, которая живет у моря, и вот, когда на обратном пути повариха уставала, она отдыхала под деревом, где пел соловей, и, слушая его, была так счастлива, будто с ней разговаривали звезды или целовала мать.
— Ах ты, милая, добрая девушка! — сказал ей мандарин. — Славная, милая девушка! На кухне у тебя всегда будет работа, и я тебя удостою чести посмотреть, как кушает император, если ты меня поведешь туда, где на дереве поет соловей, потому что я должен его привезти во дворец сегодня вечером.
И понеслись мандарины за поварихой, приподняв спереди свои шелковые халаты, косы подпрыгивали у них на спинах, падали их острые головные уборы. Где-то замычала корова, и молодой мандарин сказал: «Какой сильный голос! Какая чудесная птица!» «Это корова мычит», — заметила повариха. Заквакала лягушка, и снова сказал молодой мандарин: «Какая красивая песня, точь-в-точь как колокольчики!» «Это лягушка квакает», — сказала повариха. И вдруг по-настоящему начал петь соловей.
— Это она, это она! — воскликнула повариха, показывая на птичку, которая пела на ветке.
— Эта? — удивился главный мандарин, — Никогда не думал, что она такая маленькая и невзрачная. Наверное, у нее полиняли краски при виде стольких знатных особ.
— Милый соловей, — сказала повариха. — Император хочет услышать тебя сегодня вечером.
— Хочу петь, — ответил соловей, заливаясь трелью.
— Звучит как колокольчик, как серебряный колокольчик! — сказал молодой мандарин.
— Милый соловей! Ты должен лететь во дворец, во дворце тебя ждет император!
— Лечу, лечу во дворец, — защелкал соловей. — Но, — прозвучало как вздох, — меня лучше всего слушать в лесу.
Император приказал роскошно украсить дворец, полы и стены в нем сверкали от света шелковых и бумажных фонариков, черно-белые розы украшали коридоры и галереи, и беспрерывно звучали колокольчики, смешиваясь с шумом собравшихся людей.
В самом центре зала, на самом видном месте, установили золотой шест, чтобы на нем пел соловей, а поварихе разрешили остаться в дверях. Вся свита была разодета, и на каждом вельможе было по семи халатов. Соловей запел так нежно, что у императора навернулись слезы на глазах, а мандарины заплакали по-настоящему.
Император захотел пожаловать соловью свою золотую туфлю на шею, но соловей спрятал свой клюв на груди и сказал: «Спасибо». И пропел он это таким дивным и сладостным голосом, что император решил не убивать его за то, что он отказался от золотой туфли. А соловей пел: «Мне не нужны ни золотая туфля, ни красная пуговица, ни черная шапка, потому что я уже получил самую большую награду: я увидел слезы на глазах императора».
