Сергей Валяев - Экстремист
— А как я вас узнаю? — задал вопрос жох.
— Я вас сам найду, — ответил. — Впрочем, в руке будет газета «Правда» и я спрошу, как пройти на ипподром; а вы ответите: не знаю, где ипподром, товарищ, а вот дорогу в Кремль, пожалуйста.
— А я знаю, где ипподром.
— Ну и славно, — сказал я. — Значит, будем делать ставки.
— Ставки?
— Каждый на свою лошадь.
— На какую лошадь?
— На свою, товарищ, на свою.
Кажется, меня поняли. Но возникает вопрос: нельзя ли это дельце было обтяпать по телефону? Можно, да не тот эффект. Нужна личная встреча, чтобы неприятель удостоверился в твоем земном существовании. И в серьезности намерений. И затем — не будем давать никаких шансов господину Орехову, если, конечно, он ещё прячется под родным кустиком.
Мы могли провести необходимые оперативные действия, расставив по столице капканы, но уже не было времени для долгосрочных экспериментов. Господин Свечкин вот-вот прибывал из Африки и наш враг мог предпринять контрмеры. И поэтому я решился пойти на такие радикальные меры.
Уже поздно вечером возникла новая проблема. Из недр ФСБ поступила информация, меня интересующая. С фотоматериалами. Когда ты служишь в Системе, то ничего нет тайного.
Для этой боевой акции мне нужен был Никитин. Обнаружил его под джипом, человек матерился, как медведь в буреломе, отбиваясь от комаров гаечным ключом.
— Как конь? — поинтересовался я.
— Ржет ретивый, етыть его, — последовал энергичный ответ.
— Это хорошо. По утру бы нам скакнуть.
— Куда?
— В Париж, — банально пошутил я.
— Куда?
— После того, как смотаем в одно сельпо, — уточнил я.
— В сельпо? Зачем?
— Купить солдатиков. А, быть может, куколку.
— Для кого куколку?
— Для твоей Ники, — пошутил, — вернее, для будущего её дитя, похожего на папу, какого-нибудь эфиопа.
— Алекс, блядь! — взревел Никитушка, делая попытку выбраться из-под карбюратора, придавившего его, как слон дрессировщика.
Я позорно бежал в ночь Спать. Согласен — шутка не слишком. Про папу-эфиопа. Однако это не повод орать благим матом, пытаясь убить буффона разводным ключом, похожим на лопату.
Все люди странные донельзя. На нашем земном шарике, летящем в космическом холодном вакууме. Одни мы во Вселенной, вот в чем дело. Может, кто ещё имеется в наличии среди керамических звезд, да с такой придурью, как у нас, поискать. И не найти, это точно.
Новое утро только-только окрашивалось нежным кумачовым светом зари, а наша мощная лошадка Ford уже пожирала километры скоростного хавбея Москва-Париж.
Не выспавшись, я и Никитушка выказывали друг другу претензии. Оказывается, мой друг ночь не спал. В мыслях об эфиопе, мать его так.
— Шуток не понимаешь? — удивлялся я. — Злопамятный, однако, какой.
— А ты неугомонный, как роза, блядь, ветров!
— Так надо, — расчехлял СВД; ту самую, из которой была застрелена Фора; разбитый приклад я заменил, и винтовка смотрелась, как новая.
— А сказать нельзя было по-человечески, куда мы? — обиделся Никитин.
— А вдруг бы проговорился, — ответил я, — во сне. А под кусточком Орехов.
Лучше бы я не вспоминал генерала (б). Мой друг по его поводу сказал все, что хотел. Мои уши привяли, как огурцы в зной. Хотя с товарищем я был согласен: сучья морда должна быть уничтожена! Вместе с теми, кто выполнял её приказы.
Должен существовать В ы с ш и й з а к о н, который нельзя нарушать никому. Иначе люди превращаются в скурлатаев — безжалостных, отвратительных, омерзительных мутантов эпохи разложения.
Впрочем, не будем сгущать краски — жизнь продолжается: сияет солнышко, блёкает Истра, в луговых поймах гуляют буренки, в полях стрекочут тракторные механизмы, пускающие выхлопные дымки, брехают деревенские собаки, у сельпо продают хлебные кирпичики, на ржавом стенде ДК имени В.И.Чапаева афиша, сообщающая зюзюкинцам о новом патриотическом фильме «Т-34». Слава Богу, ещё сохранились заповедные места, где живут люди.
Верно: мы с Никитиным прибыли в старые и знакомые места — деревню Зюзюкино.
Как известно, на противоположном берегу реки обретался кирпичный рай Аврора. С песочным пляжем, как в Анталии. Именно на этом шелковистом песочке любили валяться после завтрака те, двое, прибывших на отдых… после праведных трудов.
У разбитой церквушки я десантировался из джипа, изображая туриста. По хладным каменным ступеням — вверх-вверх, на колокольню. Оттуда открывался дивный вид на искрящуюся излучину Истры.
Товарищи архитекторы все предусмотрели для культурно-развлекательного отдыха сотрудников ЧК, не учли одного — церквушки, возвышающей над райским местечком.
Я собрал СВД с глушителем. Зачем пугать окрестный мирный люд, привыкший к реву тракторов и расхлябанному движению уборочных машин. Не хочу нарушать зюзюкинский природный покой.
Оптический прицел приблизил противоположный берег, мне знакомый. Совсем недавно на этом жарком песочке прыгала за волейбольным мячом живая Фора. Самое страшное и омерзительное: её уничтожили просто так. Во исполнения подлого расчета.
Я вижу: на бережку первые любители утреннего загара и водных процедур. Все молоды, красивы, с тренированными бицепсами и прочими мышцами. Среди них нет пока моей пары. Не почувствовала ли она опасность шкурой?
Нет, вижу, вытанцовывают на антальско-зюзюкинский берег — поджарые и тренированные тела. Улыбаются. Переговариваются. Неспеша идут в зеркальную реку с бегущей (в никуда) солнечной дорожкой.
Крест прицела, точно пал с тихих и вечных небес, позволю себе высокий слог. Я удержал дыхание — клац! И ещё — клац!..
Чем удобна снайперская винтовка Драгунова — из неё невозможно совершить ошибку.
Этим двоим повезло: они поднырнули в набежавшую волну и все. Даже не поняли, что произошло. Слишком скор был переход из одного состояния в другой. Кабы я не торопился, то поискал более утонченный способ умерщвления, чтобы враг осознал и почувствовал разницу между жизнью и смертью. Увы, не всегда наши желания совпадают с нашими же возможностями.
Я на минуту задержался — мало ли какие чудеса случаются на нашем свете? Никаких чудес. В данном случае. Истра покойно несла свои сумеречные воды, а в них — пищевые брикеты для подводного мира.
Ни одна живая душа на солнечном берегу не заметила, что кто-то уже уплыл в вечность.
Я раздробил приклад винтовки о старую кладку. Одна проблема решена. Но новые ждут меня. И всех нас.
… Кто и ждал меня, так это Никитин. Сидел в чистеньком джипе, жевал ржаной хлебушек, щурился от солнечных бликов, и был, кажется, счастлив. Я запрыгнул в домик на колесах, заметив две картонные коробки на заднем сидении.
— Приданное? — пошутил я.
— Это вам-с, — ответил мой друг, выруливая авто с площади.
Мелькнули хозяйские постройки, обшарпанный фасад ДК имени легендарного комдива, покосившиеся заборы… Я потянул руку к коробкам.
— Никитушка! Ты чего это?! — завопил, вытащив метровую белокурую кралю. С неисправимым косоглазием ультрамариновых глазищ. — На хрена она нам?!
— Девочке! — кротко ответил враг прекрасного.
— К-к-к-акой девочке?! — потерял голову.
— Твоей.
— Ах, ребенку! — взвизгнул я не своим голосом. — А если будет мальчик?
— Будет девочка, — пожал плечами.
— Почему?
— Мне так кажется.
— Иди ты к черту! — взревел я. — А во втором коробе что?
— Что-что? То же самое.
— Что?!
— Пусть будет. Про запас.
Как я хохотал, Боже мой, пытаясь вышвырнуть кукольный ширпотреб вон. Никитин не дал мне этого сделать. Я так хохотал, что казалось закончу свой жизненный путь от разрыва селезенки.
Жаль, что не околел от смеха. Как показали последующие события, лучше бы я это сделал именно тогда на трассе Зюзюкино-Москва.
Когда я иногда выхожу на улицу для праздной прогулки, то обращаю внимание на соотечественников. И не понимаю, почему они в большинстве своем не выходят из животного состояния. Они готовы служить телесным материалом для бессмысленных, обреченных на неудачу опытов, которые так любят проводить кремлевские утописты.
Впрочем, надо отдать должное моим единоплеменникам — шкура у них дубленная, к вседержавным опытам привычная, и, когда уж совсем невтерпеж, посылает власть к такой-то матери. Власть сопротивляется и не идет. И возникает извечное противостояние. Власть тешит себя иллюзиями: она любима и нужна народу, а народец, положив на властные структуры известно что, жительствует своей жизнью.
Такие вот беззаботные мысли посетили меня, когда я прогуливался у шумного гранитного фонтана. Праздный люд гулял и был, как бы сам по себе. Вне всяких социальных формаций. Може, это и есть великое достижение последних лет?
Моя группа прибывала на своих местах. Маскируясь, Резо-Хулио купил пломбир и лизал его, как горный козел соль. Он же, человек, конечно, сообщил с балюстрады: господа едут-с. И я ему поверил — луковицы уличных часов утверждали: два часа по полудню.
