Сергей Валяев - Экстремист
Я — крепок задним умом, повторю ещё раз. Это факт моей биографии. Иногда мне самому сложно истолковать мои же действия. Подумав, порылся в подвальном хламе. Обнаружил нечто похожее на багор — то ли противопожарный, то ли рыбачий. Тиснул его в щель двери и… последнее, что заметил: полуразложившийся труп, приподняв краповый берет, приветствует меня, мудака, уносящегося в ослепительно-громыхающее царствие Божiе!..
Про живой труп шутка, а все остальное правда — оказывается, как потом выяснилось, майор заложил под себя ТМ-62, то есть противотанковый фугас, и пристроил р а с т я ж к и по горнице.
Контуженный взрывом и собственным распиздяйством, я с остатком багра стремительно укатился в подвал, откуда был извлечен своими подоспевшими боевыми товарищами. Как боец с древком знамени полка.
Мои друзья плеснули на бездыханное, частично контуженное тело, ведро воды. Два ведра. Три. И когда я пришел в себя, то впечатление было одно: будто нахожусь на песчаной отмели острова, где по кругу ходят гадостно лязгающие буферами трамваи, на платформах коих восседают слоны, трубящие в свои резонаторные хоботы.
Тьфу, какофония е`! Как головушка моя не треснула по шву, не знаю. И ко всему этому было впечатление, что в ушах завязло по авокадо. Кажется, я начинал понимать братьев Суриковых. Как бы не оказаться третьим. В их палатном окопе.
Впрочем, друзей я постигал прекрасно. Никитушка крутил пальцем у виска (своего). Резо-Хулио радостно отмахивал руками, бегая вокруг порушенной в прах хибары, точно в немом кино. Куралев и Коля Болотный жевали сухих, искрящихся хрустальной солью лещей. С удовольствием. Мечтая о пенящемся холодном пиве.
Скоро я начал узнавать голоса и звуки мира. Вопли летних пацанят, трёкот мотоциклетки, на которой подкатил участковый в рваных кедах на босу ногу, трёх птах… Хорошо!..
— Вот так еп`нуло! — первое, что я произнес. После вынужденного молчания.
— Кто? — спросил Никитин.
— Какой конь в пальто? — не понял я.
— Кто там был, мать твою так?
— Бень, но без матери!
— Алекс, лечись!
— С кем? С конем?
— Какой ещё конь?
— Ты же говоришь про лошадь?
— Все! Поехали отсюда! — крикнул Никитушка. — Дохлое дело.
— Это точно. Какое может быть тело, — согласился я. — Все! Поехали отсюда! Дохлое дело.
Не знаю, что я смешного сказал — группа хохотала. Самым безобразным образом. Вместо того, чтобы посочувствовать командиру производства, который оказался на краю могильной бездны. Странные люди, право. Перегрелись на балде? Вот что значит не обращать достаточного внимания на активность нашего светила. Может, случится солнечный удар. С печальными последствиями.
Отсутствие результата — тоже результат. Майор Бень сделал свой выбор. Оригинальный — размозжил череп и подстраховался противотанковым фугасом. Хитро.
Что же он хотел сказать и не сказал? Нам. Этого никто не узнает. Обидно. Рассчитываешь на духовноподъемную беседу, а приобретаешь окровавленные фрагменты. Неприятно. Неприятно так опрометчиво поступать.
Следовательно у майора были причины заталкивать ствол пистолета Макарова под язык. Но какие причины? Такие бойцы добровольно не уходят. Помогли? А почему бы нет? Инсценировали самоубийство. Отыграл служака и на покой вечный. В лучших традициях нашего времени.
Вернувшись в усадьбу, мы обнаружили, что графская постройка ХYII века превращается в дворец будущего. С кислотными разводами на стенах, современными цветными витражами, мраморной парадной лестницей. Кого не хватало для полного счастья, так это павлинов, дерущих глотку между сосен и пихт.
Я хотел вмешаться в строительно-восстановительный процесс, но понял лучше заниматься своей работой. Тем более ситуация находится не под контролем. Пока. Необходимо во что бы то ни стало обтрупить, скажем так, господина Орехова. Потому, что с подобной мечтой носится он сам — первым грезит возложить на мою могилу букет незабудок.
Надеюсь, не родилась ещё такая сука, которая бы могла сделать меня? Я обречен на бессмертие, пока в этом дольнем мире обитают скурлатаи в человеческом облике. Думаю, все понимаю о чем речь?
Вечером я собрал группу. Для детального обсуждения новой акции «Памятник». Наши попытки обнаружить господина Орехова не принесли успеха, и я решил пойти на крайнюю меру: встретиться с теми, кто оплачивал его труд. А почему бы и нет? Я предлагаю банкирам хорошие условия. Они их принимают. Или не принимают. И жизнь продолжается дальше.
— Уверен, что пойдут на сдачу? — спросил Никитушка, отлично разбирающийся в карбюраторах и тормозных колодках, но не в психологии противника и его душевных порывах.
Надо признать, что шумные трамваи со слонами-трубадурами порой колесили по моим мозговым рельсам, и по этой причине я был несколько неровен в общении с окружающим миром. И пропускал мимо ушей некоторые малосодержательные вопросы.
— Начинаем в два часа дня, — продолжал я инструкцию. — У памятника А.С. Пушкина.
— Уверен, что пойдут на сдачу? — не унимался мой друг. — Чего ржете? Пусть ответит на поставленный вопрос.
— Он тебя пристрелит, — предупредил товарища Хулио. — И ему ничего не будет.
— Почему?
— Потому, что контужен. На всю голову.
— О чем это вы? — поинтересовался я.
— Это мы так, — уверил Хулио. — Прошу продолжать, командир.
— Спасибо, — рявкнул. — И ещё неизвестно, кто из нас контуженный более.
— Тогда отвечай на вопросы, — потребовал Никитин.
— А вопросы потом, — держался из последних сил. — Если до этого, я кого-нибудь не пристрелю.
Тонкий мой намек все поняли — посмеялись полезной шутке и мы продолжили.
Итак, начало акции в 14.00. Для контроля моей встречи с банкирами Дубовых и В.Утинским группа занимает следующие позиции.
Джип с Никитиным и ракетной установкой «Stinger» держит южный сектор обстрела. Диверсант Куралев в полной боевой выкладке прикрывает север, сидя на лавочке у фонтана и любуясь радужной водяной пыльцой и детьми. И голоногими их мамами.
— А если какая-нибудь мама?..
— Я сказал, вопросы потом.
Морпех Коля Болотный у памятника великому поэту делает вид, что ждет любимую. Для конспирации нужно купить цветочки. И спрятать туда крупнокалиберный пулемет.
Резо мается на балюстраде кинотеатра «Пушкинский», изображая из себя любителя кино, ожидающего начало просмотра порнографического фильма «Цирюльник». Мой товарищ исключительно возбудился и хотел бежать. Занимать очередь в кассу. Его удержали — c трудом.
Проще говоря, никто не принял серьезно акцию «Памятник». И я знал по какой причине. После подземного коллектора иная наземная работа казалась культурно-развлекательной программой.
Я предупредил, господа Дубовых и В.Утинский будут с телохранителями, и поэтому, если начнется заваруха, то лучше отступить на подготовленные позиции. Без пальбы. Только рукопашный бой. С использованием психологических методов воздействия.
— Каких методов? — не понял Никитин.
— Психологических.
— Это как? — не понял Резо.
— Матерясь, ёк теремок, — ответил я иносказательно.
— А ты уверен, что господа пожелают вести диалог? — не унимался Никитушка.
— Уверен, черт бы вас всех побрал!
— А почему?
Я неудачно плюнул — на себя и попросил хакера ответить на поставленный вопрос. Тот понес такую галиматью с использованием спецтехнических терминов, что я сам ничего не понял. Никитин же и все остальные сделали вид, что взяли в толк.
— То есть шантаж, — заключил смышленый Никитушка. — А по мне лучше: шарах из гранатомета!
— Никаких шарах! — вскипел я.
— А зачем тогда в полной боевой выкладке? — спросил Куралев.
— Психологический этюд, — ответил я. — Чтобы противник видел наши потенциальные возможности.
— А если мы их не убедим? — вмешался Резо.
— Убедим, — твердо сказал я.
— Ох, как бы мне памятник не поставили после «Памятника», — страдал Хулио.
— Иди вы все, — не выдержал я, — известно куда!
И все ушли на вечерний променад — подкормить аборигенных комариков. А я остался один, как главнокомандующий фронтом в штабной землянке. Перед решающим сражением.
Откуда такая уверенность, что встреча у памятника Поэту пройдет на высоком дипломатическом уровне? Отвечу: по космической связи я выискал господина В.Утинского. И наговорил любезностей по поводу его профессионально-деловых качеств, отдельной строкой упомянув сделку века. Мои познания привели банковского магната в крайнюю степень расстройства. И в конце концов после ужимок и страданий согласился на свидание. У памятника великому Поэту. Всё, всё, что гибелью грозит, Для сердца смертного таит Неизъяснимы наслаждения — Бессмертья, может быть, залог!
— А как я вас узнаю? — задал вопрос жох.
