Станислав Родионов - Долгое дело
Внизу хлопнула дверь. Одновременно с этим звуком Леденцов влетел по лестнице и стал перед инспектором, хлопая белесыми ресницами.
– Ее нет.
– Неужели?
– Будет через часик.
– Где же она, товарищ лейтенант?
– Даю честное слово, что не выходила.
– А через трубу улететь не могла, потому что нет печного отопления.
– Она где-нибудь там.
– Я видел ее в городе!
– Не может быть...
– Леденцов, тебе известно – я не выражаюсь. Но что ты видишь сейчас в моих глазах?
– Застывшую нецензурную брань, товарищ капитан.
– Тебе выследить Калязину, как болонке поймать шпиона.
– Но я ж смотрел...
– Ты сосал эскимо.
– Товарищ капитан, – возбужденно и обидчиво заговорил Леденцов. – Я ведь как веду наблюдение... Кто вошел, тот должен и выйти. А если не вышел, то держу его в памяти, пока не выйдет.
– Ну, а переодеться она не могла?
– Не могла. Я смотрю не только на одежду и общую конфигурацию, но и в лицо. Вон старуха появилась, была у меня в пропавших. Наверное, в туалете сидела.
– А как-нибудь видоизмениться, в кого-нибудь перевоплотиться?
– В кого?
– Ну, скажем, в сову?
– В птичку?
– Да, и вылететь в окошко, а?
– Тут я не гарантирую. За птицами, кошками и мышами не слежу, товарищ капитан.
– Продолжай работать по своей системе, – бросил Петельников уже на ходу.
Возможно, Леденцов и не виноват. Возможно, виноват он сам, поручив наблюдать за Калязиной, как за обычным преступником. Они с Рябининым давно чувствовали, что у нее есть свои тайные пути и свои тайные друзья. Не могла же она просочиться сквозь стену? Впрочем, если молоко квасит взглядом и двигает волей предметы... Как там у Галилео Галилея?.. Мы преуспеваем с помощью разума".
Инспектор решил побродить вокруг санэпидстанции, пока нет Калязиной.
Кусты, виденные сверху рядами, были пересечены и перемяты дорожками и тропками. Асфальтовая лента для пешеходов окаймляла здание вплотную, приварившись к стене. Вход один, обозреваемый сейчас Леденцовым. Нет, есть и второй, пожарный. Дверь закрыта намертво. Петельников заглянул через стекло – в нарушение пожарных правил к двери привалилась пара шкафов. Тут не выйдешь. Вылезла из окна первого этажа? Скажем, сиганула вот сюда, в заросли шиповника. Баба она здоровая... Но окна первого этажа забраны металлическими веерами. Отогнула? Баба здоровая. Инспектор добрался до стены, к которой приросла санэпидстанция. Что за стеной? Он пошел на улицу – искать фасад этого дома.
В такое время. Рябинин там протирает влажные очки, Лида сидит коридоре... Прокуроры могут разойтись по судам и проверкам. Дорог каждый час, а он тут выискивает – это надо было сделать давно тому же Леденцову.
Инспектор вышел на людную панель длинными сердитыми шагами. Но злость скатилась, стоило ему увидеть стеклянную доску с крупными буквами: "Поликлиника № 24". Ага, поликлиника. К ней примыкает санэпидстанция. Родственные учреждения, как, скажем, милиция и прокуратура. Даже роднее, одного министерства. А если так, то почему бы...
Петельников взялся за дверь и шагнул в чистенький вестибюль, запах которого – далеких лекарств и, может быть, далеких страданий – подтвердил, что это поликлиника. Он разделся и начал бродить по первому этажу, поглядывая в окно, на улицу, чтобы не терять направление. Длинный, магистральный коридор тянулся прямиком к той стене, к которой примыкала санэпидстанция. Инспектор шел, читая таблички на кабинетах; шел, пока не уперся в поперечную дверь, обрезавшую коридор. Рентгеновский кабинет. Перегорожена часть коридора некапитальной стенкой. Все, тупик. Инспектор пошел обратно, чтобы подняться на второй этаж. Если и там подобный тупик, то его кавалерийская атака сейчас захлебнется, ибо у санэпидстанции всего два этажа. С чего он взял, что Леденцов не проверил? Леденцов – продувная бестия, игравший простачка. Может съесть десять брикетов мороженого...
Петельников шел по точно такому же длинному коридору, как и на первом этаже. Теперь он не смотрел в окна и не читал табличек на кабинетах. Его взгляд бежал по узкому коридору, как луч по тоннелю, и уходил в конец, в поперечную преграду. Но мелькали больные, заслоняли здоровые... Он убыстрил шаги, съедая ими длинноту. Коридор укоротился, его уже не было. Нет, кабинета здесь не огородили. Стена, капитальная, с небольшой беленькой дверью, на которой только что не хватало таблички "Служебный вход". Он её дернул – закрыта. Куда она? Да больше некуда, кроме санэпидстанции.
– Гражданин, что вы ищете? – Девушка в белом халате пресекла взглядом его деятельность.
– Хочу попасть в санэпидстанцию.
– Так идите с главного входа.
– А этот для кого?
– Для сотрудников, гражданин.
– Спасибо, гражданка.
Инспектор сел на белую – все белое – скамейку и оперся расслабленной спиной о паровую батарею. Вздремнуть бы тут, в чистоте и тепле. Посидеть бы тут, покараулить. Калязину, которая должна вот-вот прийти. Впрочем, теперь это не имеет смысла – важно было узнать, куда она ходила. Нет, Леденцов не бестия...
Петельников тяжело встал и пошел по коридору к выходу. Глаза, теперь не искавшие никаких дверей, спокойно ослабели. Поэтому идущую навстречу женщину принял без удивления, тем более что она ничем не походила на сову – на оперную певицу она походила, забежавшую в поликлинику сдать анализы. Женщина глянула на него рассеянно, не признавая. Инспектор счел это невежливостью.
– К какому врачу номерок, Аделаида Сергеевна?
– О, какая встреча!
– К невропатологу или к этому... к уху-носу?
До служебной двери было метров десять – она все поняла.
– Нет иду на работу.
– Почему ж не через главный вход?
– Гражданин Петельников, а какая статья уголовного кодекса обязывает ходить через главный вход?
– Все статьи уголовного кодекса обязывают ходить только прямыми путями.
– А знаете, вы остроумнее Рябинина.
Они оттеснились в сторонку, к окну, и теперь стояли, как хорошие знакомые, беседовавшие о болезнях.
– Аделаида Сергеевна, вы любите читать детективы?
– Обожаю.
– При помощи чего, по-вашему, авторы закручивают сюжет?
– Делают преступника умным.
– Наоборот, делают следователя глупым.
– Вы про Рябинина?
– Нет, я про себя.
– Хотите сказать, что если бы знали про эту дверь, то наш с вами детектив давно бы кончился? А между прочим, через эту дверь я ходила сейчас к Рябинину. Не верите?
– Очень даже верю.
– Но его нет, и никто не знает, когда он будет.
– На Рябинина совершено покушение.
– О!
– В него стреляли из-за угла.
– Надеюсь, не попали?
– Промахнулись.
– Кто же стрелял?
– Кто стреляет из-за угла? Какая-то дрянь, – внушительно сказал инспектор.
– Промахнулись, а он не вышел на работу... Испугался сильно?
– Эта дрянь стреляла на людной улице, собралась толпа, свидетели, протоколы... Вот сегодня и разбираются. А завтра приходите, он будет, убежденно соврал инспектор.
– Будет ли? – усмехнулась Калязина.
– Я вам не сказал, что стреляли холостым патроном. Так сказать, пустой номер.
Они друг другу улыбались. Петельников открыто, поскольку разговор шел откровенный. Она с нестерпимой любезностью, сквозь которую, как сквозь неплотную занавеску, совиным взглядом зыркало желание узнать, что сталось с Рябининым.
– Какой же смысл хлопать пустым патроном?
– Та дрянь хотела Рябинина запугать.
– А вы ее поймаете?
– Вот я и хожу тут...
– Да, вы остроумнее Рябинина, – окончательно решила она, так и не отведя глаз, не моргнув и не покраснев. – Извините, я заболталась, а работа ждет. Сейчас принесу стульчик.
– Зачем?
– Для вашего товарища, который будет сидеть у этой двери...
И з д н е в н и к а с л е д о в а т е л я (на отдельном листке). Человек устроен сложно и тонко. И выпущен в мир, где все устроено просто и грубо.
Д о б р о в о л ь н а я и с п о в е д ь. Петельников запугивал намеками. Если пугаться, то не надо ходить купаться...
Юристы убеждены, что преступник – трус. Чтобы пойти на преступление, нужно перешагнуть через мораль толпы, не бояться наказания. На это не каждый пойдет, – тут без смелости ничего не выйдет. Рассудите сами: неужели стоять у станка требуется смелости больше, чем залезть в квартиру? Неужели ходить на службу нужна смелость, а забраться в чужой карман не нужна? А залезть в магазин, где и сторож с ружьем, и сигнализация? А напасть на человека, который, может быть, сильнее его в два раза? Нет, преступник смел.
Так и вижу рябининскую улыбочку, который тут бы мне добавил: "Но подл".
Антимонин не любил уголовных дел, требующих оперативности, а говоря проще, спешки, разъездов и той суматохи, которая пыльным столбом крутится вокруг так называемых актуальных дел. Его привлекали дела солидные, долгие, многотомные, с отсрочками, со множеством экспертиз, – дела, которые звались "хозяйственными". У него и теперь было подобное дело – вот подшил пятый том. И вдруг вчерашний звонок начальника следственного отдела. Включиться в проверку заявления о взятке. Кто-то говорил, что Рябинин с закидонами. Кто-то говорил, что толковый. Кто-то говорил, что зануда. А кто-то, вроде бы Беспалов, говорил, что из Рябинина вышел бы хороший старший следователь. Впрочем, ему начхать: доложит заместителю прокурора города и спихнет кому-то из коллег.
