Джейсон Сэтлоу - Убийца с нежными глазами. Сборник
— Ерунда. Не прикидывайся дурочкой. В природе этих животных каждый день рвут на части. Так отчего же не сохранить эту красоту в виде произведения искусства. Мир жесток. И я не притворяюсь, будто я к нему не принадлежу. И не надо со мной спорить,— жестко сказала она и указала на меня пальцем.— Ты пришла поговорить, так говори.
Она скинула шубку и швырнула ее на кровать, затем села за туалетный столик и положила ногу на ногу.
— Что ты знаешь о ситуации в «Вуд и Варен»?
Она сделала нетерпеливое движение.
— Бизнес и тоска. Те страницы в газете, где пишут о деловой жизни, я обычно стелю в кошачий ящик.
— И тебя не интересует раскол в семье?
— Какой раскол? Ты имеешь в виду Ланса? У меня туда ничего не вложено. У них разногласия с Эбони. Она хочет, чтобы мои акции были на ее стороне. Как она объясняет, это принесет мне выгоду. Ланс, конечно, будет вне себя, но какое мне дело? У него был однажды шанс.
— Итак, ты на ее стороне?
— Кто знает? Возможно. Она умнее его, и пришло время сделать вливание свежей крови. Большую часть времени Ланс занимался черт знает чем.
— В каком смысле?
— Дай-ка я оболью своего братца грязью, дорогуша. В душе он торговец. Когда его это устраивает, он может прекрасно запудрить вам мозги. Он полон энтузиазма, когда дело интересует его, но таких дел немного. Он абсолютно ничего не соображает в расчетах. Абсолютно ничего. Он терпеть не может торчать в офисе и ненавидит рутинную работу. Он может великолепно начать бизнес, но довести до конца это ему не по плечу. Конец связи.
— Ты сама это все придумала или так говорит Эбони?
— Я каждый день узнаю о том, что происходит на заводе. Терри помешан на работе и в основном говорит только об этом.
— Они с Лансом ладят?
— Иногда у них бывают стычки. У Терри очень развито чувство ответственности. Он просто бесится, когда кто-нибудь смешивает то, что он делает, со всяким дерьмом. Прошу прощения за медицинский термин. Ланс никогда не может верно оценить ситуацию. Это всем известно. Если не веришь, посмотри на его жену.
— А как остальные члены семьи? Они могут проголосовать за то, чтобы Ланс оказался не у дел?
— Не-а. У нас только сорок девять процентов акции. Эбони хочет хорошенько его прижать, но она не может вышвырнуть его из дела. Она может подчинить его себе, и этого-то, как я подозреваю, она и добивается.
— Как я понимаю, Басс во всем этом не участвует, живя в Нью-Йорке.
— Иногда он приезжает, чтобы принять участие в заседании совета директоров. Ему нравится изображать из себя важную персону, но он абсолютно не опасен. Обычно у них с Лансом были хорошие отношения.
— А с кем будет Эш?
— Может быть, с нами, а может быть, и нет. Совершенно очевидно: Эбони надеется поднять нас на восстание.
— А что думает ваша мать? Уж ей-то такая мысль может не понравиться.
— Она ужасно против. Она хочет, чтобы дело оставалось в руках Ланса. Не потому, что он хорош, а потому, что она не хочет никаких склок.
— Как ты думаешь, Ланс честен?
— Ланс? Ты что, издеваешься? Ни в коем случае.
— Какие у тебя с ним отношения?
— Я его не переношу. Он очень нервный и вообще псих. Терпеть не могу с ним общаться. Он мой брат, и я его люблю, не пойми меня неправильно. Он просто мне не нравится.— Она наморщила нос.— От него всегда несет чесноком, потом и этим мерзким одеколоном «Брут». И как это мужчины могут им пользоваться? Такая гадость.
— Тебе известны какие-нибудь слухи относительно пожара на складе?
— Только то, что я знаю от Терри. Я знаю, что Ланс занял у компании деньги два года назад и теперь может потерять все, что у него есть. Он не отказался бы сейчас от полумиллиона долларов.
— Правда? Я в первый раз об этом слышу.
Она небрежно пожала плечами.
— Он связался с какими-то печатниками, что само по себе глупость. Я слышала, что печатное дело и рестораны — прямая дорога к разорению. Ему повезло, что этот склад сгорел. Или нет?
— Я думала, ты мне скажешь.
Она оперлась локтем на колено и положила подбородок на руку.
— Если ты пришла сюда за ответами на вопросы, то я иссякла. Мне наплевать на Ланса. Честно говоря, мне наплевать и на «Вуд и Варен» тоже. Иногда все эти распри кажутся мне забавными, как показалось бы забавной какая-нибудь мыльная опера, вроде «Династии», но вообще это скука смертная.
— А на что же тебе не наплевать?
— Теннис. Путешествия. Тряпки. Гольф. Что у нас там еще?
— Жизнь, полная развлечений.
— Так оно и есть. Я развлекаюсь. Занимаюсь благотворительностью, когда есть время. Некоторым людям кажется, что я избалованная, ленивая стерва, зато у меня есть все, что мне нужно. Этим не многие могли бы похвастаться. Весь хаос и разруха от неимущих. Я же настоящая киска.
— Тебе везет.
— Как говорится, любишь кататься, люби и саночки возить. Я тоже за все плачу, поверь мне.
Я поняла, что это признание ее опустошило. Мы услышали, что кто-то вошел в дом, затем раздались шаги в холле. Когда Терри Коулер добрался до двери спальни, он уже снимал пальто и галстук.
— Здравствуйте, Кинзи. Олив говорила, что вы заедете. Я быстренько приму душ, и потом мы сможем поговорить.— Он взглянул на Олив.— Приготовь нам что-нибудь выпить,— произнес он тоном человека, не терпящего возражений.
Я не могу сказать, что все выглядело так, будто она вскинулась и со всех ног побежала выполнять его приказание, но, по крайней мере, ощущение у меня было именно такое. Может быть, ее работа была немного тяжелее, чем я думала. Я знаю, что я бы не стала такой ни для кого.
ГЛАВА 13
Пока Олив хлопотала на кухне, я сидела в гостиной. Комната была очень симпатичной; наклоненные оконные рамы, отделка под орех, выложенный плитками камин, мебель, сделанная под старину, красного дерева, обтянутая камчатной тканью. Все было красным или грязно-розовым. В комнате стоял пряный запах, словно гвоздичный. Я не могла представить себе, как они вдвоем сидят здесь по вечерам и чем они занимаются. Если не считать тех предметов, что отдавали дань условностям и приличиям, не было никакого намека на то, что они читают или слушают музыку. Никаких свидетельств общих интересов. На журнальном столике лежал последний номер «Новостей архитектуры», но выглядел он как чистой воды бутафория. Я не была в своей жизни знакома с богатыми людьми, которые читали бы «Популярную механику», «В кругу семьи» или «Пути и дороги». Да если задуматься то я вообще не представляю, чем бы они могли заняться вечерами.
Олив вернулась через десять минут с подносом закусок и серебряным ведерком, где среди льда уютно примостилась бутылка вина. Ее поведение заметно изменилось после появления Терри. Она по-прежнему была в меру элегантна, но теперь ее манеры приобрели оттенок услужливости. Она суетилась с маленькими салфеточками, раскладывая их вокруг тарелки с закусками, которую она поставила с краю журнального столика. Она приготовила спелый инжир, начиненный пряным сыром, и охлажденные половинки вареных картофелин, украшенных сметаной и икрой. Интересно, если бы я назвала это своим обедом, наверное все мои потребности и пищеварительные нужды были бы удовлетворены?
Олив стремительно направилась ко встроенному бару и вынула оттуда несколько ликеров, таким образом у нас образовался выбор напитков. В комнате уже начинало темнеть и она включила две настольные лампы. Фалды ее юбки из черной тафты зловеще поскрипывали каждый раз, когда она делала шаг. Ноги у нее были очень мускулистые, и видно было, что высокие каблуки дают ее икрам возможность расслабиться.
Я оглянулась и увидела Терри, стоявшего в дверях, свежевымытого и уже одетого. Его глаза следили за Олив. Он поймал мой взгляд и улыбнулся улыбкой собственника. Похоже было, что ему не так просто угодить.
— Роскошный дом,— сказала я.
Олив обернулась и одарила меня ослепительной улыбкой.
— Благодарю,— сказала она.
— Садитесь, что же вы стоите,— сказал он.
— Не хотелось бы вас задерживать.
Терри нетерпеливо махнул рукой, так, будто беседа наша имела гораздо большее значение для него, чем предстоящий коктейль. Жест был похож на тот, которым сопровождают фразу, брошенную секретарше, приказывающую не соединять босса при возможных телефонных звонках. Наверное, это все ерунда… может быть, никто и не должен звонить… но это поднимает посетителя в собственных глазах.
— Он никогда не упустит шанс поговорить о делах,— сказала Олив. Она подала ему мартини и взглянула на меня.— Что ты будешь пить?
— Белого вина, если можно.
Под моим взглядом она открыла бутылку, налила себе и потом мне. Она протянула мне мой стакан, сбросила туфли и присела на кушетку, поджав под себя ноги. Она теперь казалось мягче и не такой эгоистичной. Роль жены-хозяюшки ей на удивление подходила. Она была женщиной, созданной для того, чтобы смиряться и баловать «своего мужчину». Образ, кажущийся несколько устаревшим в мире деловых женщин и многодетных матерей.
