Джоэл Роуз - Самая черная птица
— Я научился не доверять словам людей, даже медиков, уже однажды проявивших себя сомнительно. Опыт и здравый смысл подсказывают, что утверждения этого врача ни в коем случае не следует принимать за правду. — Хейс кивнул в направлении камер первого яруса: — Эти два бандита, что там сидят. Мне нужно поговорить с ними.
Матцелл повернул свою тонкую шею, сдавленную тесным воротником, туда, куда указывал детектив.
— О ком вы, сэр?
— О двух парнях в последней камере. Вы знаете, кто они такие?
— Два жалких хулигана, приехавших из Балтимора на пароходе. Они промышляли вместе с бандой преступников, известных в этом городе как «Кровавые бочки». Мои офицеры обнаружили всю шайку в доках на Саус-стрит. Ребята погнались за ними, но поймать удалось только этих двух. А что вам от них нужно, могу я поинтересоваться?
— Если не ошибаюсь, это Оскар и Оссиан Калленбараки, сыновья Фредерики Лосс из таверны «Ник Мур» в Хобокене. Любопытно, как они сюда попали. В последний раз я видел их еще совсем мальчиками, в ночь смерти их матери. Оссиан выстрелил в нее. Странно, что парни оказались здесь.
Мистер Тренчер, надзиратель, до сих пор сохранивший свое место в тюрьме, отпер замок, радуясь, что снова может послужить своему старому заступнику.
Сыщик пошел к камеру, крепко держа двумя руками дубинку констебля, некоторое время молча и оценивающе разглядывая двух заключенных.
— Парни, вы знаете, кто я такой? — наконец спросил он.
Они знали, кто такой Старина Хейс.
— Вам известно, зачем я здесь?
Братья ответили отрицательно.
— Добропорядочные граждане всегда говорят правду, — предупредил он, для пущей важности стукнув дубинкой по каменному полу. — Я знал нашу мать. Но вас не видел уже несколько лет. Теперь скажите мне, кто из вас кто?
Ольга вернулась из деревушки Фордхем только к вечеру следующего дня. Погода изменилась. От теплого индейского лета не осталось и следа, с севера дул холодный ветер.
Хейс услышал знакомый звук: открылась и сразу же закрылась дверь кухни. Его дочь ворвалась в гостиную, замерзшая и чрезвычайно расстроенная.
— Трус! — закричала она. — Негодяй!
Она встала перед камином, спиной к пламени, дрожа — не то от холода, не то еще от чего-то.
— О ком ты говоришь, Ольга?
— О том, кто подписывает свои статьи «Людвиг», — прорычала она. — Ты это видел, папа?
Девушка вытащила из сумки «Нью-Йорк геральд» и раздраженно помахала им в воздухе.
— Я купила ее, перед тем как сесть в поезд, и пришлось всю дорогу читать эту ложь.
На первой странице был напечатан некролог, подписанный явно вымышленным именем:
Умер Эдгар Аллан По. Это случилось позавчера в Балтиморе.
Новость поразит многих, но мало кто будет горевать. Писатель бродил по улицам, охваченный не то тоской, не то безумием. Губы его шевелились, произнося невнятные проклятия, глаза закатились в страстной молитве о счастье тех, кто в тот момент был предметом его поклонения, — но не о своем собственном, ибо считал себя проклятым. Кроме тех редких моментов, когда в каком-то лихорадочном порыве к бедняге возвращались силы и желания, над ним всегда довлела память о некой трагедии, наложившей отпечаток на всю жизнь.
— Знаешь, кто такой этот неведомый Людвиг? — ядовито зашипела Ольга. — Его можно узнать по запаху, по вони. Это мистер Джордж Гордон Беннетт. Он также привлек к сотрудничеству преподобного Руфуса Грисвольда. Могу поклясться. Мадди рассказала Анне о том, что издатель уже был в Фордхеме до нашего приезда и пытался получить от тетушки исключительные права на литературное наследие Эдгара.
— С какой целью? — спросил Хейс. Ему стало любопытно.
— Он хочет отомстить. Обвиняет По в том, что тот опорочил честь и доброе имя Фанни Осгуд.
— А преподобный Грисвольд? Ему зачем в этом участвовать?
— Из банальной зависти. Он хочет уничтожить литературную репутацию Эдди. Он завидует, завидует, завидует! Это не новость. Так было всегда. Мадди сказала, что у Беннетта есть имеющие юридическую силу бумаги, согласно которым преподобному присуждается право распоряжаться литературным наследием поэта. Этот бессовестный грязный субъект имел наглость запугивать миссис Клемм. Эти двое вознамерились уничтожить работу всей жизни Эдгара По.
— Боюсь, есть более тревожные новости, чем все эти литературные дрязги и попытки опорочить репутацию. Вчера я был в «Томбс», а сегодня утром совершил увлекательную прогулку в больницу на южной оконечности острова Блэкуэлл-Айленд.
Ольга пришла в замешательство.
— Для чего, папа? — спросила она..
— После того как вы с Анной отправились в Фордхем, я получил посылку от Эдгара. Внутри находилась поэтическая рукопись и довольно любопытная записка.
— Что за записка?
— Мистер По утверждал, что его преследуют.
Девушка прямо-таки набросилась на отца.
— Преследуют? — воскликнула она. — Миссис Клемм получила такое же послание. Думала, что у Эдди паранойя. А что за рукопись?
— Она принадлежит перу Джона Кольта. В записке есть намек на тайное послание.
— Где эта рукопись? Ты что-нибудь обнаружил?
Констебль указал дочери на стол, где лежала тетрадь:
— Перечитал несколько раз. И сразу же заметил некое несоответствие. Если помнишь, после бегства убийцы я был в его камере и нашел стихотворение, посвященное убийству Сэмюэла Адамса. Это же сочинение лежало у По: он получил его, когда жил в Тартл-Бэй. Однако в рукописи, которую прислали мне, поэма претерпела некоторые изменения. В нее внесли правку.
— Правку? Как так?
— Это переделка. Изначально в тексте явно шла речь о смерти издателя, а теперь говорится об убийстве женщины, и чтение навевает мысли о Мэри Роджерс. Я не большой специалист в каллиграфии, но без труда смог понять, что переделка была совершена другой рукой, отличающейся от почерка автора.
— Но зачем, папа? И кто это сделал?
— Именно поэтому я отправился в больницу на Блэкуэлл-Айленде. Там находится Джеймс Холдгейт, мастер по подделке документов. Состояние его весьма плохо: похоже, бедняга долго не протянет, ибо страдает болезнью пищеварительного тракта. Я попросил его на минутку отвлечься от своих страданий и взглянуть на рукопись Кольта. Мошенник сказал, что, вне всякого сомнения, интересующее меня произведение написано другим человеком и на бумаге, отличной от прочей.
— Это значит, что ты прав и правку внес Эдгар.
— Таково мое предположение, и Холдгейт подтвердил его, когда я показал ему образцы почерка По.
— Однако мы должны понять, по какой причине Эдгар изменил эти строчки.
— В записке он намекал, что это своего рода шарада. Когда я навещал По в Тартл-Бэй, поэта поначалу не было дома. Зато я встретил там Вирджинию. Она показала мне стихотворение, которое сочинила для мужа по случаю Дня святого Валентина. Сисси открыла, что в качестве своего рода подарка в тексте зашифровано имя мужа — Эдгар, — если прочесть первые буквы каждой строки сверху вниз. Я попытался применить ту же систему к данному стихотворению, а потом ко всем остальным стихам мистера Кольта, однако это ни к чему не привело.
Ольга схватила рукопись, буквально вырвав ее из рук у отца.
— Три года назад в салоне Анны Линч, — проговорила она взволнованно, склонившись над текстом и изучая строчки, — наш друг прочел стихотворение, названное «Той, чье имя указано ниже». На первый взгляд казалось, что никакого имени там нет, но позже я узнала секрет. Если взять первую букву первого слова, вторую букву второго и так далее, то можно было прочитать скрытое послание: «Фрэнсис Сарджент Осгуд». Уверена, нам отправили послание с того света. Теперь только нужно его расшифровать.
— Обрати внимание на строфу, начинающуюся словами «Видишь, Лигейя: свершилось».
Прошло всего несколько секунд, и девушка выпалила:
— Смотри, пап! Здесь зашифрован акроним! Первые три строки складываются в слово «вам». — Однако ее воодушевление тотчас же сошло на нет. Лицо снова стало мрачным. — А потом, насколько я вижу, — ничего.
Сыщик подвинулся ближе к дочери и надел свои ненавистные очки, чтобы тоже взглянуть на текст и поучаствовать в разгадке.
— Продолжения нет, — пожаловалась Ольга. — После первого слова идет какая-то невнятная чепуха и белиберда.
Они вместе стали разглядывать стихотворение.
— А что, если дальше двигаться не по наклонной линии, — внезапно предложил Старина Хейс, — а после первого разгаданного слова вернуться к началу следующей строчки? Теперь видишь второе слово? Там написано «нужен». Получается «вам нужен».
— А потом «Сэмюел»! — воскликнула девушка.
Видишь, Лигейя: свершилось; но страх
НАпал на меня — тела коснуться.
Не Мог бороться со мною прах.
Но я желал, чтобы он мог очнуться,
ТУт же схватить, ударить меня, как едва,
МоЖет, мгновенье иль два назад.
С трЕпетом поднял я голову, но она
СклоНилась обратно, в кровавый ад.
Скажите, что мне делать с ношей такой?
ХЭй, могилу в земле вырой ей! Торопись!
Не Медли, ногтями рой. Хочешь, спой
Ту лЮбимую песню ее. Оглянись!
Лишь Эхо, кругом никого. Копай!
Не медЛи: рассвет — все светлей и светлей.
Как птицы щебечут! Теперь опускай
НОшу свою туда — ее тело! Скорей!
ТоЛько час у тебя: проснется народ;
ТолЬко час. Или бросить в пучину вод?
О, ЗанТе, прекрасный цветок — пусть скроет вода
Навсегда, навсегда, — больше никогда!
— Но что это значит, папа? «Вам нужен Сэмюэл Кольт»?
