Джесси Келлерман - Зной
Молчание.
— А что делать мне? — спросила Глория.
— Ехать домой, сеньора. Работа у вас имеется?
— Придется искать новую.
— Вот и ищите. Пусть мой двоюродный брат покоится с миром и друг ваш тоже, и не будем больше о них говорить.
Пауза.
— Что вы почувствовали? — вдруг спросил Фахардо.
— Когда?
— Когда убили его.
— По-моему, вы предложили больше о нем не говорить.
— Предложил, — согласился Фахардо. — Но мне интересно. Я никого еще не убил.
— По правде сказать, — ответила Глория, — ощущение было самое поганое.
— Если вас это как-то утешит, хорошим человеком он не был.
Глория взглянула ему в глаза:
— Значит, говорите, вы никого еще не убили?
— Я же вам сказал, никого.
— Ну так и помалкивайте.
Глава тридцать первая
Перед тем как покинуть город, она остановила машину у мастерской Гектора. Он вышел к двери в очках, делавших его глаза словно бы фасеточными; живот и щеки каменотеса, покрытые налетевшей от шлифовальной машины поблескивающей каменной крошкой, отражали свет во всех направлениях сразу Он поприветствовал Глорию взмахом державшей пивную бутылку руки. Она отдала ему карточку, сказала «спасибо».
— Не за что, — ответил он. — Как прошел разговор?
— Почти идеально, — сказала она. — А как ваш камень?
— Хотите взглянуть?
Рабочий стол был залит ярким светом. Теперь Глория хорошо видела, насколько точна каждая проведенная Гектором линия, и сказала ему об этом.
— Скоро уже закончу, — сообщил он. А затем, помахав карточкой: — Пора уложить ее спать.
И повернулся к двери, что вела в контору Нестора.
— Вы можете рассказать мне, как найти могилу ее сына? — спросила Глория.
Он кивнул:
— Один момент.
И скрылся за занавеской.
Пока Гектор отсутствовал, Глория разглядывала плиту. Издали камень казался однородным, похожим на чашу с густыми сливками. С близкого же расстояния разделялся на обособленные участки, одни были как будто крупинчатыми, другие, размером с большую почтовую марку, казались состоявшими из спрессованного песка, третьи выглядели как плотно упакованные одноцветные клетки, а когда Глория, смахнув пыль, склонилась над плитой так низко, что глаза ее оказались дюймах в пяти от каменной поверхности, сложность структуры камня еще и возросла. Теперь желтое было не желтым, но каким угодно, от серого до зеленого, с вкраплениями — от черных до мерцающих перламутром, сияющих, преломляющих свет.
А если она наклонится ниже, то увидит еще больше? Какой-то невообразимый спектр? Или рисунок поверхности будет составляться и распадаться сам собой, фрактальный, словно исполняющий фугу?
А если заглянуть глубже?
Под поверхность? В некую сокровенную суть?
Хотя, возможно, сути-то и не существует. А существует лишь — вплоть до малейшей детали самой малой детали — нескончаемая итерация, кодовое обозначение кодового обозначения другого кодового обозначения.
Этого ей не узнать никогда. Глубже она проникнуть не сможет. Не сможет увидеть больше того, что видит.
— Вкусно пахнет?
Она выпрямилась. Перед ней стоял, улыбаясь, Гектор.
— Я нарисовал для вас карту, — сказал он. — Семья не предполагала, что ей придется в таком скором времени хоронить двух ее членов, и землю на кладбище заранее не приобрела. Вот вам номер участка, номер ряда и номера могил. Людей вы там не увидите. Участок был заполнен лет тридцать пять назад, а похороны теперь происходят начиная с трех часов дня и в полумиле от него.
Глория повернула листок с картой к себе — так, чтобы дорога, ведущая из Агуас-Вивас, начиналась с нижнего его края.
— Это совсем недалеко от шоссе. Войдете в главные ворота, а там по указателям… хотя нет. Не стоит. Дайте-ка.
Гектор достал из нагрудного кармана карандаш и стер проложенный им маршрут.
— Самое быстрое — оставить машину на обочине и спуститься с дороги вот здесь.
Он поставил на карте крестик и написал: «Глория»; поставил второй, написал: «Карлос».
— Все очень просто, — сказал он. — А ограды там нет.
Глория скомкала карту и сунула ее в карман — чтобы не видеть свое имя стоящим так близко к его.
— Спасибо.
— Если запутаетесь, возвращайтесь, я дам вам самые точные указания. Да просто поеду туда с вами.
— Не хотелось бы лишний раз вас беспокоить.
— Какое же тут беспокойство, сеньора. — Он кривовато улыбнулся. — Я только радуюсь, когда ко мне кто-то заглядывает.
Она собралась было попросить его передать прощальный привет Луису, но вовремя вспомнила об их вражде. И потому последними ее обращенными к Гектору словами были:
— Я найду.
Когда она включила двигатель «доджа», Гектор стоял в двери своей мастерской, под лупившим вовсю, даром что времени было только половина десятого, солнцем, и махал ей толстой лапой. Он принадлежал к числу тех мужчин, которые не потеют. И вместо пота стирал со лба пыль.
— Поосторожнее на дорогах! — крикнул он.
Глория почему-то ожидала прощания менее прозаического. Но что он мог знать? Для него она была всего лишь приехавшей с большим опозданием далекой родственницей одной из покоившихся на кладбище женщин. Ему было чем заняться — он резал камень. И ничего более реального для Гектора не существовало.
Стронув машину с места, она помахала ему рукой. Воздух приятно овеял ладонь. Пока машина не выехала на шоссе, Глория держала руку выставленной за окно и представляла себе, как прибавит сейчас скорость и оторвется от земли.
ОНА ЗАЕХАЛА НА ЗАПРАВОЧНУЮ СТАНЦИЮ. На сей раз здесь распоряжался взрослый мужчина с ослепительной лысиной и усами, из которых получились бы отменные протезы сурочьего хвоста. Бак «доджа» он наполнил, не произнеся ни слова.
Принимая от него сдачу, Глория сказала:
— У вас очень умные сыновья.
Он заморгал — как если б она ткнула его пальцем в пупок.
— Да. Верно.
— Передайте им привет от меня, хорошо?
— А вы кто?
— Яо Мин.
КАРТА ГЕКТОРА ПРЕДЛАГАЛА ЕЙ остановиться в нескольких сотнях ярдов после поворота на ведущую к кладбищу дорогу. Подъезжая к этому месту, она наблюдала за тем, как земля становится голубой, влажной, подвижной, а затем в одно мгновение иссыхает.
Глория вышла из машины. Она знала — именно здесь Карл слетел с дороги. По одну сторону от шоссе простиралось дно огромного озера Агуас-Вивас, ставшее ныне приютом мертвых. По другую тянулась бескрайняя пустошь, кочковатая и бугристая, как плохо заправленная постель. Где-то здесь и лежал Карл. Глория невольно улыбнулась. Надо же, целую пустыню в свое распоряжение получил.
Мальчика похоронили ближе к дороге, чем его мать. Глория, спотыкаясь, спустилась с насыпи. Зной усиливался с каждой минутой. Ненароком коснувшись одного из надгробий, мимо которых она проходила, Глория обожгла ладонь. Посасывая большой палец, она сверилась с картой и обнаружила, что стоит прямо перед нужной ей могилой.
Нет — перед какой-то другой.
Ага, вот он. Камень размером с книжку в бумажной обложке. Глория опустилась на колени, чтобы прочесть надпись.
Carlos 1962–1963 Dios lo queriaБог любил его.
Или же Бог пожелал его.
Темы для разговора с ним у Глории отсутствовали. В конце концов, он был младенцем.
Однако уходить, ничего ему не сказав, было как-то неправильно, и потому Глория, откашлявшись, выскребла из памяти застрявший в ней кусочек колыбельной.
Для тебя я с утра на ногах,
Для тебя я шью целый день.
Для тебя вечерами готовлю еду,
О тебе нонами молюсь.
Мое утро любовно разбудит тебя,
Мой день приоденет тебя,
Мой вечер насытит тебя,
Моя ночь принесет тебе сны.
Ярдах в ста от этой находилась могила матери; ее надгробие было немного больше.
FAJARDO GLORIA BEATRIZ RAMOS Febrero 1947 — Julio 1963Глория попыталась представить себе, что это такое — в шестнадцать лет вынашивать дитя. Сама она в этом возрасте училась в школе, думала о колледже. Еще и доктором-то стать не собралась. Время шло тогда медленнее, потому что не имело конечной точки.
Она поговорила с Глорией, рассказала ей о Хозе. То есть сначала она называла его Карлом, но потом спохватилась и попросила прощения. Рассказала о его диете, о бизнесе, о благотворительности. О чувстве юмора и набожности. Засмеялась, произнеся: «Он был такой забавный»; описала ужас, который испытала, услышав его последнее телефонное сообщение.
О последних пяти месяцах Глория рассказывать не стала. Они касались скорее ее, чем его.
