Элиз Тайтл - Ромео
— Сейчас уже нет. Но у него были тяжелые времена. Потеря ребенка явилась для него чертовски сложным испытанием. Я еще не был знаком с ним в то время, но из разговоров знаю, что после той трагедии он и пристрастился к выпивке. Когда мы начали работать с ним в одной команде, он еще не до конца оправился от последствий долгих запоев. Думаю, если бы я познакомился с ним раньше, я бы помог ему справиться с недугом. Джон — это лучший партнер из всех, с кем мне доводилось работать.
Сара уставилась на стакан с коктейлем.
— Он никогда не говорил мне о ребенке.
— У него был сын. Он умер от спинномозгового менингита, когда ему было лет десять-одиннадцать.
— Как давно это случилось?
— Лет шесть тому назад. Он лишь однажды упомянул об этом в разговоре со мной. Когда был чертовски пьян. После этого больше ни разу не говорил о ребенке. Да и потом, Джон не слишком болтлив.
— Да, пожалуй.
Вагнер надкусил сандвич и запил его водой из стакана Сары, поскольку официантка не принесла ему свежей взамен.
— Что между вами?
Сара, приготовившаяся было отведать коктейль, встрепенулась.
— Между мной и Джоном? Ничего. С чего вы взяли, что между нами… что-то есть?
Вагнер потянулся за кетчупом.
— Не хотите попробовать? — жестко указал он ей на блюдо с жареным картофелем.
— Как бы то ни было, это не ваше дело, — агрессивно произнесла она. Неужели Джон проболтался приятелю? Нет, вряд ли. Вагнер сам же сказал: Джон не из болтливых. И уж совсем не похож на тех, кто, коснувшись женщины поцелуем, начинает трубить о своих любовных победах.
— Вот что я сделаю. Я полью кетчупом одну половину…
— Если вам больше ничего не идет на ум, Вагнер, поливайте всю тарелку.
Он наклонил бутылку и постучал по донышку, выталкивая кетчуп.
— Насколько мне известно, у Джона было не так уж много женщин, с тех пор как его жена… — Он покосился на Сару.
— Он говорил мне о том, что она покончила с собой. — Сара понимала, что поступает глупо, пускаясь в откровения, но испытывала легкую радость отмщения. Это был ее реванш за то, что Джон не рассказал ей о смерти сына.
Вагнер отставил бутылку, вытер горлышко и медленно завинтил белый колпачок.
— Он вам рассказывал, что она выдвигала обвинение против него?
— Обвинение?
— К тому времени мы уже пару месяцев работали с Джоном. Они с женой еще жили вместе, но, как я понял, это уже был не брак, а одно название. Джон говорил, что хочет найти себе квартиру. Помню, я даже помогал ему подыскивать жилище.
— А в чем был смысл ее обвинений?
— Она заявила, что он ее избил.
— Я не верю. Джон говорил мне, что она была очень неуравновешенной женщиной. Но, учитывая смерть сына, это вполне естественно. Можно понять ее состояние. И посочувствовать. Им обоим. Наверное, она знала, что Джон хочет оставить ее. И была в отчаянии.
— Я видел ее, Сара. Она приходила к нам в управление жаловаться. У нее были подбиты глаз и челюсть. Когда она ушла, Джон помчался за ней. Думаю, у них состоялся разговор. На следующий день она сняла обвинение.
— А Джон признался в том, что избил ее? — Нет, ей нужно услышать это от него самого. Узнать его версию случившегося.
— Я его никогда об этом не спрашивал, — сказал Вагнер. — Насколько мне известно, никто из наших не интересовался этим.
Тон, которым он произнес эти слова, предостерегал и Сару от расспросов.
В начале девятого вечера Вагнер подвез Сару к ее дому. У подъезда дежурил полицейский в штатском. Поскольку полиции еще не удалось «расколоть» Перри, приказ о круглосуточном наблюдении за Сарой оставался в силе, до тех пор пока стражи порядка не убедятся в том, что поймали настоящего убийцу.
Сара стояла у двери своей квартиры, уже намереваясь вставить в замочную скважину ключ, когда дверь в подъезд открылась и в вестибюль вошел высокий, очень красивый темноволосый мужчина в стильном сером костюме. Увидев незнакомца, Сара ощутила приступ панического страха, который усиливался по мере того, как мужчина направлялся к ней. Вагнер был не единственный, кто сомневался в том, что задержали настоящего убийцу. Впрочем, в любом случае дежуривший у подъезда полицейский должен был проверить личность вошедшего.
— Сара, — воскликнул незнакомец, подойдя к ней. — Я только что услышал хорошие новости по радио. Ты, должно быть, испытала огромное облегчение, узнав о том, что поймали этого психопата. Тебе придется все мне рассказать. Правда, что ты присутствовала при задержании, а потом дежурила у его постели? Он выживет? Что говорят? Я слышал, он едва жив.
Хотя внешность мужчины и была ей незнакома, его голос с характерным придыханием Сара не могла не узнать.
— Викки? — Она была так поражена, что ключ от двери выпал у нее из рук.
Зардевшись, он нагнулся и поднял его.
— Видок у меня сегодня — с ума сойти! Ужинал с мамочкой. Она в этом не признается, но я-то знаю, что ее смущает не мое переодевание. А только то, что в платьях я выгляжу эффектнее, чем она.
Сара не знала, что сказать.
— Может, я переоденусь во что-нибудь более подходящее и потом принесу тебе поесть? Судя по тому, как ты выглядишь, тебе не мешало бы подкрепиться. У меня остался совершенно бесподобный кусок мяса. Я тебе сделаю толстый сандвич.
Сара не сводила с соседа изумленного взгляда. Викки был неотразим. И такой мужественный. Ну точная копия того красавца с фотографии, которую она на днях подняла с пола его гардеробной.
— Что скажешь? Если тебе не хочется мяса, могу предложить изумительную пиццу для гурманов. Мигом разогрею ее в печке…
Сара с трудом обрела дар речи.
— Нет. Спасибо. Я поела в больнице, — солгала она.
— Больничная еда. Фу. — Викки скорчил гримасу. — Я представляю себе. Пожалуй, я принесу тебе успокоительного для желудка.
Сару начинала раздражать назойливость Викки.
— Послушай, я совершенно разбита. Все, чего мне сейчас хочется, — это забраться в постель и по-человечески выспаться.
— Ты, должно быть, испытываешь невероятное облегчение от того, что все кончено, — опять затараторил Викки. Его интонации никак не вязались с мужественной внешностью.
— Перри еще не предъявлено официального обвинения.
— Естественно, они не имеют права швырять его в камеру, пока он не очухался, — сказал Викки. — Но по радио только что передали, будто он повесился на белом шелковом шарфе — таком же, как те, которыми Ромео обычно связывал свои жертвы. В высшей степени символично.
Сара повернула ключ в замке.
— Мне, право, сейчас совсем не хочется говорить об этом, Викки.
— Господи, я, наверное, кажусь тебе таким же дотошным, как те несносные репортеры, что преследуют тебя.
Она слабо улыбнулась.
— Без комментариев.
Викки ухмыльнулся.
— Вот это заявленьице.
— Я не хочу показаться грубой, Викки, но я действительно измучена до предела. И мечтаю добраться до постели.
Однако, прежде чем ей удалось проскользнуть в квартиру, Викки все-таки коснулся ее щеки.
— Что ж, надеюсь, теперь твоим ночным кошмарам пришел конец. Желаю тебе приятных сновидений, дорогая.
Неожиданная перемена во внешности трансвестита, его прощальная реплика и прикосновение взбудоражили Сару, и она, оказавшись дома, еще долго не могла прийти в себя. В квартире царил еще больший беспорядок, чем обычно, из кухни несло залежалым мусором, Помойное ведро не убирали вот уже несколько дней. Зажав нос, она завязала пластиковый мешок с мусором в надежде, что утром не забудет вынести его. Может, даже и уберется, подумала она, направляясь в спальню. «Тебе не удастся упорядочить свою жизнь, Сара, пока ты не наведешь в ней порядок». Так сказала Мелани во время их последнего разговора по телефону.
Приняв горячий душ, Сара взбила смятую постель, встряхнула одеяло, с которого на пол посыпались крошки, а в воздух поднялась пыль. Уже в постели, Сара опять подумала о Роберте Перри, лежавшем в коме на больничной койке. Если бы только она могла быть уверена в том, что он и есть Ромео. Если бы только не преследовали ее мысли о пропавшем сердце Мелани. А теперь еще и о похищенном сердце Эммы. До сих пор не найдены два сердца. Почему? Почему разорвалась цепочка?
Сара не переставала думать и о встрече с Викки, и мысль ее начала выстраивать новую версию. Что, если отсутствие свидетелей во всех предыдущих случаях объяснялось тем лишь, что в дома жертв Ромео входил не мужчина, а женщина? Или это был кто-то похожий на женщину? Отлично. Да просто гениально. Все, что требовалось от преступника, — это быстро переодеться, но для такого аса маскарада, как Викки, это не проблема, — и вот уже мужественный красавец Вик является на свидание.
И еще. Кому, как не Викки, знать о существовании того подпольного секс-клуба? Разве не говорил он ей, что выступал на сцене? Почему бы не в том самом клубе, куда ходила Эмма? А может, он просто захаживал туда. Только не как зритель. А в поисках добычи. Вик был чертовски красив. Именно такой мужчина мог пленить и Эмму, и Дайану Корбетт, да и других. Даже и ее сестру.
