Елена Арсеньева - Повелитель разбитых сердец
Жани, конечно, ни о чем не подозревала. Наверняка Клоди запретила Гийому хоть словечком обмолвиться о найденном сокровище даже жене. И после его смерти Клоди ничем не рисковала. Прилежно дурачила своих сообщников и потихоньку избавлялась от них. Бедняга Жан-Ги Сиз, который попал ее усилиями в тюрьму в первый раз в семидесятых, попал и теперь – Клоди заморочила ему голову грядущим богатством настолько, что он решил взорвать Сен-Фаржо. Да он просто свихнулся на всем этом и был обречен на смерть только потому, что гипотетически мог развязать язык. Даже тени, даже ничтожного процента неудачи не могла допустить предусмотрительная Клоди!
– Что же ты молчишь, Клоди? – нетерпеливо спрашивает Иса. – Договаривай наконец! Где картина?
– Мы пойдем туда и возьмем ее, – ласково, словно ребенку, говорит ему Клоди.
Ну надо же, какое превращение! Понятно, она снова хочет помириться с ним. Но их примирение – это моя немедленная смерть. Что же делать? А, знаю, есть способ! Древний как мир способ – разделяй и властвуй.
– Да-да, – ехидно говорю я, – пойдете и возьмете… В доме Гийома, верно, Клоди? В его гостиной. Там, где висит такой потрясающий светильник с тележным колесом. Только вряд ли ты уйдешь из этого дома живым, Иса. Там уже была убита Лора, там же настанет и твоя очередь! Кстати, Клоди, как вам удалось заставить Жильбера идти искать в саду Жани туфлю Лоры? Вы позвонили ему от ее имени?
Иса быстро переводит взгляд своих острых глаз с меня на остолбеневшую Клоди, потом опять на меня. И вдруг я осознаю, что не боюсь его. Больше не боюсь! Он теперь у меня в руках. Я закинула наживку, а он ее заглотил. И сейчас беспомощно трепыхнется на крючке… Ну же!
– Жани? Ты говоришь о сестре Жана-Ги? При чем тут она? И что ты сказала о Лоре? Она убита? При чем тут ее туфля? Говори быстро!
Не надо меня торопить, Иса. Я и сама просто-таки дрожу от нетерпения выпалить тебе все, что знаю.
И я говорю. Говорю, задыхаясь, захлебываясь. Говорю все, что знаю, о чем догадываюсь, что предполагаю: говорю об аукционе «Друо», на котором мадам Луп купила Лоре эксклюзивные туфельки, потом – о красном «Рено» около гостиницы «Пуле д'ор» в Фосе, и о том же «Рено» на холме над Муленом, и о темной большой машине, которая подползала к нему ночью…
Тут я вдруг даю сбой. Как ни отвратительно разбираюсь я в марках машин, но даже я способна понять, что юркий «фордик» Клоди совершенно не похож на тот массивный автомобиль. Это был джип – «Ровер», «Чероки», «Паджеро» или какие они еще есть, джипы… Но только не «Форд»!
Глаза Клоди, которые ни на миг не отрываются от меня, вспыхивают торжеством: ведь ее нервы так же напряжены, как мои, она видит больше видимого, слышит больше слышимого! Она понимает, что я колеблюсь, и намерена воспользоваться этим. Однако мы обе забыли, что и нервы Исы напряжены точно так же, и его чувства тоже обострены до крайности.
– Похоже на твой джип «Шевроле», а, Клоди? – говорит он вдруг, задумчиво кивая, и я почти с ужасом осознаю, что он верит мне. Верит безоговорочно!
Почему?
Да очень просто. Видимо, Клоди крепко достала его своим умением виртуозно морочить головы людям. Да, она правильно определила сущность Исы: он отнюдь не глава дела, не организатор, а исполнитель, пусть даже идеальный исполнитель. Он – боевое оружие. Он груб, прям и откровенен. И, наверное, не любит туманных хитросплетений вокруг таких простых и ясных дел, как убийство, поиски сокровищ, теракты…
Между тем лицо Клоди снова искажается бессильной ненавистью, и я понимаю, что Иса угадал верно.
– Продолжай, – приказывает он мне, не сводя тяжелого взгляда с Клоди, и берется левой рукой за ствол пистолета, словно поправляя навинченный на него глушитель.
Клоди цепенеет. Теперь она не может глаз оторвать от ствола, им поглощено все ее внимание, и она почти не слушает того, что я говорю. В отличие от Исы, который так и впитывает каждое мое слово.
Я продолжаю. Рассказываю, что Клоди каким-то образом заманила Лору в сад Жани и убила ее там, там и спрятала труп, воспользовавшись отсутствием хозяйки. А потом, когда отволокла тело подальше отсюда, она обнаружила, что с ноги Лоры исчезла одна туфелька, и спохватилась, что потеряла улику. И позвонила Жильберу, чтобы тот нашел ее. Не знаю, как она заморочила Жильберу голову, что он с такой готовностью бросился выполнять ее просьбу, но…
– Погоди, – перебивает меня Иса, мучительно наморщив лоб. – Каким образом она, – следует кивок в сторону Клоди, как если бы та была совершенно неважным, посторонним существом, а то и неодушевленным предметом, – заманила Лору к Жани? О, погоди… я знаю, я понимаю. Ребенок! У Жани мой сын, да?
У меня падает сердце. А Иса, оказывается, не такое уж и безмозглое боевое оружие!
– Это правда? – спрашивает Иса, глядя поочередно то на меня, то на Клоди.
Я молчу. Я раскаиваюсь в каждом сказанном мною слове.
Филиппок в своем боди от Кардена и в чепчике сугубо а-ля рюсс, измученный криком, прильнувший к моей груди и жадно шарящий по ней губешками, представляется мне как наяву. Господи, да что же я наделала!
– Ну вот видишь, что ты натворила! – злорадно говорит мне Клоди. – Теперь можешь считать, что Жани больше нет на свете.
– Почему? – недоуменно спрашивает Иса. – Жани – сестра моего побратима, если она взяла моего сына, это лучшая участь, которую я мог бы пожелать для него. В семье моего побратима мой сын будет расти все равно что в родной семье!
Вот теперь на наших с Клоди лицах определенно одинаковое выражение – неописуемое изумление. Да, крепко сдвинулось что-то в голове этого ходячего гранатомета! Он сам обрек на смерть своего побратима – и в то же время считает, что воспитываться в семье сестры Жана-Ги – наилучшая участь для Филиппа.
Хотя… В принципе, он прав. Так что пусть его логика и вывернута наизнанку, однако бесспорна.
– Значит, Лору убила она? – спрашивает он, взмахнув в сторону Клоди пистолетом, но глядя на меня. – Значит, она?
Я уже почти кивнула. Я уже почти сказала «да». Но встретилась с ним взглядом – и немедленно поняла смысл расхожего выражения о языке, который присыхает к гортани.
Ему снова необходима рука, которая жмет на спусковой крючок, этому оружию! И если я скажу «да», Иса немедленно выстрелит в Клоди. Убьет ее у меня на глазах – воровку, обманщицу, авантюристку, убийцу, искательницу кладов, бесовски умную и дьявольски коварную тварь…
– Нет! – кричу я что было сил. – Нет! Я не знаю!
16 октября 1921 года, Константинополь. Из дневника Татьяны Мансуровой
То, что я рассказываю сейчас, вскоре станет сенсацией мирового значения. Без сомнения, в морские анналы не занесено ни одно подобное происшествие. Максим велел мне подробнейшим образом описать случившееся, потому что сам он этого сделать не может – лежит в постели. У него сломаны правая рука и нога, именно поэтому он не мог ни наблюдать то, что случилось, ни расспрашивать очевидцев. Видеть я, конечно, тоже ничего не видела, поскольку это невероятное событие развернулось на глади Босфора, а наш дом отстоит довольно далеко от берега, однако людей, которые все видели, расспросила подробнейшим образом. Свершившееся настолько невероятно, что мы до сих пор не можем в это поверить. Погибло три человека, но жертв могло быть куда больше. Под угрозой была жизнь генерала Врангеля, его ближайших сотрудников, моего мужа!
Впрочем, постараюсь оставить эмоции и записать все по порядку.
Вот канва событий.
Пятнадцатого октября, около пяти часов дня, яхта генерала Врангеля «Лукулл» была протаранена ушедшим в Батум итальянским пароходом «Адриа» [47].
Генерал Врангель и командир «Лукулла» находились на берегу. На пять часов было назначено совещание. Поскольку редактор общеармейской газеты Максим Николаевич Мансуров не мог на нем присутствовать (накануне он был жестоко избит какими-то злоумышленниками и поэтому прикован к постели), решено было провести совещание у него дома. Туда направились все сотрудники генерала, а вскоре подъехал он сам. В это время и произошло крушение. Все офицеры и часть матросов до момента погружения оставались на палубе «Лукулла» и, лишь видя неотвратимую гибель яхты, бросились за борт и были подобраны подоспевшими катерами и лодочниками.
Дежурный мичман Сапунов пошел ко дну вместе с кораблем. Кроме мичмана, погиб также корабельный повар, кок Краса. Позже выяснилось, что погиб еще третий человек, матрос Ефим Аршинов, уволенный в отпуск, но не успевший съехать на берег.
«Адриа» врезалась в правый бок яхты и буквально разрезала ее пополам. От страшного удара маленькая яхта почти тотчас погрузилась в воду и затонула. Удар пришелся как раз в срединную часть «Лукулла»: нос парохода прошел через кабинет и спальню генерала Врангеля.
На «Лукулле» погибли документы главнокомандующего и все его личное имущество. Хоть велено начинать работы водолазов, однако надежды спасти что-либо мало: «Лукулл» стоял в таком месте, где глубина достигала тридцати пяти сажен.
