Нина Васина - Правило крысолова
— Слушаю тебя. — Я сдалась. Мне стало все равно, что нас могут подслушивать, я была просто раздавлена недавним своим открытием, от которого вполне можно свихнуться, и так устала, что заочно прокляла эти деньги.
— Слушай, слушай! — многозначительно заметила мама. — Внимательно слушай. Я назвала первое попавшееся на язык число, и тогда они попросили меня пройти в соседнее помещение. И там!..
— Какое число ты назвала? — удивилась я.
— Я сказала — тридцать три.
— Почему — тридцать три?..
— Во-первых, это возраст Христа, во-вторых, оно состоит из двух троек, а шесть — мое любимое число, понимаешь?
— Нет, но это неважно. Число не подошло?
— Они сначала не знали и стали это проверять!
— Не тяни!..
— Они сделали со мной то, что мы делали с тобой по ночам в апреле в первый день полной луны, между кухней и коридором, помнишь? Ну, я еще ставила тебя возле…
— Все! — крикнула я так громко, что прибежали дети. — Прекрати говорить всякую ерунду. Я тебя понимаю, но нечего другим людям знать, чем мы занимались по ночам в апреле в первый день полной луны!
Я стараюсь унять дрожь. Теперь я вовсе не хочу, чтобы мама подробно объясняла всем подслушивающим, что именно мы делали каждый апрель, пока мне не исполнилось восемнадцать.
— Если ты понимаешь, думай дальше сама. А за мной тут ходят по пятам два совершенно андрогированных блондина! По очереди! Так что я пользуюсь бешеным успехом у представителей родных секретных служб и местных властей и потому серьезно подумываю, не остаться ли мне здесь навсегда, тем более что я определила формулу духов, которые одинаково действуют и на блондинов, и на…
— До свидания, мамочка! — кричу я. — Нечего разбалтывать семейные секреты!
Кладу трубку и интересуюсь у Лоры:
— Что такое андрогированный блондин?
— О-о-о-о! — стонет Лора. Без объяснений.
Самая страшная ночь в моей жизни.
Я подготовилась, как могла.
Сначала я думала, не пустить ли все на самотек, загрузиться снотворным и проспать сутки, спрятавшись от всех?
Все, что можно было разгадать, я разгадала.
Никакой радости мне это не принесло.
Деньги? А как их забрать? Куда девать? Как тратить? Нет, пусть подождут.
Я читала, что некоторые люди растут до двадцати восьми лет.
Часам к девяти вечера я вдруг поняла, что бабушка знает. Она же умней меня, и потом, это ее дочку убили!
К половине десятого я подумала, что она сама все сделает, но так, что мне придется подготавливать к захоронению в подвале дома сразу двоих.
К одиннадцати я подъехала к дому бабушки, вышла из машины и посмотрела на темное окно комнаты Питера. Помахала рукой. Зачем ему свет? Он видит в темноте…
* * *И вот я сижу в темной комнате Питера, а он все смотрит в окно, мы молчим так долго, что у меня начинает закладывать барабанные перепонки, я придерживаю сердце ладонью, чтобы оно не выскочило из груди и мне не пришлось ловить его в темноте на полу.
— А ты не мог иначе? — спрашиваю я шепотом.
— Нет! — тут же громко отвечает Питер, словно уже давно ждал этого вопроса. — Я не мог больше смотреть, как она приговорила моего сына, а потом стала морально уничтожать детей. Такой человек не должен жить на свете. Я не мог просто отнять у нее Антона, что мне было делать?!
— А Латов?..
— О, этот ваш добряк Латов! Вы все здорово заблуждались на его счет. Ханна во всем ему подчинялась, и идея найти деньги Фракции КА — его идея. Латов — вариант вымирающего воина из рода пожирателей мертвечины. Он свои руки никогда не запачкает, он все сделает чужими! Падальщики стравляли племена друг с другом, а потом приходили на поле пожирать мертвых врагов. “Будущее всех воинов, — как-то походя, за обеденным столом, заметил Латов, — принадлежит Востоку, Европа, испорченная цивилизацией, свои террористические кланы похоронила”. Это с подачи Латова и, конечно же, под впечатлением телесных прелестей Ханны Руди перевел деньги всей организации на анонимный счет. Мой мальчик был бы жив, если бы не эти деньги! Ты… — Питер задумался, — ты давно узнала?
— Нет. Недавно. Я думала, думала, все пыталась представить, чем ты убивал, и вдруг вспомнила то, что постаралась стереть из моей памяти бабушка. И котенка, и ворона ты прирезал. Ты перерезал им горло. И ты видишь в темноте.
— А ты очень умна. Жаль, что ты рождена женщиной.
— А каково было тебе, мужчине, который не воин?! — Сглатывая подступившие слезы, я одновременно стараюсь сдержать бешенство и не разреветься от жалости. — Тебе, которого сестра учила, как правильно перерезать горло козам? Ты что, желаешь мне такой же участи заблудившегося и иссушенного нереализованной любовью мужчины?! Спасибо, я хочу быть женщиной! Я женщина, и я говорю, что ты — убийца. Банальный убийца.
— Ну уж, сразу — банальный… Твоя бабушка выразилась более романтично. Она назвала меня Крысоловом. Ты не можешь не отметить некоторый артистизм и аккуратность моего убийства, взять хотя бы, к примеру, тот факт, что целый отдел профессионально обученных розыскников не может меня вычислить.
Я же тогда, в лесу, оказался полнейшим невидимкой. И как я только попал в этот лес, под бдительным наблюдением федеральных агентов?.. — хитро интересуется Питер.
— Ты залез в багажник автомобиля Ханны, когда она с Латовым заехала навестить бабушку. Как только машина остановилась в лесу, ты постучал или еще как-то привлек их внимание способом достаточно бесшумным, чтобы на это не обратили внимание федералы.
— Я постучал условным знаком, — кивнул Питер. — У Ханны было три условных стука. Для родственников, для любовников и для мужа. Поразительно, да? Как-то я оказался свидетелем забавного сюжета. Я заглянул к ней в гости, она открыла мне на условный стук для родственников. Пока мы пили чай, в дверь постучали по-другому, это был любовник, его она сразу же провела в спальню. А когда я уходил, в дверь постучал Латов условным стуком мужа, Ханна заметалась по квартире…
— Почему Латов не защитил жену? Почему он позволил тебе убить ее?.. — перебиваю я Питера.
— Я постучал условным стуком мужа! Ханна стала смеяться. Когда Латов открыл багажник, я показал ему знаком молчать. Вылез, мы отошли от машины. Темень стояла, на мое счастье, беспросветная. Я сказал, зачем поехал с ними и что он сейчас умрет. Латов, он же дурак, он же привык плести паутину говорильней. Стал шепотом разъяснять мне глупость создавшейся ситуации, с ним я справился просто.
Потом дождался, когда Ханна выйдет из машины искать мужа. Вот с ней я должен был быть начеку, если бы она догадалась об опасности, мне бы конец. Но эта дура стала раздеваться на ходу, думая, что Латов так играет в прятки. Я зашел сзади… Потом я положил их рядом, надел на Ханну блузку и застегнул ее. Ушел лесом, поймал попутку, еле успел вернуться до того, как твоя бабушка пошла ставить чайник. Я едва смог встать в то утро. И только в морге я увидел, что Ханна и Латов без голов. Такой поворот сюжета меня очень позабавил. Очень. Пока я не узнал о посылках. Видишь, нашелся еще какой-то падальщик, отрезал им головы, и игра, заверченная Латовым, кончилась для его мертвого тела полнейшим фарсом.
— Я бы не называла это фарсом. Что ты теперь будешь делать?
— Золя встанет пораньше, отравит наш чай, принесет мне в комнату, и мы выпьем его в полнейшем молчании, как всегда. Золя знает. Она тоже очень умна, она все поняла раньше тебя. Ты обмоешь нас в подвале и проводишь в последний путь. Извини, ничего ценного, кроме опыта заблудившегося среди охотников философа, я тебе оставить не могу. Да! Будь осторожна с мужчинами, в глупости и в любви они очень опасны. Если не научишься проявлять снисхождение, ты погибнешь. Всегда прощай мужчинам все, что бы они ни делали, или сразу уходи.
— Ну почему с бабушкой, почему вдвоем?! — Я прикусила трясущуюся руку, чтобы не закричать и не броситься на Питера. — Оставь ее мне!..
— Радость моя единственная, я в этом ничего не решаю, прости, если можешь. Она так решила, я знаю, она уйдет со мной. Мы возьмемся за руки, перед тем как выпить чай. Я посажу ее на колени, как тогда, у фотографа, и жизнь вылетит птичкой… Пших!.. — хихикает Питер.
Я встаю и начинаю ходить по комнате, вцепившись руками в волосы. Я оттягиваю их с неистовой силой, я готова выдрать все волосы из головы. Что же придумать?.. Что?!
— Знаешь основное правило Крысолова? — интересуется Питер. Я молчу, он и не ждет ответа. — Предусмотрительность и справедливость. Он увел детей из города в отместку их жадным родителям. Я думал, думал… С таким же успехом он мог сесть на лодочку и увести за собой в море под воду всех взрослых!
— А Зебельхер завтра уезжает, — говорю я, бросившись на колени перед Питером. — Так и отпустим убийцу твоего сына?
— Моего сына убили алчность и похоть Ханны. Если бы он не перевел деньги…
— Его пристрелил, раненного, в метро немецкий офицер! И он завтра уезжает! Придумай что-нибудь, Питер, ну пожалуйста! — Вцепившись в твердые выступающие колени, я трясу их, а потом обнимаю, уткнувшись лицом.
