Юрий Тихонов - Следствием установлено…
— Можно, — без энтузиазма отозвался Стрельников, — хотя скорее всего это в огороде бузина, а в Киеве дядька.
— Допускаю. Но что у тебя есть более реальное?
Виктор промолчал, хотя в душе не очень-то был согласен с приятелем.
— Мне покоя не дает выкрик, о котором рассказал нам железнодорожник, — вернулся к прежнему разговору Вячеслав.
— Опять ты за свое. Ничего странного не вижу. Зато вижу твою рассеянность. Витаешь в облаках?
— Решаю, быть или не быть.
— Как быть или не быть, — всполошился Стрельников. — Чего ты мелешь?
— Да вот заманчивое предложение получил от одного руководящего товарища.
— Неужели новое назначение? Куда? — с интересом спросил Стрельников.
— Предложение другое. Директор крупного завода просит разыскать одного проходимца.
— Что за проходимец?
— Короче, моего директора доняли анонимками. Довели до инфаркта. Он и сейчас одной ногой на том свете. Клевета, говорит, просит возбудить дело. А он фигура: депутат и все такое прочее. Без крайней надобности к нашей помощи обращаться не станет.
— А… анонимки, клевета. История старая как мир. Вот что я прочел в одной из старых газет. В ней сообщалось об обнаружении тайника Рамзеса II, причем не разграбленного. В нем было найдено много табличек, свитков, папирусов. Предполагали найти в них ценнейший исторический материал. Года два работали над этими документами и, наконец, выяснили, что Рамзес II коллекционировал доносы и анонимки своих верноподданных. Можно себе представить разочарование ученых.
— Это серьезно? — не поверил Вершинин.
— Могу принести тебе газету. А вообще-то история, о которой ты мне рассказал, далеко не смешная и не редкая. И знаешь, что самое обидное? Порядочный человек в таких случаях оказывается бессильным — подлостью на подлость он не ответит, физиономию не набьет, на дуэль не вызовет. Самое лучшее делать вид, что ничего не произошло.
— Ладно, хватит на сегодня, — вяло произнес Вячеслав, на которого слова приятеля подействовали удручающе. — Давай до завтра. Пошли с утра ориентировки на Глухова.
ДВЕ ВСТРЕЧИ
Ночью Вячеслав не мог заснуть. Ложился на спину, уставясь в изломанный зыбкими тенями ночи потолок, переворачивался на бок и, закрыв глаза, мысленно рисовал красной краской огромную цифру восемь на белом фоне — средство от бессонницы, вычитанное в научно-популярной книжке о сне и сновидениях. Все было тщетно…
Осторожно, стараясь не разбудить домашних, встал и вышел на кухню. Раздвинул оконные занавески, достал из початой пачки сигарету, закурил, глубоко затянулся и стал наблюдать за пустынной улицей. Март погодой не баловал. Мокрый снег мягко ложился в загадочно поблескивающие в свете фонарей лужи и моментально таял. На противоположной стороне улицы безмолвной шеренгой выстроились многоэтажные дома. Хотя было около трех часов ночи, в каждом из них мерцали приглушенным светом одно или два окна. Вершинин и раньше замечал это. Он нередко возвращался домой глубокой ночью, но, как бы поздно ни было, всегда где-нибудь не спали, где-нибудь горел свет. В памяти всплыло лицо Кулешова.
«Что-то он сейчас делает? — подумал Вершинин. — Тоже, наверное, мается без сна. Нелегко ему — помощи от меня ждет. Но чем помогу я? Как посмотрит на это прокурор области? Его нужно будет убеждать в необходимости действий. Тут, пожалуй, немало всяких подводных течений».
Так и не приняв окончательного решения, Вячеслав вернулся в комнату и потихоньку улегся на кровать, закрыл глаза и вновь принялся мысленно выводить красную восьмерку на белом фоне.
Утром на работу он пришел пораньше. Неожиданно вспомнился человек, с которым свела его судьба на заводе сельхозмашин. Это был начальник участка, которого технический инспектор считал главным виновником несчастного случая. Именно он незадолго до того приказал установить два станка без фундамента, вот инспектор и утверждал, что из-за усиления вибрации обрушилась стена. Виновный, однако, духом не падал, а поразил Вершинина своей невозмутимостью. Отрицал почти безмотивно выводы инспектора, с хитринкой поглядывая на следователя, и твердил одно и то же: «Разберетесь, я вижу, что разберетесь». Был он самый что ни на есть потомственный трудяга: из рабочей семьи, окончил профтехучилище, слесарил, потом техникум, заочная учеба в политехническом институте. Держался уверенно, как может держаться человек, отлично знающий свое дело.
Уже позже, когда Вершинин сам во всем разобрался, тот зашел к нему в прокуратуру, сел напротив и сказал, как о само собой разумеющемся: «Видите, я же не сомневался, что у вас получится», а затем, сопя, достал из потертого портфельчика бумаги и положил их на стол.
— Это мои расчеты, — пояснил он. — Я их давно сделал. — Тут рассчитано, что дополнительная вибрация станков не может вызвать обрушение стены, если стена соответствует проектной мощности, а установка станков, как вы знаете, была необходима.
— Надо было сразу передать ваши расчеты инспектору, — с изумлением воззрился на него Вершинин.
— Зачем? — не согласился тот. — Он бы их и смотреть не стал, для него главное — свое мнение.
Распрощались они по-дружески. Уходя, тот протянул крупную ладонь и сказал:
— Понадобится что — обращайтесь в любой момент.
Больше они не встречались. Вершинин потом забыл фамилию начальника участка и теперь лихорадочно копался в старых документах, рассчитывая найти ее там. Вскоре он наткнулся на нужную запись, Начальника участка звали Константин Сергеевич Охочий. Вершинин, не медля, позвонил в отдел кадров завода. Там ему сказали, что Охочий по-прежнему работает на заводе, и дали его телефон.
Медлительный с басовитыми нотками голос Вячеслав узнал сразу.
— Приветствует вас старший следователь областной прокуратуры Вершинин, — представился он, медленно произнося слова, чтобы дать тому возможность вспомнить собеседника.
Однако, к его удивлению, Охочий моментально выпалил:
— Вячеслав Владимирович! Рад слышать вас.
— Он самый, — не без удовольствия сказал Вершинин и добавил с завистью: — Ну и память у вас.
— Только на хороших людей. Я их на всю жизнь запоминаю. Их имена у меня в памяти вырезаны, чуть что и всплывают большими буквами.
— Благодарю за комплимент. В нашем деле они редки. Хороших ассоциаций от встречи со следователем почти не остается. Еще раз спасибо за память.
— Какая во мне нужда?
— Вспомнил про ваше обещание помочь, если понадобится, вот и звоню.
— Я всегда готов.
— Может, заглянете ко мне часа в четыре?
Вершинин не стал затевать серьезного разговора по телефону. Охочий был нужен ему с глазу на глаз в спокойной обстановке.
До прихода Охочего Вершинин решил поработать над версией об убийстве Шестакова Глуховым. Он так увлекся, что не заметил, как в его кабинет кто-то вошел, и вздрогнул от неожиданности, услышав посторонний звук. Секретарь прокурора — толстушка Вера Колышкина громко рассмеялась, заметив его испуг.
— Я думала, у вас нервы покрепче, — сказала она.
— Были, Веруша, крепкие, да жизнь измотала, — состроил Вячеслав постную мину.
— Вас вызывают к транспортному телефону, ваш городской что-то не соединяется.
Вершинин бросил взгляд на свой телефон. Оказалось, после разговора с Охочим он неправильно положил трубку. Чертыхнувшись, Вячеслав сдвинул ее на место и почти взлетел на третий этаж в приемную.
По транспортному он услышал знакомый голос Саши Пантелеева из линейного отдела.
— Вячеслав Владимирович! — кричал тот в трубку, как на пожаре, — Стрельников до вас не дозвонился и уехал, поручил мне связаться. В дежурке у нас паренек один находится, думаю, вас заинтересует разговор с ним.
— Кто? Неужели Глухов?
— Нет, но ему кое-что известно о Глухове.
— Срочно вези, жду.
Парнишка оказался на редкость худым и угловатым. Кости выпирали из него в самых неподходящих местах. На скулы, казалось, не хватило кожи, а большие, хрящеватые уши чуть подрагивали в такт движениям головы. Мусоля в руках кепчонку, он беспокойно сидел на жестком стуле.
— Олег Гагулин, — представил его Пантелеев, не скрывая презрения. — Бросил школу, отирается на вокзале. Задерживали не раз, родителей вызывали, а он продолжает свое. Меняет жевательную резинку на импортные сигареты и наоборот. Меняла!
— Где живешь, Олег? — мягко спросил Вершинин, стараясь сгладить впечатление от резких слов Пантелеева.
Подросток назвал пригородный поселок, тот же самый, где жили Глухов и Шестаков.
— Учиться почему не желаешь?
— Я хочу, хочу учиться, — заторопился парнишка, — только не в школе.
— А где же?
— В торгово-кулинарное хочу пойти.
