Эвелин Энтони - Орлы летают высоко
Раньше она бы остановила его, нежно объяснила бы ему, что ни слова не понимает из того, что он говорит, но теперь она не смела. Теперь, когда этот неотесанный корсиканец стал правителем Франции, победителем многих других стран, а самое главное - больше не был в нее влюблен, все изменилось. Ее положение становилось все ненадежнее, а враги у нее всегда имелись в избытке.
Теперь она не могла позволить себе такой роскоши, как утомиться или думать о себе во время разговора с ним: она вынуждена была сидеть с ним и делать вид, что она очень заинтересована его рассказом.
- Значит, все прошло хорошо, - рискнула вставить она. Это были совершенно безобидные слова, полувопрос, полуутверждение, по ним нельзя было судить, слушала ли она действительно, что он говорил.
- Превосходно, - ответил Наполеон. Царь согласился на все, включая торговую блокаду Англии. А это, как я уже объяснял, является сейчас самым важным фактором... Но более всего меня поразил сам Александр.
- Правда? - На сей раз интерес Жозефины был неподдельным. Ей доводилось слышать, что Александр - самый красивый мужчина в Европе, и теперь любопытство обострило ее инстинкты кокотки. Наполеон, который отлично понимал ее, отметил изменившийся тон и огромные карие глаза, вопрошающе смотревшие на него.
- Я рассчитывал встретить самонадеянного болвана, а он был просто очарователен. И совсем не дурак.
Как только я объяснил ему ситуацию и сделал свои предложения, он немедленно согласился. Я предоставил ему свободу действий по отношению к Турции, что привело его в полный восторг. Это, конечно, было глупо с его стороны... У меня нет намерений позволять России расширять свои владения на востоке. Теперь он не представляет для меня никаких трудностей. Я его хорошо изучил и знаю, как обходиться с ним в будущем. Он принадлежит к числу тех очаровательных, но глупых людей, которые воображают, что можно быть дипломатом и не скрывать за своими словами совершенно другой смысл. Вам бы он понравился, моя дорогая.
Жозефина улыбнулась, и Наполеон подумал, что она очень постарела с тех пор, как он был во Франции в последний раз. Под косметикой были заметны тонкие морщинки, а эта откровенная поза больше не шла ей. Она быстро старела, и это навевало на него грусть. Он считал, что женщине не нужен ум, он был ей просто совершенно ни к чему, но теперь тупость Жозефины, которая раньше приводила его в восторг, раздражала его. Наполеон находил оскорбительными воспоминания о том, что когда-то он униженно раболепствовал перед ней, что в те дни она считала его скучным, плохо воспитанным и изменяла ему.
Ему следовало, развестись с ней. Фактически, после его возвращения из Италии, когда он имел доказательства ее измены, он почти решился на это; но ее слезы вместе с мольбами его приемных детей заставили его передумать. Любовь умерла, но какое-то чувство еще оставалось. Она была глупая и какая-то беззащитная в том жестоком мире, который он создал, и он не мог заставить себя бросить ее. А в темноте она была еще способна вызывать в нем ту бурю чувств, которую он больше никогда ни с кем не испытывал. Но была одна потребность, которую не мог удовлетворить весь репертуар ее сексуальных уловок, новая потребность, которая С каждым днем становилась все насущнее.
Он влез на трон Бурбонов и основал династию, но у него не было наследника, который мог бы стать его преемником. У него были только братья и сестры, и никто из них не был способен удержать то, что он завоевал.
А Жозефина больше не сможет выносить ребенка.
Она все продолжала улыбаться ему.
- Я так счастлива, что встреча прошла успешно, но я в этом и не сомневалась. Вы так умны, - на этот раз она не смогла сдержать зевок, прикрыв рот кончиками пальцев; ручки у нее были прелестными, крошечными, с тонкими пальчиками. И зевок, и сопровождающий его взгляд были откровенно приглашающими.
Наполеон взглянул на нее, вспоминая те времена, когда он вымаливал то, что теперь она предлагала ему сама. Бесконечные отговорки, головная боль, которая заканчивалась тут же, как только он уходил из дома; призывы быть осторожным: "Ты мне делаешь больно, ты порвал мою одежду, о, Наполеон, пожалуйста, не сейчас..."
А теперь у него нет сына, который стал бы наследником.
Он поднялся, склонился над ней и холодно поцеловал ее в щеку.
- Я вижу, вы устали, мадам. Я вас оставлю, у меня очень много работы. Спокойной ночи.
На следующее утро Бонапарт послал за своим министром иностранных дел Талейраном, который получил титул Беневентского князя после того, как ограбил Австрию по Пресбургскому договору. Обговорив условия недавнего договора с Россией, Наполеон поразил Талейрана тем, что предложил еще более тесный союз между двумя странами.
- Если бы я решился на развод с Жозефиной, - неожиданно сказал он, - то я мог бы жениться на сестре Александра Екатерине.
Шарль Талейран де Перигор был аристократом по происхождению. В результате несчастного случая в детстве он стал хромым, и хотя он был старшим сыном, семья лишила его права стать наследником отца и определила на учение при церкви. Но юный семинарист вскоре приспособился служить Богу на собственный вкус и поступал так и дальше на протяжении всей своей жизни. К началу Революции аристократ Талейран, архиепископ Аутунский, стал известным якобинцем и вольнодумцем.
Его острый ум, в самой своей основе циничный по отношению абсолютно ко всему, понимал не только то, что старый режим обречен, но и то, что он это заслужил. Поэтому без малейшего сомнения он стал союзником врагов своего класса и своей церкви. И тогда немедленно развился его талант интригана, талант, который оказался таким же удивительным, как и его успех у некоторых самых красивых и значительных женщин Франции. Это был худой, нездоровый на вид человек, со вздернутым носом и блеклыми глазами, которые позже напоминали его врагам Робеспьера. Его самонадеянное безразличие оскорбляло всех тех, с кем он не считал нужным поддерживать отношения ради своих интересов.
Интеллект его был настолько же холоден, насколько горячи его чувства. Именно его интеллект подсказал ему, что необходимо подружиться с Дантоном; и в союзе с беспощадным, яростным революционером этот отлученный от церкви архиепископ направил усилия на свержение с трона короля Луи и провозглашение Республики. Им это удалось, и за то, что Талейран смог найти оправдание заключению в тюрьму королевской семьи, Дантон позволил ему сбежать в Америку до того, как начались массовые убийства аристократов в сентябре 1792 года. Сам Дантон попал на гильотину, подхваченный силой потока, который он же и выпустил.
Талейран дождался того момента, когда падение Робеспьера дало ему возможность вернуться во Францию, и пошел на службу Директории. Теперь им руководил другой могущественный человек, директор Баррас. Талейран тут же приспособился к коррупции и декадентству нового режима с легкостью хамелеона, меняющего окраску, чтобы слиться с тем, что его окружает.
Он был проницательным человеком, убежденным в том, что резкость перемен всегда уравновешивается их неожиданностью. Для него пустой и аморальный период Директории был только переходом от лохмотьев и кровопролития Революции, переходом, который вел к чему-то новому. Талейран выжидал.
Он одним из первых признал, что молодой блестящий генерал с Корсики представлял из себя нечто большее, чем военный кулак сил Директории. Сделав это открытие, он опять выбрал выжидательную позицию, стараясь все держать под своим пристальным вниманием.
Талейран понимал, что Наполеон Бонапарт обладал не только гением дипломата, но и гением тактика, и некая всеподавляющая сила его личности приносила ему победу там, где, казалось бы, неизбежно поражение в силу царившей в правительстве неразберихи.
Он распознал чрезмерное честолюбие под спокойным внешним видом молодого солдата, которому уже успела вскружить голову глупенькая жена-креолка; он также заметил способность этого человека будить слепую преданность в тех, кто служил ему.
Имя Наполеона Бонапарта становилось для многих людей талисманом, его победы обещали им мир и славу, а Франции мир был необходим прежде всего. Так что Талейран подружился с генералом, отметив, что на приемах у него всегда было людно, и в толпе окружавших его всегда мелькали самые влиятельные лица Франции.
Но окончательно решила все сущая безделица. Во время египетской кампании три тысячи пленников согнали на берег и хладнокровно расстреляли, потому что не хватило времени провести должную подготовку для их охраны. Приказ этот отдал сам Наполеон.
Когда об этом услышал Талейран, он понял, что этот человек приобрел последнюю недостававшую часть непобедимости - бесчеловечность. С этого момента он знал, что Директория обречена. Переходной период заканчивался, должна была начаться новая эра.
Честолюбивый, развращенный, неспособный на личную преданность человек, стоявший в тени Дантона, тем не менее имел в жизни одну непоколебимую страсть. Этот предатель и оппортунист был еще и патриотом. Франция занимала в его сердце та место, которое не удалось занять ни одному мужчине, женщине или ребенку. Для того чтобы освободить Францию от худосочных Бурбонов и правления презренных аристократов, Талейран поддержал Революцию и все, что стояло за ней. Он любил свою страну, и мог подружиться с самим дьяволом, если это могло принести пользу Франции. А с тех пор как он признал Наполеона Бонапарта и стал его министром иностранных дел, Талейран иногда чувствовал, что именно это он и сделал.
