Тимоти Уилльямз - Черный август
– Кого?
– Книгу о каком-нибудь реальном случае убийства. – Боатти по-мальчишески улыбнулся и подлил вина в бокалы. За окном позади Боатти под тяжелым небом лежал безмолвный и неподвижный город. Широкая панорама так и просилась на фотографию. Город отражался в медленных мутных водах По. – Я так и не прилег сегодня ночью. Видите ли, я очень любил Розанну. Ее смерть… не могу поверить, что она так глупо умерла.
– Вы хотите написать книгу и сделать на ней деньги?
Боатти устремил взгляд на Тротти:
– Если бы мне нужны были деньги и сенсации, я бы стал политиком.
– Весьма разумно, синьор Боатти.
– Или уж на худой конец полицейским. – Какой-то миг Боатти колебался, а потом, отодвинув рукой тарелку и тонкую белую вилку, подался вперед. – Книгу. Мне бы хотелось написать книгу. О Розанне и ее смерти. И о том, как работает полиция.
– Меня от расследования отстранили.
– Что?
Тротти огляделся.
– Все-таки обслуживают здесь очень медленно.
Голос Боатти прозвучал резко:
– Вас отстранили, Тротти?
– Если хотите, синьор Боатти, я дам вам телефон комиссара Меренды… того самого полицейского, с кем вы беседовали прошлой ночью.
Преданность– И что вы намерены делать?
Тротти пожал плечами.
– Вы хотите совсем отказаться от участия в этом деле?
– Им будет заниматься Меренда из отдела по расследованию убийств. Начальник квестуры не хочет, чтобы я стоял у Меренды на пути.
– И это вас останавливает?
– Да.
– Но вы же слывете хорошим полицейским, Тротти.
– Может, я и был им когда-то. – Тротти снова пожал плечами и, повернув голову, поискал официанта. – Мне шестьдесят два года. Карьера полицейского для меня закончилась.
– Вы разыщете убийцу Розанны раньше, чем Меренда успеет почистить зубы.
– Зубы у него что надо. Ему их и чистить не нужно.
– А ночью вы вроде бы встревожились судьбой Розанны. Вы сказали, что дружили с ней.
Тротти снова повернулся и взглянул на Боатти:
– Это было ночью.
– Но дружили же.
– Мы были знакомыми – вот и все, – ответил Тротти.
Когда Тротти удалось наконец привлечь внимание официанта, они заказали на десерт мороженое с персиком в сиропе, кофе и виноградную водку.
– Все это, безусловно, одна показуха, – сказал Боатти, кончиком языка слизывая с губ капли виноградной водки.
– Что – показуха?
– Да ваша мизантропия. Вы давным-давно могли бы уволиться, комиссар, но оставались в квестуре, потому что слишком любили свою работу.
– А вы все обо мне знаете.
– Так уж в этом городе заведено. Вы этим и живете – чтобы в вас нуждались, чтобы уважали. А прошлой ночью вы встревожились по-настоящему.
– Что такое, по-вашему, мизантропия?
– Да начальник квестуры вас насквозь видит.
Тротти усмехнулся:
– Начальник хочет благополучно от меня избавиться.
– Я не верю, что вы так просто откажетесь от дела Розанны.
– Верьте чему хотите.
– Вы очень упрямы, комиссар. – Боатти прищелкнул языком. – Кроме того, вы раздражительны и довольно невежественны.
Тротти улыбался, не глядя на Боатти.
– Но одно ваше свойство, комиссар, искупает все.
– Вы мне льстите.
– Ваша преданность. Преданность идеалам и друзьям. – Боатти помолчал. – Если бы речь шла о политике, я бы вас возненавидел. Подозреваю, что вы до сих пор фашист.
– Фашисты убили моего брата.
– В глубине души вы совершенно не политическое животное. Да и времени на разные там идеи у вас, думаю, нет. То, к чему вы относитесь действительно серьезно, – какую бы угрюмость вы на себя ни напускали, – это дружба. – Боатти усмехнулся, не раскрывая рта. – Совершенно очевидно, что начальник квестуры видит вас насквозь.
Divide et impera.[16]Рука Тротти замерла с ложкой на полпути между тарелкой и ртом. Он медленно перевел взгляд с панорамы города за окном на Боатти:
– Прошу прощения?
– Начальник изучил вас насквозь, Тротти. Он знает вашу преданность. И ваше неимоверное упрямство!
– И именно поэтому он хочет убрать меня с дороги Меренды?
– Не впервой вам нарушать приказы вышестоящих. – Боатти осклабился. – Начальник прекрасно знает, что Меренду вы презираете.
Тротти поднес ложку ко рту и, прежде чем ответить, какое-то время ел мороженое.
– Меренда – очень компетентный полицейский.
– Меренда вам не по сердцу потому, что он принадлежит к новому поколению полицейских. К тем, кто знает ответы на все вопросы, знаком с отцами города, но кто никогда не работал ногами, не выстаивал зимние ночи напролет на улице и ни разу не отмораживал себе яйца.
– Да?
– Меренда – университетский. Умный и образованный. Но у него нет вашего опыта.
– А у меня нет его квалификации.
– Потому-то начальник квестуры только обрадуется, если вы начнете свое собственное, частное расследование. Личную вендетту.
– Ничего не выйдет.
– Но вышло же в случае Чуффи.
Тротти побледнел.
– А вы и впрямь многое обо мне знаете, Боатти.
– Я тоже справлялся, комиссар. – Усмешка. – Привычка. Видите, у нас масса общего.
– Не думаю.
– Вы знали Розанну и…
– И что?
– Начальник квестуры ничем не рискует. – Боатти тряхнул головой. – Столько лет в полиции – и до сих пор не поняли природу власти?
– У меня не слишком богатое воображение.
– Начальнику квестуры нужны результаты, но больше всего он хочет укрепить свои позиции. А тем самым и свою власть. Произошло отвратительное убийство, и, конечно же, он не прочь, чтобы оно было раскрыто. Сделай это вы, все только обрадуются. Ваши с начальником фотографии поместит «Провинча». А поскольку вам все равно скоро в отставку, никаких хлопот с вами у начальника не будет. В вашем возрасте угрозы вы для него не представляете.
– Спасибо.
– Попробуй вы его потеснить, Тротти, он попросту от вас отмахнется. А Меренда молод. Он – начальник нового отдела по расследованию убийств. Для начальника любой его успех – потенциальная угроза. Потому-то он и надеется, что вы опередите Меренду с его отделом.
– Не очень-то убедительно.
– Напротив. А я вам помогу. – Боатти подмигнул умным глазом. – Информацией, которой нет у Меренды.
Тротти промолчал. Его темные глаза, казалось, стали меньше.
– Информацией, которая сможет решить все дело.
– Какой информацией?
– Еще водки?
– Какой информацией, Боатти?
Боатти, похоже, колебался.
– Меренда не знает того, что знаете вы, комиссар Пьеро Тротти. А именно – что у синьорины Беллони был тайный любовник.
Серебряная ложкаТротти был вне себя от удивления:
– Об этом сказала вам сама синьорина Беллони?
– Розанна была всегда очень сдержанной. Она вообще не любила болтать. И о себе говорила редко.
– Но своим прошлым она с вами все-таки делилась?
– Она меня не боялась. Как мужчина я не представлял для нее опасности.
– Долго ли вы были с ней знакомы, Боатти?
– Она мало общалась с мужчинами. Когда ей перевалило за сорок, она все еще ухаживала за своей матерью. А потом ей пришлось присматривать за сестрой.
– За Марией-Кристиной?
– Едва ли у Розанны было много знакомых мужчин, если не считать ее сослуживцев. – Боатти помолчал, закусив свою толстую верхнюю губу. – Скорее всего ко мне она относилась как к сыну.
– У нее могли быть и собственные дети.
– Ее детьми были ученики – так она и сама все время говорила.
Тротти от нетерпения прищелкнул языком.
– Она с вами никогда не делилась, почему так и не вышла замуж?
– Сначала – мать, потом – сестра. Много ли у нее было времени, чтобы обзаводиться собственной семьей?
– Но после того, как она ушла с работы, свободного времени у нее стало предостаточно.
– Розанна ушла с работы в пятьдесят пять лет. Для женщины заводить семью в таком возрасте немного поздновато. Да и Марию-Кристину – сестру Розанны – поместили в санаторий совсем недавно.
– А до этого?
Боатти кивнул.
– До этого Мария-Кристина вообще-то работала. Здесь, в городе. Секретарем в каком-то банке. Но время от времени с ней случались нервные срывы. И Розанна должна была за ней присматривать. Семидневная рабочая неделя. – Боатти сделал паузу. – Она никогда не жаловалась. А замуж так и не вышла.
– Но любовника завела?
Глаза у Боатти сузились.
– Вы ее осуждаете, комиссар?
Тротти улыбнулся:
– Будучи полицейским, я давным-давно уже перестал осуждать людей.
– И меня не осуждаете?
– Синьор Боатти…
– Зовите меня Джордже.
Из почти опустевшего пакетика Тротти достал леденец.
– Временем можно распорядиться и получше, чем осуждать вас или кого-то там еще.
