Владимир Болучевский - Танцы в лабиринте
меня, идиота. Доктора все, вы знаете, такие циники, ну профессия такая, что же поделаешь, ну успокойтесь вы, пожалуйста... Ничего страшного, это у вас временное, поверьте! Это пройдет, есть миллионы случаев, честное слово! Может, завтра же и пройдет, а может, уже и сегодня, поверьте. Ну?
Она с надеждой подняла на него большие синие глаза.
- Ну вот. И... ни в коем случае нельзя плакать. Вам вообще сейчас нужны исключительно положительные эмоции. И все пройдет, вот увидите! Ну... ну хотите я вам вприсядку станцую? Вот смотрите - оп-па! оп-па! Ну вот, наконец-то улыбнулась... Ешьте-ешьте. И коньяк допивайте. Хороший коньяк, между прочим, целебный.
Лиза глубоко вздохнула, сделала небольшой глоточек из рюмки, взяла кусочек хлеба и стала есть глазунью.
6
- Опа!.. - растерянно застыл на пороге кухни молодой мужчина с изрядно помятым лицом, которое украшал бланш под левым глазом. На нем были надеты лишь широкие длинные, почти до колен, трусы в разноцветный горошек.
- Миль пардон... Леон, у вас здесь дама, а я неглиже. Конфуз какой... Я тут,- переминаясь с одной босой ноги на другую, он заговорщицки понизил голос и указал пальцем на туалет, - пур ле пти, с вашего позволения. Ничего, а? Ага, не дожидаясь ответа, он кивнул и скользнул за дверь.
- Вы не пугайтесь, Лиза, - улыбнулся Леон, взглянув на недоуменно распахнувшиеся глаза девушки. - Это Анатолий. Он художник.
- И поэт! - донеслось из туалета. - Гениальный...
- А как вы оказались в моем доме. Толя? - чуть повысив голос, спросил Леон.
- Сейчас, минуточку! Я только штаны надену.
- Сделайте одолжение...
- Так вот, - Анатолий вновь появился на кухне, но уже одетый в светло-бежевые брюки и толстую клетчатую рубашку. - У меня тут графику кой-какую купили, ну и... заколбасился я маленько. Решил вот к тебе заглянуть. Ничего? Без звонка, правда, это уж что пардон, то пардон.
- Ну да. А я уехал. Но это ночью уже, мне тут нужно было на минуточку, но... так вышло, что до утра. А вы, выходит, еще позже приехали? Ну а в дом-то как проникли?
- Так открыл кто-то, видимо. Дверь же не взломана... - без особой уверенности в голосе произнес Анатолий.
- Да нет.
- Ну вот уже и слава Богу, - с облегчением вздохнул он. - А это у вас тут что? Никак спиртосодержащий напиток?
- Увы...
- Да полно вам, Леон. Не стесняйтесь, ведите себя естественно, будьте как дома. - Он протянул руку к бутылке коньяку. - И познакомьте, наконец, меня с дамой.
- Лиза,.- сделал Леон изящный жест в сторону девушки. - Она из Прибалтики, но...
- Зы-зы... - перебил его вдруг Анатолий. - Зы-зы-зы... стоп, иначе забуду. Стихи! Вот только что, честное слово, барышню увидел и вдруг ну просто осенило. Про любовь. Вот смотри:
"Что это, клоп или прыщ? - дева поэта спросила.
Дура, - ответил поэт и отвернулся к стене..." Ничего? Не, ну ничего, а?
- Ну... - улыбнулся Леон. - Вообще-то они уже известны.
- Да? Это ж надо...- Анатолий отхлебнул из бутылки, сглотнул и неожиданно выставил указательный палец в сторону Лизы:
- Сколько лет? Шпрехен зи дойч?
- Твони файф, - вырвалось вдруг у нее.
- Фу, Лиза... - поморщился Леон. - "Твони"... так только в Бруклине каком-нибудь говорят. Кто вас учил? "Твенти" нужно говорить, понимаете? "Твенти". Я с вами потом позанимаюсь, если хотите, а пока... очень прошу, говорите по-русски, все-таки родной язык. У вас и так сознание травмировано, его щадить надо, а вы вульгаризмами засоряете,
Лиза растерянно потупилась.
- Так, - продолжал Леон, глядя на Анатолия. - Когда я ночью уезжал на минуточку, какие-то гости у меня дома еще оставались. Это я точно помню. Значит, кто-то из них вам дверь и отпер. Они и за собой, как я вижу, - он обвел взглядом кухню, - прибрались. Ну, а в данный-то момент вы один... на моей жилплощади проживаете?
- Я в гостиной очнулся, на диванчике, - пожал плечами Анатолий. - В другие комнаты не заглядывал.
- Ну что ж, - Леон поднялся с кухонного табурета, - полюбопытствуем. А вы ешьте пока, Лиза, ешьте.
7
Закончив телефонный разговор с Адашевым-Гурским, Волков отключил телефон, бросил его на правое сиденье, выбрался наконец из злополучной пробки и не спеша поехал в сторону Петроградской стороны.
До недавнего времени он нес службу опером в убойном отделе, но в силу определенных причин1 уволился. Теперь Петр был сотрудником некоего частного бюро, о статусе и тонкостях деятельности которого предпочитал не распространяться.
В настоящий момент он, по поручению своего нынешнего начальства, пытался разобраться в обстоятельствах весьма деликатного дела.
Дело было о квартирной краже. А деликатность его состояла в том, что лицу, у которого была похищена очень крупная сумма денег, ни в свои... "силовые", скажем так, структуры, ни уж, тем более, в милицию за помощью обращаться было весьма нежелательно. Тем более что никаких следов взлома очень хитрого сейфа, спрятанного в целях дополнительной безопасности в укромном месте его большой квартиры, не наблюдалось. А деньги были чужие. И по всему выходило так, что украл он деньги сам.
Но в действительности он этого не делал.
Дед, как называли за глаза сотрудники бюро своего начальника, был в этом абсолютно убежден и посоветовал Волкову сразу исключить эту версию. Что Петр и сделал. И оставалась в сухом остатке - чистая мистика.
Дело в том, что возможно и есть еще в наши дни какие-нибудь отдельные представители почти вымершей, уважаемой когда-то в воровской среде профессии "медвежатников", но времена все-таки уже другие. Чего заморачиваться? Красться еще куда-то в ночи... Есть у гражданина деньги? Много? Дома хранит? Государству доверить на сохранение по каким-то там причинам опасается? Ну так и "поработать с клиентом". Чисто конкретно "расположить его к себе". И он сам все и отдаст. Сложит в хозяйственную сумку и принесет куда скажут. И еще вздохнет с облегчением, что не дошло до крайности. Это если в частном, так сказать, секторе. А уж если на уровне официальных торгово-финансовых или еще каких насосанных структур, подвизающихся на поприще, не убоимся этого слова, "большого бизнеса", то при грамотно проведенной работе по "расположению к себе" и сумки никакой не понадобится. Один росчерк пера на нужном документе, и все. Какие там фомки, отмычки, сверла? Смешно.
Но деньги тем не менее в нашем конкретном случае умыкнули аккурат из сейфа. И никаких следов. И хозяин - ни сном ни духом. Мистика, одним словом.
Петр, естественно, очень внимательно подошел к ближайшему окружению клиента, но... его (ближайшего окружения то есть) на поверку попросту не оказалось в наличии. Были соседи по дому, знакомые, но и только. Человек он был пожилой и жил бобылем. Задушевных друзей, с которыми бы делил свои секреты, не было. Он так сказал. И Волков, заглянув в серые, холодные его глаза, поверил на слово. Походил по комнатам, взглянул на окна, выяснил, что квартира на сигнализации, еще раз осмотрел сейф, пожал плечами и, сказав на прощание хозяину дома: "Разберемся", - вышел за порог.
С того дня прошла неделя.
Волков ездил по городу, встречался с людьми, задавал вопросы, выслушивал сообщения от "источников, внушающих доверие", анализировал и думал, думал... Он даже вернулся в квартиру вместе с пареньком из технического подразделения Бюро и обследовал ее на предмет всевозможных "закладок". Мало ли что можно подслушать, подсмотреть. Безрезультатно.
Впору было впасть в уныние и развести умытые руки.
Но Петра, еще в бытность его на государственной службе, вовсе не случайно прозвали Волчарой. Было в нем что-то такое... какое-то звериное чутье, что ли. И хватка. И в этой вот ситуации он что-то чувствовал. И это "что-то", постоянно ускользающее, раздражало и не давало ему покоя.
Остановив свой джип неподалеку от дома тридцать три по улице Съезжинской, он не спеша вышел из машины, расстегнул куртку, огляделся вокруг и закурил.
"Ничего на свете не происходит случайно, - рассуждал он. - Если уж Господь ткнул меня носом в эту мокруху, то почему бы и ее не обнюхать? Пассажира этого вроде тоже обнесли. А кто знает, сколько у него было денег? Может, у него тоже была целая куча чудненьких баксиков. А? Ну... хотели чисто, как у того, но на этот раз не получилось. Бывает. С кем не бывает? Со всяким бывает".
Рассуждая таким вот образом, он дошел до подворотни и пошел по проезжей части возле тротуара обратно к перекрестку Съезжинской и Татарского переулка, внимательно глядя себе под ноги. Дошел до небольшой треугольной площади, развернулся и пошел назад. Миновал свою машину (заглянув под нее) и пошел, все так же внимательно глядя под ноги, в сторону Кронверкского проспекта.
- Ага...- сказал он сам себе, увидев на мостовой у поребрика кучку осколков темно-рыжего цвета. Наклонился, шевельнув носком ботинка осколки. - Ну да, так и есть, то же самое. Подфарник.
Распрямился, еще раз осмотрелся вокруг и, увидев неподалеку, возле аккуратно выкрашенного большого металлического контейнера, стоящего на другой стороне улицы, двух мужчин, которые сидели на ящиках возле обшарпанного брандмауэра, неторопливо направился в их сторону.
