Олег Вихлянцев - Контрольный выстрел
- Что, блин, жизнь кончилась, время остановилось и - лети все на свете к чертям собачьим, да?
- Я погиб, Казачок. Это - конец...
- Ага! "Это конец!" - подумал Штирлиц, сунув руку в карман брюк. А до конца оставалось еще три сантиметра! - процитировал я пошленький анекдот.
- Ты о чем? - не понял Вадик.
- О тебе, дружище.
Как-то само собой сложилось за эти сутки, что мы с Вадиком перестали быть друг для друга начальником и подчиненным. Нависшая опасность моментально стерла все субординационные грани. И какая, к лешему, субординация, если впереди светит вполне реальная возможность отправиться на тот свет. Там, как известно, все равны. И Вадик с его миллионами, и я, радующийся каждой "стошке".
А чего я жду, собственно говоря? Полная хата трупов! Конопля с Лариской на хвосте висят! А я сижу на жопе и ничего не предпринимаю.
Загрузив в желудок полстакана водки и закусив миногами, я схватил телефонную трубку и набрал номер, который как-то оставил мне зоновский корешок Костыль.
- Слушаю. Говорите, - ответили на другом конце провода.
Я взглянул на часы. Без четверти пять. Раннее утро. А тот, кто снял трубку, будто всю ночь только и ждал моего звонка.
- Здравствуйте, - говорю я в микрофон и не знаю, как продолжить общение. Назвать Костыля Костылем или же обратиться по имени?
- У вас тридцать секунд. Говорите. Слушаю, - сухо, но достаточно вежливо предупредили меня.
- Жору можно? - растерянно спросил я, решив-таки обратиться по имени.
- Георгий Михайлович отдыхает. Вы можете оставить для него информацию. Я запишу и обязательно передам.
Действительно, пять утра! Какой нормальный человек в это время бодрствует? И у меня еще хватило ума звонить в такую рань. К тому же я и понятия не имел, что Жорик Костыль теперь - Георгий Михайлович.
- Прошу извинить,- робко проговорил я. - Если не трудно, передайте, что звонил Красноармеец, - назвав свою зоновскую кличку, я несколько смутился. Но, похоже, говорящего со мной это странное прозвище ничуть не удивило.
- Вас понял. Передам. До свидания, - и повесил трубку.
Я успел лишь прикурить сигарету, как раздался телефонный звонок, заставивший меня вздрогнуть.
Сашка выбежала из комнаты и сняла трубку:
- Алле! - и затем удивленно посмотрела на меня. - Это тебя...
- Да, - неуверенно ответил я. Кто бы мог мне сюда звонить? Если Жорик, то я не давал ему этого номера. А если Лариска или Конопля?
- Одну секунду, - послышалось в трубке. - С вами будут говорить.
После короткой паузы я услышал голос Костыля:
- Красноармеец, это я. Ты звонил. Я слушаю.
- Жорик?! - изумился я.- Но как?.. Номер...
- Твой номер сканировали. Говори, какие проблемы?
Я вкратце рассказал о случившемся сегодня под утро.
- Значит, порюхался. Жди. Приеду. Появился Костыль через час.
- О-о! Красота-то какая!
Он осторожно, на носках своих лакированных туфель, прошел в прихожую, заглянул в спальню.
- Костыль, тут такое творилось...- еле проговорил я.
Вадик оставался абсолютно безучастным. Он уже здорово набрался.
- Спокойно, - обратился ко мне Жорик. - Объясни толком, что за побоище вы тут устроили?
- Ввалились какие-то...- неопределенно ответили.
- Кто ввалился? Зачем ввалился? - повысил голос Костыль.- Поточнее можно?
- Нельзя. Сам ни черта не знаю.
- Так уж и не знаешь? - засомневался в моих словах Костыль.
- Есть одна прикидка. Но это - длинный разговор. Там четыре дырки в подушке.
- Что? Стреляли? - изумился Костыль.
- Стреляли.
Он еще раз заглянул через дверь в спальню.
- В милицию звонили?
- Не додумались! - едко съязвил Вадик, неожиданно приободрившись.
- А ты молчи, когда люди разговаривают! - рыкнул в его сторону Жорик.
Вадик все понял и заткнулся.
- Значит, так, - решительно произнес Костыль. - Сейчас все поедете со мной. По дороге расскажешь, кто и что к тебе имеет. Быстро оделись. Ты так и будешь с голой жопой сидеть? - вопрос был адресован ко мне.
Только теперь я вспомнил, что с ночи не одет.
- Сюда я пришлю уборщика, - продолжил Костыль. - Трупы уберут. Все приведут в порядок. Боже мой! Боже мой! Ну, натворили! Как прикажете теперь это говно разгребать?
Я в приказном тоне распорядился, чтобы Сашка и ее мать одевались. Затем, переступая через трупы в прихожей, мы все проследовали за Костылем.
У парадного стояла машина, в которой сидели трое его людей. Их он оставил у дома вместе со своей новехонькой "вольво". Сам сел за руль моей "БМВ" и включил двигатель...
Глава вторая
КОСТЫЛЬ
Небрежно придерживая левой рукой рулевое колесо, Жорик лихо вел машину по пустынным утренним улицам Питера. Правую держал на колене, отстукивая пальцами ритм звучавшей в динамике песенки. Автомагнитолу он включил, как только уселся за руль моей машины. Мне, например, сейчас было не до песен. В околошоковом состоянии находились Сашка с матерью. Вадик клевал носом. Перебрал по причине растрепанных чувств. И, пока алкоголь не отступил, все ему было по барабану.
Мне с трудом представлялось, как Жорик уберет четыре трупа из квартиры и каким образом вообще сие событие может остаться вне поля зрения правоохранительных органов. Может, все-таки нужно было позвонить в милицию?
Годы, проведенные за тремя рядами колючей проволоки, перековывают человека. Так или иначе деформируется сознание. В целом понимание окружающей действительности уже далеко не то, что было до отсидки. Недоверие к ментам становится превалирующим над всеми другими чувствами. И те, кто с пеной у рта разглагольствует о чести и незапятнанности милицейского мундира, вызывают лишь кривую усмешку. "Не делайте мне больно, господа!"
Может, я и не прав, конечно. Наверное, есть менты правильные. Но - дело сделано - за помощью я обратился не в ментовку, а к Жорику Костылю, ибо в ту милицию, которая "меня бережет", давно не верю.
Наблюдая за тем, как мой зоновский дружок ведет машину, я невольно обратил внимание на покалеченную кисть его левой руки. И вновь накатили воспоминания из лагерной жизни. Ну никуда от них не деться. Хочу все забыть, вычеркнуть из памяти, отречься от прожитого и - не могу...
В клубе нашей колонии числился библиотекарем грек по фамилии Онасис, по блатной кличке - Ананас. К нему и подкатил как-то начальник оперчасти майор внутренней службы Скворцов.
- У меня к тебе дело, Ананас.
- Что за дело, гражданин начальник? - спросил зэк. От майора ему время от времени перепадало: то сигареты хорошие, то пачка чая. Случалось, и анашой кум подогревал. Не за красивые глаза, конечно.
- Ты в курсе, Ананас, что Жорик из второго отряда - пидор?
- Гонишь, начальник? - не поверил своим ушам грек.
- Ты не знаешь, а я знак", - как мог убедительно произнес майор Скворцов.Точно знаю. А Жорик скрывает ото всех.
- Падлой буду, нету за ним петушиных дел! Все Ж таки гонишь, начальник.
Жорик жил по понятиям, строго придерживаясь воровского закона. Цену себе знал. Говорят, в Алмалыкской зоне чуть ли не восстание учинил, отказавшись повиноваться беспределу администрации. На такое не каждый решится. А коли так, то Ананас не поверил ни одному слову лагерного опера.
- Гоню или не гоню - базар десятый. Я блатных ваших законов не признаю и признавать не собираюсь. А ты мне должен. Про должок-то не забыл?
- И что с того? - хмуро спросил Ананас. Ему стало понятно, что майор не оставит его в покое до тех пор, пока не добьется своего. Но что ему от него нужно?
- Я вот что тебе скажу, - подошел вплотную к сути Скворцов. - Пустишь слух по отрядам, что Жорика еще до первой отсидки в ИВС опустили.
- Ага! Я пущу слух, а меня за это на перо поставят. Или самого опетушат! Нормально ты, начальник, придумал! Не-ет, так не пойдет!
- Пойдет, Ананас. Еще как пойдет. Я у тебя в матрасе чек ханки найду - тебе пятак прибавят. И все пойдет.
Чек ханки был реальностью в том смысле, что Скворцов вполне мог пойти на такую гадость. Тянуть лишние пять лет Ананасу не хотелось. Тем более вряд ли удастся получить теплое место вроде библиотеки. Придется наравне с мужиками на уране дохнуть или на камнедробилке рак легких зарабатывать.
- Попробую.
- Вот и хорошо, - ответил майор. - Я знал, что мы с тобой договоримся.
В тот же вечер по баракам пошел разговор, что прибывший не так давно из Алмалыкской зоны Жорик - опущенный.
Ночью мужики ворочались на своих койках, боясь уснуть в ожидании разборки. Блатные же собрались в каптерке для хранения рабочего инструмента. Из авторитетов были Борозда и Якорь. Они сидели на сложенных в кучу ватных матрацах. По обе стороны от них расположились те, кто был рангом пониже.
Пригласили и Жорика. Ответ держать.
- Слух пошел, - произнес Якорь.
- Знаю, - ответил Жорик. - Слух-то откуда? - Жорик стоял перед ворами и мысленно уже считал минуты, когда кто-нибудь сунет ему перо в живот.
- Неведомо то, откуда слух, - задумчиво сказал Борозда, низкорослый сорокалетний мужик с беззубым ртом. Беззубость - обычное явление во всех тюрьмах и колониях. Борозда отличался тем, что не имел вообще ни одного зуба. Двадцать лет всевозможных отсидок дали о себе знать. - Но дыма, говорят, без огня не бывает...
