Алла Полянская - Вдвоем против целого мира
Соня вдруг смутилась и покраснела.
– Ну чего ты? Читал. Занимательно, весьма. Эльфы там, феи…
Он и сам понимал, что прозвучало это высокомерно – но ничего не поделаешь, слово не воробей. Хотя Соне как будто и дела нет до его тона, она справилась со смущением, потянувшись за пирожком.
– Сока хочешь?
– Давай.
– Налей себе. – Соня подвинула к нему пустой стакан. – Так что насчет бала, ты пойдешь?
– Интересно было бы всех увидеть.
Влад много раз ловил себя на том, как сильно у него поменялось восприятие мира. Книги, которые он читал в детстве взахлеб, теперь казались ему наивными, как пентиум, фильмы, которые волновали его, сейчас были неинтересны. Многое он видел по-другому, и ему было любопытно, насколько изменится его оценка старых знакомых.
Вот оценка Сони у него осталась прежней – соседская девчонка, внучка профессора Шумилова, вечно хмурого молчаливого человека, который всегда был чем-то занят. Тогда Соня была совсем уже взрослой девочкой, которой доверяли его в походах на речку. Но теперь она не кажется ему такой безусловно взрослой, а ее макушка едва достает ему до подбородка.
А еще у нее появилась весьма впечатляющая грудь. Влад вдруг поймал себя на том, что пялится на ее грудь, обтянутую тесной оранжевой футболкой с изображением кошки, и Соня это видит.
– Жениться вам надо, барин.
Он покраснел и отвел глаза, а Соня откровенно потешалась над ним. Она все такая же смешливая и такая же одинокая – подумалось ему, и он удивленно отметил, что иную Соню он бы, пожалуй, не признал. Она всегда была словно в стороне от всех, даже в компании ровесников – болезнь Лизы наложила отпечаток на отношения в семье и на нее саму, а после исчезновения Лизы, когда ее мать отгородилась от всех стеной отчаянного исступленного молчания, Соня и вовсе замкнулась. Влад помнил, как его мама возмущенно говорила бабушке: эта женщина потеряла одну дочь и сейчас теряет другую. Все знали, что мать перестала замечать Соню, словно та была виновата в исчезновении старшей дочери. И Соня запомнила, как ее оттолкнула семья, и осталась наедине с миром, который перекраивала в своих фантазиях как хотела. Влад это сейчас понял: новые и полусказочные миры, которые создавала она в своих книгах, все это – ее одиночество, ее стена, которой она отгородила себя от всего, что причиняет боль.
Как случилось, что они потеряли друг друга?
– Я развелся на той неделе, куда там мне жениться.
Соня кивнула и понимающе улыбнулась. Влад помнил, что она и в детстве была такая же – спокойная, задумчивая, немного грустная, грустная, пожалуй, больше, чем положено, и всегда готовая смеяться, искать что-то веселое и интересное.
– Вот решил отпуск здесь провести, давно не приезжал.
– А я регулярно езжу, но здесь все стало по-другому – какие-то чужие люди, высоченные заборы, охрана… – Соня вздохнула. – Место стало «модным», прикинь! И эти понаехавшие его для меня испортили, вот и сижу на своем участке – благо хоть твоя мама не продала свой, а то совсем невмоготу стало бы, потому что справа поселился какой-то абсолютно неприемлемый тип, выстроил каменный забор, яхта у него тут – а недавно его приятели вздумали порезвиться на моем участке – причалили, понимаешь, и к озеру. У него-то озера нет, а у меня вон какое, и эти недоумки решили, что им все позволено.
– И что ты сделала?
– Вызвала охрану. – Соня ухмыльнулась. – Теперь здесь есть Устав, ты не в курсе? Есть, и он запрещает такие вторжения категорически. А эти пьяные орки дошли до того, что пытались вломиться в дом. Им это показалось забавным.
– И как же ты?..
– Охранники их повязали и вызвали полицию. Пока этот, из-за забора, приехал, их уже увезли. Он, видите ли, дал ключи от дачи какому-то приятелю, но здесь это не оправдание – ну, ладно, у меня дом ничего не стоит, и брать нечего, а остальные граждане здесь реально дворцов понастроили, так что правила ввели очень жесткие. В общем, сидит он теперь за своим забором и в сторону моей дачи даже смотреть боится, а то не было случая, чтоб не изводил меня – продай да продай. Так что я рада, что вы тоже не продали, не то хоть пропадай среди этих малахольных богатеев.
– Мать не продаст ни за что – она надеется сюда внуков привозить. – Влад снова смутился. – Только не скоро она их дождется, похоже.
Он знал о Соне то, что рассказывала мать, она тоже знала о его жизни из того же источника, а вместе у них разговор не получался. Между ними тенью стояла Лиза, и они не могли с этим ничего поделать. Потому что виделись в последний раз в тот год, когда пропала Лиза, между сегодняшним днем и тем летом прошла целая жизнь, но на деле получилось как в кино: кадр из детства – и вдруг они уже взрослые, знакомые незнакомцы. Такой вот монтаж.
– Так что насчет бала, пойдем? – Влад налил себе еще сока и отпил. – Ну что ты теряешь?
– Не понимаешь ты. – Соня вздохнула. – В то последнее лето очень многое случилось.
– Но платье ты все-таки купила.
– Да, платье купила, но это ничего не значит. – Соня поднялась и выглянула в окно. – Некоторые вещи не забываются. Они… ну, Дарик и Танька-Козявка, они причинили мне тогда очень большое зло. Я не хочу их больше видеть, если вдуматься. Просто если не пойду, они решат, что я боюсь. Или до сих пор дуюсь на них.
– Но ты дуешься, по ходу.
– Нет, это не то. – Соня поморщилась. – Это не просто какая-то детская обида, это…
– Соня, двадцать лет прошло.
– Девятнадцать.
– Округлим. – Влад допил сок и тоже поднялся. – Мы все стали совершенно другими людьми, пора забыть старые обиды. Давай пойдем, ну, пожалуйста!
Он канючил так же, как когда-то в детстве, они оба это вспомнили и рассмеялись, и почувствовали, что неловкость ушла.
– Ладно, пойдем – но от меня ни на шаг!
Эта фраза тоже была из их общего прошлого, только теперь она значила совсем другое. Теперь Соня будет держаться за его руку, и они оба это понимали.
– Расскажешь, что случилось между вами тогда?
– Ни за что. Собственно, Дарик не виноват, я думаю. Это Танька. Вот она – настоящая мерзавка.
– Тем не менее посмотреть любопытно. – Влад взглянул в окно на реку. – Говорят, он построил нечто грандиозное.
– Купил три соседних участка, это больше четырех гектаров земли. – Соня вздохнула. – Помнишь его папашу? Вместо науки он ударился в бизнес и нажил такое несметное количество денег, что подумать страшно. Вот Дарик и построил здесь нечто – не знаю что, но думаю, это впечатляюще.
– Тем более надо посмотреть. – Влад взял со стола корзинку, в которой принес Соне завтрак. – Мать зовет тебя к нам на обед, так что в три часа будь как штык.
– Ладно, приду.
Они расстались уже на совершенно дружеской ноте, и Влад этому отчего-то был рад, хотя если подумать – ну что ему Соня? Но он радовался, что прежние отношения восстановлены. Ему многое нужно восстановить в своей жизни, чтобы она опять стала принадлежать ему самому. И Соня – часть мозаики, часть его жизни, когда он был счастлив. Когда ничто не омрачало его воспоминаний.
Влад остановился. Ему вспомнился сон, и он снова подумал: ведь что-то забылось, что-то важное, что он знал и должен был сказать… кому? И сразу забыл, хотя это было настолько важным, что даже во сне он это понимал.
Что он забыл?
Матери не было видно – она собиралась съездить в город и купить кое-что к обеду, он вошел в дом и достал альбом с фотографиями. У них было много альбомов, за каждый год свой, так было заведено, они стояли на полках, на корешке каждого приклеена бирка с годом, а за обложкой лежит конверт с негативами. Не все фотографии печатались, но пленку, разрезанную на куски, хранили полностью.
Влад достал альбом, пронумерованный годом исчезновения Лизы. Ответ там, он уверен.
И вдруг подумал: в доме Сони не было никаких фотографий. Ни одной вообще. Только картины на стенах ее спальни, но на них цветы.
Открыв альбом, Влад начал рассматривать фотографии, аккуратно вклеенные в хронологическом порядке. Вот он с матерью на скамейке у дома. Влад помнит, что снимал их дедушка, и у него все время что-то не получалось, а потом наконец получилось, и он с облегчением вскочил и убежал, его ждали приятели. А вот они вместе с соседями – в беседке накрыт стол, профессор Шумилов и его жена, Тамара Кузьминична, что-то обсуждают, бабушка заинтересованно их слушает, профессор и его жена находились в процессе постоянного диалога – они вместе работали над одной темой, и оба были людьми очень увлеченными. А вот Соня – сидит рядом с ним, но смотрит через стол на смуглого парнишку.
Да это же Дарик!
Влад снова вгляделся в фотографию. Вот он сам, сидит рядом с Соней, вот его мама, пьет чай и что-то говорит Сониной матери, вот Лиза, как всегда, отрешенная, замкнутая, словно запертая в тюрьме своего сознания. Она всегда была рядом с матерью, тут ничего удивительного. Вот отец Сони и Лизы, молчит и смотрит в никуда, и еще какой-то человек, незнакомый. Но остальные-то знакомы, он сам был там, так почему же он не помнит этого дня совершенно? Это не их беседка, и у Сони на участке тогда такой не было, он это помнит очень хорошо. И откуда здесь взялся Дарик? Профессор Андриевский к тому времени уже умер, а родителей Дарика обитатели Научного городка не жаловали, как же он оказался в их компании, если учесть, что больше никого из детей здесь нет? И почему он, Влад, не помнит тот день?
