Виталий Смирнов - Библиотечка журнала «Советская милиция» 3/69/1991 г.
— По этой же дороге, почти одновременно с ним, бегали супружеская пара и три бегуна-спортсмена, — добавил Левин.
В общем, еще раз повторили все нам известное: и то, что у убийцы резиновые сапоги, вспомнили подозрительный синий «Москвич». Ну и, конечно, найденную в кармане убитого иностранную купюру и полоску бумаги с надписью: «тысяча фунтов».
Припоминая подробности осмотра места преступления, я подумал, что во всем этом было что-то странное, даже, пожалуй, нелогичное. Но что, я понять пока не мог.
— По-моему, все ясно, — произошло ограбление, — сказал Левин. — Кто-то знал, что у старика Курбатова с собой тысяча фунтов и…
— Но за каким чертом он потащил с собой в лес валюту? — покачал головой Пряхин. — И потом, он что же, каждый день с деньгами бегал? Или только сегодня?
— Конечно, только сегодня, — откликнулся Левин.
— И убийца узнал об этом. Старикан деньги в карман, а боженька типу в резиновых сапогах словечко на ушко?..
— А если предположить, что встреча в лесу была условлена, обговорена заранее, — подбросил и я свою мыслишку.
— Допустить, конечно, такое можно, — с сомнением произнес Сергей. — Но все-таки, почему в такую рань, в лесу, за несколько километров от города? Ведь встречу можно было бы организовать проще и в более уютном месте.
— Ну, а если предположить, что убийство — это месть, — высказал новое соображение Левин.
— Что мы такого знаем, чтобы выстраивать такую версию? — возразил Пряхин.
Мы порядком подзапутались. С версиями у нас явно не получалось. Видимо, просто нам не хватало фактического материала. И я сказал:
— Не будем гадать, товарищи. Лучше давайте решим, чем следует заняться в первую очередь.
— Перво-наперво разузнать все об убитом. Кто он, что он, и, конечно же, связи, симпатии, антипатии, — откликнулся Пряхин.
— Принимается.
— Следовало бы опросить трех спортсменов. Может быть, они видели субчика в резиновых сапогах, когда тот прятался в посадках… — предложил Левин.
— Годится.
— Необходимо найти синий «Москвич», у которого первые две цифры в номерном знаке двойка и семерка, — это опять Сережа Пряхин.
— Согласен.
Пряхин и Левин еще посидели, еще подумали, но так ничего нового и не предложили.
— Ну, что ж… — заключил я. — Практически план своих первых розыскных действий мы вчерне набросали. Теперь распределим задачи. Давайте так: ты, Левин, отправляйся в кафе. Оно уже открыто. Посмотри, послушай: как там и что говорят. Понятно, не в форме, как простой посетитель.
На посещение кафе у тебя уйдет часа два-три. Вернешься, получишь другое задание. А завтра утром — на дорогу «Пригородная» — Ключары. Остановишь спортсменов и побеседуешь с ними. А ты, Сергей, займешься поисками «Москвича».
Лицо Пряхина помрачнело. Он, видимо, был недоволен. И я спросил:
— Ты планировал что-то другое?
— Я хотел побеседовать с участковым инспектором Рожковым.
— Он обслуживает Пролетарскую улицу? Ну что ж… Рожковым займусь я, а ты — все-таки «Москвичом» — это важно.
— Тогда, товарищ капитан, запишите телефон Рожкова: 42-36-94.
Напоследок я сказал им самое главное:
— Запомните вот что: случай сложный и неприятный. Придется иметь дело с кооператорами. А они люди скользкие. Чуть что не так — сразу же появятся жалобы. А вы знаете, какое им сейчас оказывается внимание. Поэтому во всех действиях следует помнить о такте и соблюдении строжайших норм законности.
Кажется, они оба поняли. Пряхин плотнее сжал губы и покивал. Левин вскинул на меня загоревшийся взгляд:
— Но и отступать от принципов не будем.
— Главный наш принцип, Левин, — истина. Мы должны установить истину. Тактично, не ущемляя прав и достоинства граждан.
— Понятно, — со скрытой угрозой, как мне показалось, ответил Левин.
Ребята ушли. Я остался один. Задумался. Чтобы понять мотивы происшедшего, мне предстояло, как выразился Пряхин, поступить «как учили в первом классе» — выявить все, связанное с Виктором Сергеевичем Курбатовым. Именно там, в незнакомых нам обстоятельствах его жизни, и таились мотивы, приведшие к трагическому концу. И начинать надо было, видимо, с того, что успел узнать о пострадавшем участковый инспектор. Я готов был уже протянуть руку к телефону, чтобы позвонить Рожкову, когда аппарат опередил меня, зазвонил сам. Я взял трубку. До меня донесся голос Павла Ивановича Есипова.
— Ты извини, Тимур, старика, интересуюсь новостями.
— Главная новость это то, что личность убитого установлена.
— Это удача. И кто же он?
— Шеф-повар кооперативного кафе «Южное», некто Курбатов Виктор Сергеевич.
— Вот как! — хмыкнул старик. — Ну тогда учти, что председателем, скорее всего фиктивным, в этой лавочке состоит Иван Арсентьевич Мосляков, мой сосед: проспект 50 лет Октября, дом 12, квартира 40. Может быть, пригодится. Пенсионер. Участник войны. Вдовец. Взгляды на жизнь чисто потребительские…
Новость была интересной. Но все же знакомиться с Мосляковым было, скорее всего, рановато. На ум мне пришла другая мысль: жена Курбатова. Интересно, какое впечатление она произвела на дежурного?
Я позвонил Симонову. На мой вопрос о Курбатовой он ответил:
— Это еще та штучка. Подкатила к райотделу на «Москвиче» с каким-то хахалем.
— На синем «Москвиче»? — не удержался я.
— На синем. А что?
— Ничего. Продолжай.
— Подкатила. Хахалю знак ручкой и улыбочку, а мне заявление об исчезновении мужа. И такими, знаешь, казенными, заученными словами, таким спокойным тоном.
— Так.
— И еще скажу тебе странную вещь: она как две капли воды на нашего генерала похожа и к тому же — Семеновна по документам.
— Ну, это случайность. Во-первых, похожих людей великое множество, а во-вторых, тебе показалась похожей, а мне еще неизвестно, покажется или нет.
Закончив разговор, я перезвонил первым делом Пряхину. К счастью, он оказался на месте.
— Ты знаешь, — сказал я ему, — Курбатова-то в Промышленный райотдел приезжала заявлять об исчезновении мужа на «Москвиче». И, кстати, на синем. Имей в виду.
— Что? — взорвался Сергей. — На синем?!
— Ты только трубку пожалей, а то у нее мембрана знаешь какая тонкая…
— Кто тебе сказал насчет «Москвича»?
— Паша Симонов из Промышленного райотдела.
— Симонов… — скептически протянул Пряхин. — А ты знаешь, какой он фантазер?
— Знаю. Но уверен, цвет машины он не выдумал. Так что ты эту информацию прими к сведению.
— Хорошо.
Теперь нужно было договориться о встрече с участковым инспектором Рожковым.
Но телефон опять меня опередил. Звонил заместитель генерала Хорина Семухин. По тону я догадался — подполковник взволнован.
— Слушай, Безуглый. Это ты послал Левина в «Южное»?
— Я.
— Тогда поздравляю тебя. Сейчас звонил сержант Конышев из Октябрьского райотдела. Буянит твой Левин в «Южном».
— А как очутился там этот Конышев?
— Случайно. К нему обратились за помощью. Во всяком случае, сигнализирует о недостойном поведении Левина наш человек, наш сотрудник, сержант.
— А Левин, выходит, уже не наш? — возмутился я.
— Прекратите пререкания, капитан Безуглый. Немедленно берите машину и пулей в кафе. Извинитесь и все такое.
«Ну, началось…» — подумал я, но спорить было бесполезно и я ответил официальным «Слушаюсь».
Через пять минут я уже мчался в «Южное».
Загоруйко
Валентин Осипович Загоруйко, бывший вор, а ныне процветающий кооператор, произведший такое неотразимое впечатление на Ивана Арсентьевича Мослякова, из последней отсидки в местах не столь отдаленных вернулся немногим более года.
Отбывая срок в таежной колонии, он пришелся по душе весьма авторитетному «пахану», вору в законе — Ивану Бурдую по кличке «Бурда». Тот был старше Валентина лет на пятнадцать. Конца сроку своему он не видел и потому подумывал о побеге.
С собой уговорил бежать еще двоих, таких же бедолаг с большими сроками, как и он сам. Валентина не звал — тому до конца срока оставалось всего ничего. Но на прощание сказал: «Захочешь со мной на воле встретиться, разыщи на подмосковной станции (тут он назвал адрес)… Виктора Сергеевича Коноплю. Не удивляйся его виду и манерам, человек он верный и, к тому же, мы с ним давно и крепко одной веревочкой повязаны. Передашь ему ксиву от меня, он все что надо сделает и организует…». И Бурда сунул в руку растерявшегося Загоруйко вчетверо сложенную бумажку.
Однако побег Бурды не удался. На девятнадцатый день его нашли в тайге полуживым. Двое других сгинули без следа. Вскоре Бурда через больничную обслугу передал Загоруйко, что хочет видеть его.
Стояла ночь. Под потолком тускло светила запыленная лампочка. На подушке белело заострившееся, без кровинки, лицо Бурды с запекшимися губами и лихорадочно горящими глазами.
