Светлана Климова - Ангельский концерт
— В каком смысле?
— В самом прямом. Отличный пансионат, солидное заведение для людей пожилых, одиноких и обеспеченных. Это в Малой Филипповке, где Троицкий монастырь.
— А дальше? — спросил я. — Как они себя повели?
— После того как я назвал адрес Интролигатора, все трое потеряли ко мне интерес. Ушли к машине и стали совещаться, но я не слышал ни слова. К этому времени у меня начались перебои сердечного ритма, и я стал просить, чтобы меня хотя бы развязали. Так они и поступили. Потом из машины выбросили мою одежду. Парни погрузились в «опель», развернулись и уехали, а я остался…
Едва звук мотора затих, Константин Романович доковылял до груды вещей и первым делом накинул на себя плащ на теплой подкладке. Затем натянул, охая и стеная, все остальное, но теплее от этого не стало. Пошарив по кустам, профессор отыскал шляпу, нахлобучил на уши и, осторожно неся избитое тело, двинулся вдоль колеи к опушке.
Через час Галчинский был в деревне. Деньги в кармане брюк, пенсионное удостоверение и бесполезный мобильный ему оставили, и вскоре он сговорился с местным инвалидом Лукичом, который на своей «Таврии» с ручным управлением доставил его прямиком к подъезду городского дома.
При виде профессора Агния охнула и запричитала. Константин Романович категорически призвал ее к порядку, велел готовить ванну, запер дверь на все имеющиеся замки и задвижки и решительно направился к письменному столу. Там его настиг телефонный звонок. После секундного колебания Галчинский снял трубку — звонил Павел Кокорин…
К своему изумлению, Константин Романович отделался легкой простудой, как часто бывает при сильнейшем нервном напряжении. Правда, ему еще предстоял разговор с Павлом с глазу на глаз…
Добравшись до относительно благополучного финала, Галчинский прикрыл глаза и откинулся на спинку стула.
— Номеров машины вы, конечно, не запомнили? — спросил я.
— Нет. — Профессор схватился за локоть и принялся нянчить его здоровой рукой.
— Это понятно, — кивнул я. — Ну а в салоне «опеля»? Вам не попалось на глаза ничего примечательного? Какой-то особый сувенир, безделушка?
— Не припоминаю. Я был совершенно сбит с толку. Хотя, погодите… Знаете, Егор Николаевич, вы правы — там имелась-таки вещь, которая показалась мне… из другого контекста, что ли.
— Что это было?
— За спинкой сиденья под задним стеклом лежало карманное издание Нового Завета в мягком пластиковом переплете. Я сразу его узнал — из тех, что печатаются в Теннесси «Гедеоновыми братьями», есть такая евангелическая структура. Эти томики предназначены для бесплатного распространения, их легко отличить от любых других: вместо знака креста на переплете оттиснут золотом какой-то двуручный сосуд вроде неуклюжей амфоры.
— Кем они вам показались, эти парни?
— Ну, уж во всяком случае не профессиональными бандитами.
— Почему вы так решили?
— Несмотря на то что они доставили мне массу неприятностей, временами у меня возникало ощущение, что я имею дело с непрофессионалами. Хотя признаю: они довольно-таки усердно следовали своему сценарию. То есть я хочу сказать, что они были не теми, за кого пытались себя выдать. И еще один момент: блондин, который у них за старшего, задавая вопросы, сверялся с записями в блокноте. В особенности когда упоминались имена и фамилии…
Дверь в гостиную распахнулась, и на пороге, неотвратимая как судьба, возникла Агния Леонидовна.
— Ваш кордарон, Константин Романович! — ревниво косясь на меня, произнесла она. В голосе ее звучала обида. — Вы опоздали с приемом на целых полчаса!
— Сейчас. — Галчинский втянул голову в плечи и поднялся. Я спросил вдогонку:
— Значит, среди них не было господина лет двадцати семи — двадцати восьми, с гладко зачесанными назад темными, слегка вьющимися волосами и неприятной манерой говорить — вежливой и одновременно наглой?
— Нет. — Галчинский принял стакан с водой из рук «домработницы» и почему-то внимательно посмотрел сквозь него на свет. — Обычные туповатые щенки. И господами их можно назвать разве что спьяну.
Он вернулся к столу ровно в тот момент, когда с улицы требовательно заквакал клаксон таксиста. Константин Романович как-то мелко засуетился, поглядывая то на меня, то на книги. И вдруг спросил:
— А вы-то сами, Егор Николаевич? Почему вы сюда пришли?
— У меня и выбора не было. Если бы я сунулся к вам домой, вы бы меня просто выставили. Ведь так?
— Пожалуй, — впервые за это утро усмешка тронула его синеватые губы. — Отсюда я вас выставить не могу, хотя предпочел бы сейчас остаться в одиночестве. Вам известно, что Павел собирается продать этот дом?
— Нет. Но что-то в этом роде я предполагал.
— Вот я и решил использовать последнюю возможность.
— Возможность? — удивился я.
— Да. Возможность попрощаться. И если она меня услышит, попросить помощи и совета. Ненавижу кладбища!
— Кто это — она? — удивился я и тут же сообразил, что сморозил глупость. Непростительно, тем более что все это время я просидел там, где находилось привычное место покойной Нины Дмитриевны…
На террасе, дожидаясь, пока Галчинский запрет дверь, я с наслаждением закурил, прислонившись к сырой кладке парапета. По ступеням профессор спустился с преувеличенной осторожностью, поддерживаемый под руку Агнией Леонидовной, но едва ступил на гладкий бетон — выпрямился, приподнял шляпу, привычным жестом пригладил растрепавшиеся волосы и, уже не оглядываясь, зашагал к калитке.
Его верная раба и повелительница семенила в шаге позади.
Я взглянул на часы. У меня оставалось ровно столько времени, чтобы не опоздать к началу воскресного служения в церкви «Свет Истины».
5
Несмотря на то что я неплохо знал Олега Ивановича Соболя, мне не терпелось взглянуть на него в новом воплощении — раз уж роль мелкого беса с некоторых пор перестала его устраивать.
Добраться с Браславской по адресу, который сидел у меня в памяти, было несложно. Районный дом культуры, где общественно-религиозный центр «Свет Истины», согласно реестру, арендовал помещение, находился почти в центре, и мой автобус прибыл в аккурат к ограде небольшого парка, окружавшего серое конструктивистское здание. В такую погоду охотников прогуливаться по аллеям, заваленным мокрой листвой, не найти. Согревшись в автобусе, я мигом продрог и рысью помчался по пустынному парку к парадному входу, на бегу примеривая выражение сосредоточенной отрешенности от земного.
Каково же было мое удивление, когда я обнаружил, что все двери клуба заперты наглухо! На всякий случай я побарабанил в стекло, и минут через пять через фойе проковыляла вполне добродушная старушка в синем сатиновом халате и с веником наперевес. Приоткрыв дверь ровно на ширину ступни, она прокричала: «Сегодня с шести! Никого нету!» и тут же загремела засовом.
Я закурил и перебрался к доске объявлений по соседству. Она располагалась в простенке между окнами первого этажа. За пыльными стеклами было сумрачно, на подоконниках чахли блеклые суккуленты. На доске ярким пятном выделялась афишка, возвещающая о дискотеке, которая должна состояться сегодня в половине десятого. Остальные бумажки были месячной давности, однако я просмотрел их и неожиданно наткнулся на узкую полоску бледно-голубой бумаги, на которой типографским способом было оттиснуто: «Церковь «Свет Истины»: воскресные богослужения в 12–00, библейские чтения по средам в 18–00. За дополнительной информацией обращаться по телефону такому-то, адрес такой-то».
Я записал адрес — это был спальный микрорайон, туда можно без спешки добраться на метро. Пока я возился с блокнотом, ко мне с опаской приблизилась тощая дворняга, обнюхала мои кроссовки и потрусила по своим делам. Мне вдруг захотелось плюнуть на все и вернуться домой, к Еве, однако свидание с Галчинским не позволяло мне остановиться до тех пор, пока я не выясню, какую информацию пытался получить Соболь от Анны и профессора.
Спустя двадцать минут я уже был на пути к цели, которая, как выяснилось из расспросов, располагалась буквально в двух шагах от станции метро, позади стройплощадки, где высился костлявый остов будущего супермаркета. «Там сразу увидите, — сказал словоохотливый прохожий, — слева — двухэтажное здание колледжа озеленения, прямо — двенадцатиэтажки, а справа — детская поликлиника и молочная кухня. Крест заметен издалека — по вечерам горит синими лампочками».
Кое-что о «нетрадиционных» конфессиях я успел вычитать в Интернете. Размножались они со скоростью дрожжей, и авторы обозначали это явление как «экспансию тоталитарных сект», не вдаваясь в подробности, однако пугая читателей мрачными перспективами. Никто, впрочем, особенно не паниковал. Жизнь в городе текла вполне мирно, несмотря на интригующие планы изменения мирового порядка ради защиты «народа Божьего», с которыми носились некоторые особенно ретивые гуру. Ни бывший «пятидесятник» Ледяев, поразивший меня наглой самоуверенностью, ни собирающий тысячные толпы где-то в Киеве нигерийский проповедник Сандей Аделаджа, ни полузабытый Кашпировский и его последователи почему-то не интересовали местные власти. С другой стороны, в их служебные обязанности и не входило препятствовать людям сходить с ума.
