Виктор Меньшов - Белая кобра
Серега передернул ствол и нетерпеливо поторопил меня:
— Слушай, давай не будем затягивать церемонию прощания. Снимай рюкзак, и поскорее, сам понимаешь, у меня очень мало времени.
Я очень медленно потянул с плеча лямку рюкзака, в котором лежала моя спортивная сумка, и сделал ещё одну слабую попытку, я никак не мог смириться, что вот это вот — все, конец, финиш, точка.
— Ты, кажется, плохо меня понял, — попробовал я заинтересовать Серегу ещё раз. — Я точно знаю, где лежат все остальные деньги и весь товар, и я могу указать тебе это место.
Он посмотрел на меня взглядом скучным, как плохая погода, и терпеливо, как образцовый родитель капризному ребенку, повторил:
— Снимай рюкзак, Костя, чего зря тянуть? Все же предельно ясно.
— А ты знаешь, что Ирина погибла? — спросил я, блефуя, в надежде отвлечь его, выиграть ещё секунды, за которые может быть, что-то придумаю.
— В самом деле? — спросил он холодно и равнодушно, и добавил, подумав. — Жаль.
Вот когда я понял, что действительно — ВСЕ. Ничего ему не было жаль. Ничего и никого. Он даже не спросил, как погибла Ирина, не спросил, откуда мне это известно. Ему было все равно. Он сам уже умер. Умер раньше меня. Он полностью выгорел изнутри. Это не Сережка сидел передо мной, картинно развалившись на табуретке, это его фантом сидел здесь, клон, призрак, оболочка, двойник.
Мне стало противно и скучно. Я быстро, путаясь в лямках, снял рюкзак и бросил его себе под ноги.
— Подними! — крикнул взбешенный этим моим пренебрежением к нему, Серега. — Подними и подай мне!
— Да пошел ты…
Он поднялся с табуретки, резко отодвинув её, побелев от ярости. Не знаю, что уж его так взбесило, но он буквально трясся, сжимая в руках ржавый железный прут и пистолет, которые ходили ходуном.
— Пододвинь рюкзак ко мне! — уже орал Серега, выкатывая глаза. Подними его и подай немедленно мне! В руки подай!
Я смерил взглядом расстояние, понял, что не попаду, плюнул презрительно себе под ноги, просто в его сторону, и стал ждать выстрела.
Он не выстрелил, возможно, от ярости он позабыл на мгновение, что у него есть пистолет. Он швырнул в меня прут. Я успел среагировать в последний момент, прикрыв лицо согнутой в локте рукой. Прут, вращаясь в воздухе, ударил меня по руке, и со звоном упал к моим ногам. Я с трудом удержался от того, чтобы не вскрикнуть, боль остро отдалась в спину, а рука заныла и одеревенела.
— Когда станешь богатым, сходи к психиатру, — обозлившись, посоветовал я Сереге, стараясь не показать, что мне больно.
А тем временем боль от удара распространилась под лопатку и опять заныла только притихшая рана. Я стоял, стиснув зубы, изо всех сил превозмогая противную острую боль, и уже с нетерпением ждал выстрела. Но Сергей не торопился.
— Или ты подашь мне рюкзак в руки, — прошипел он, — или я буду стрелять, и стрелять в тебя до тех пор, пока ты не сделаешь это. Для начала я прострелю тебе плечо, потом второе, а потом найду что ещё протсрелить, или отстрелить. Ну так что? Тебе не кажется, что лучше умереть сразу. Давай рюкзак, быстро! Прекрати валять дурака!
Это он заорал мне потому, что я напряженно смотрел ему за спину, но орал он зря, я не валял дурака, посмотреть было на что. За спиной у него стоял майор Юлдашев и несколько его бойцов.
У майора что-то за это время случилось. Он явно переживал кризис жанра. Он потерял внешние шарм и лоск, был какой-то немного помятый, усталый, да и бойцов у него поубавилось. В квартиру с ним вошли всего трое, как минимум один, возможно, двое, остались на улице, или на лестнице, значит и машина у него, скорее всего, осталась тоже одна. Похоже, майор несет потери. Что-то у майора происходит. Неужели сработал мой рассказ Корнею?
— Что за спешка? — спросил майор из-за спины вздрогнувшего Серегу.
Сергей повернулся всем корпусом и оказался лицом к лицу с Юлдашевым. И тут же, не успев подумать о последствиях, вскинул руку с пистолетом, но майор легко опередил его, дважды выстрелив ему в живот.
Сережка упал. Я видел, как он корчится, подгибая к себе колени, стараясь усмирить дикий табун боли, который летел по его внутренностям. Майор смотрел на него, кривя губы, потом все же, словно нехотя, вытянул руку и выстрелил ему в голову. Сережка дернулся и затих. Я старался не смотреть на него. Странное дело: ещё секунды назад я его ненавидел каждой клеточкой, а сейчас мне его было просто жаль.
Майор брезгливо перешагнул через убитого и сел, предварительно подстелив носовой платок, на табуретку, на которой только что сидел Серега.
— Ну что, Костя Голубев? — спросил меня Юлдашев, вынимая кончиками ногтей длинную тонкую черную сигарету из узкой зеленой пачки.
Он изо всех сил старался держаться победителем, но это у него плохо получалось. Это уже был всего лишь майор Юлдашев, а не грозный и непобедимый Каракурт, наполненный смертельным ядом.
Я ликовал, я чувствовал, что хотя бы и частично, но все же достал его. Что ему теперь тоже приходится не сладко. И если я проиграл ему в смертельной игре, то и он проиграл свою Большую Игру, в которой выигрыши у всех измеряются количеством нулей в сумме, а проигрыш у всех одинаков собственная жизнь.
— Ну вот и выпала твоя фишка, Костя Голубев, только похоже, что это черная метка. Проиграл ты. Вытряхивай рюкзак, — тихо приказал майор, но радости победителя в его скучном голосе не было.
— А кто тебе сказал, майор, что я проиграл? — нагло удивился я, вытряхивая из рюкзака спортивную сумку.
— Открывай сумку, — не обращая внимания на мою реплику, махнул рукой не расположенный к разговорам Юлдашев.
Не скрывая удовольствия, я широким жестом раскрыл молнию на сумке и вывалил на пол книги и кирпич, который упал с глухим стуком, пристукнув радость победителя.
Майор даже привстал с табуретки. Этого он явно не ожидал и от неожиданности не сразу сообразил, как ему реагировать. Он стоял, нервно покусывая губу и смотрел на груду барахла, которую я высыпал из рюкзака и спортивной сумки.
По его внешнему потерянному виду я догадался, что все же частично расплатился с ним за все смерти, которые он принес в мою жизнь. Жаль, не за все и полностью, но все же. Я увидел, как он поднимает пистолет, и был готов умереть, но что-то загремело на лестничной площадке, и майор бросил бойцам через плечо, не оборачиваясь:
— Посмотрите, что там происходит.
Двое из бойцов вышли из комнаты, оставив майора ещё с одним бойцом, справедливо посчитав, что этого вполне достаточно против меня безоружного
— Куда ты дел товар и деньги? — раздувая ноздри маленького носа, но стараясь сохранять внешнее спокойствие, спросил майор, придвинувшись ко мне на шаг. — Я тебя, мерзавец, на мелкие кусочки порежу, но ты мне скажешь…
— Отойди, майор, подальше, ты скверно воняешь, — поморщился я. — От тебя смертью пахнет.
Майор дернулся, даже откачнулся, словно его по лицу ударили, и взвел курок пистолета.
Не хотелось мне, чтобы последним из того, что я увижу, были эти сумасшедшие, ненавидящие глаза.
Я опустил взгляд на грязный пол и увидел там ржавый витой прут арматуры, который бросил в меня разъяренный Серега, лежавший теперь между мной и майором. Я не стал ничего рассчитывать, у меня не было других вариантов. Я просто бросился к этому пруту, и схватил его, а майор в этот самый момент выстрелил.
Он поспешил. Пуля просвистела над моей головой, а я уже стремительно выпрямился и понимая, что у меня уже нет времени размахнуться, сделал этим прутом мушкетерский выпад, попав ржавым концом прямо в глаз майору. Он выронил пистолет, вскрикнул, схватился руками за лицо, кровь залила его маленькие, кукольные ладони, а я безжалостно ударил его ногой, оттолкнув на бросившегося вперед бойца.
Сам я вскочил на подоконник и впервые увидел, что стена, на которую я все время смотрел прямо, и которую считал тупиком, оказалась не намного выше второго этажа. Я оттолкнулся от подоконника и прыгнул, уцепившись пальцами за край стены.
За спиной моей почему-то громыхнул сильный взрыв.
Глава тридцать третья
Султан шел за Каракуртом по следу, как гончая. Он кружил по Москве, постоянно куда-то звонил, с кем-то разговаривал. Он умел отыскивать людей, как никто другой. Тем более, что на Каракурте была кровь брата Султана и его хозяина, которому Султан был обязан своей свободой. Если бы не Фарух, сгнил бы Султан-людоед в стенах спецбольницы.
Так что Каракурт был не просто враг Султану, он был его кровный враг, кровник. И теперь не было Султану ни сна, ни покоя, пока он не настигнет Каракурта. Один из людей Фаруха, ещё не знавший о гибели своего хозяина, исполнял приказы Султана, которые тот раздавал от имени Фаруха, доложил Султану о том, что в заброшенный дом в Старосадском переулке, за которым Султан велел присматривать, заявился человек. Один. Раненый.