Неизвестен Автор - Преступления могло не быть !
Так продолжалось до 10 марта. В тот весенний день, когда на тротуарах дотаивали последние ледяные корочки, Корзухину и Мырзахметову стало известно все. После очередной пьянки Молоков предложил им обворовать... свой собственный склад. Необыкновенно трезвым голосом он убеждал настойчиво и горячо. Там часы. На пятьдесят тысяч... Сулил третью часть.
- Опасно? Ни чуточки! С чемоданчиками прокатитесь на такси. Только и всего. Я все сделаю как нужно, не беспокойтесь! Охрана? Чепуха! В среду караулит глуховатый Федор, тогда и возьмем...
Лешка как в полусне видел над собой склоненное лицо Молокова, жесткие требовательные глаза смотрели в упор, в душу. "Часы так часы", - равнодушно подумал он и утвердительно кивнул головой. Медленно опустил веки и изрядно захмелевший Ертай.
В среду с утра Молоков заперся в складе и, не теряя времени, принялся за дело. Он открывал железные ящики, где хранились часы всяких марок и форм - круглые и квадратные, в золотых и металлических корпусах, часы для модниц и спортсменов, часы, показывающие числа и дни недели, - и аккуратно - одну на одну - складывал коробки на деревянные стеллажи. "Не унесут всего, тоскливо думал он при этом. - Здоровые ребята, но все равно не унести. Больно уж много. А, впрочем, сколько возьмут - столько возьмут. Если же..." Об этом "если" не хотелось думать, хотя, как предполагал Молоков, он был в любом варианте гарантирован от неприятностей. Засыпятся. Ну что ж. Парни из заключения. Кто знает, что у них на душе? Выкрали ключи по пьяной лавочке, а он тут не при чем.
Когда ящики опустели, Степан Иванович кинул их на стеллажи, повесил замки. Основная часть работы была выполнена. Потом он сложил в углу возле печки топор, два пустых мешка и чемодан, огляделся - не забыть бы чего, и, удовлетворенно крякнув, стал поджидать сообщников.
Они пришли к концу дня мрачные и неразговорчивые. "С перепоя, наверное", - подумал Молоков и посвятил парней в подробности своего плана. Он был прост: проникнуть в склад, сбить топором замки со стеллажей. Золотые часы - в крайней секции слева, мешки и чемоданы вот здесь, в углу. После всего - поймать какую-нибудь машину или такси и приехать с "вещами" к нему, Молокову, на квартиру. Лучше всего, пожалуй, явиться на базу между двумя и тремя часами ночи.
- Будете уходить, - воровато напутствовал завскладом, - не забудьте все залить одеколоном: ни одна собака не возьмет. Голыми руками ни к чему не прикасайтесь. Возьмите это, - он протянул Ертаю две пары перчаток и бутылку тройного одеколона. Потом, уже на улице по пути к ресторану сунул в карман Корзухину тяжелую связку складских ключей.
Засиделись допоздна. Ушли, когда начали гаснуть люстры привокзальной площади, почерневшей от беспрерывна моросящего дождя. Молоков дал Лешке измятую трешку - на такси. Сказал на прощанье: "Бывайте здоровы, хлопцы!" и, тяжело шлепая но лужам, побежал к троллейбусу. Парни остались одни.
Они бродили неподалеку or базы по подъездным путям, и холодные струйки дождя скатывались по их лицам. Желтые глаза фонарей разрывали черную, как мазут, ночь, тускло поблескивали рельсы.
- Ну, что, Лешка, опять мы с гобой, вроде за старое... - нарушил молчание Ертай. - Часы, значит, часики? А потом что? Ты знаешь, что будет потом?! - Он кричал, не сдерживая себя, и теребил друга за рукав ватника. Суд! Колония! А на кой черт мне все это нужно? У меня другие планы. Хочу жить, как все, честно, и плевать я хотел на твоего Молокова. Слышишь, плевать!
- Заткни глотку. Мне это тоже вроде бы ни к чему. А этот гад такой же мой, как и твой, - отрезал Корзухин и пожалел о том, что сегодня не пошел на танцы в клуб вагонников; и Нина там, наверное, танцевала с кем-нибудь другим.
Не сговариваясь, они побежали по извилистой улочке к широкой магистрали, по которой ни днем ни ночью не стихало движение машин. Лешка чуть не попал под колеса, останавливая запоздавшее такси, и очутившись на заднем сиденьи, торопливо проговорил:
- В милицию, только быстрее.
- Вам в какую? - спросил шофер, с удивлением взглянув на ночных пассажиров.
- Лучше всего в областную, - ответил Ертай. Он заворочался на месте: мешала сидеть бутылка тройного одеколона, неловко засунутая в карман брюк.
В.ШИЛЯЕВ
ИЛЬИН МЕНЯЕТ ХАРАКТЕР
В этот день, как и всегда, невысокая, крепко сложенная фигура капитана Тишкина появлялась то на мебельной фабрике, то в столовой. Заключенные здоровались с Николаем Михайловичем приветливо, с уважением. Знали: с открытым сердцем, с добрыми намерениями приходит к ним этот человек. Если что-то не ладится на работе или тяжело на душе, к нему можно обратиться за советом. И он всегда поможет.
За многочисленными своими делами капитан не забывал об Ильине. Это был один из трудных заключенных, слывший злостным тунеядцем. И вот сегодня этот лоботряс не вышел на работу, отлеживается в общежитии.
Вернувшись в свой кабинет, Тишкин первым делом раскрыл тетрадь с заметками об Ильине. Еще раз перечитал их. Ильин трижды судим, последний раз - за побег из места ссылки. В местах заключения отказывается работать. "Наказаниями его вряд ли перевоспитаешь, - размышлял Тишкин. - Он к ним привык. Нужна иная мера. Но какая?"
Тишкин вышел из кабинета с листом бумаги в руке, свернутым трубочкой. Прошел прямо в жилую секцию. Там было пусто, только в углу сквозь спинку кровати виднелись чьи-то ноги. Это дремал Ильин.
Почувствовав на себе пристальный взгляд, заключенный приподнял веки. Настороженность, готовность к отпору появились в его глазах.
- Здравствуйте, Ильин.
- Здравствуйте, гражданин начальник, - процедил заключенный и нехотя поднялся, протирая глаза. - Наказывать пришли? Виноват. На работу не хожу, чифир принимаю...
- Очень хорошо, что вы сознаете свои проступки, - спокойно ответил капитан. - Только я не наказывать пришел. На производстве обойдутся и без вас. Какой от вас прок!..
По лицу Ильина было видно, что он удивлен.
- Да-да, - продолжал Тишкин. - Не наказывать вас я пришел, а пригласить прогуляться. Посмотрите, день-то какой солнечный. А вы в душном помещении чахнете. Вставайте, подышим свежим воздухом.
По-прежнему недоверчиво глядя на капитана, заключенный встал и вместе с ним направился к выходу.
На крыльце они закурили, затем неторопливо зашагали по дорожке между бараками. Заключенный шел молча, думая о чем-то своем. Они поравнялись со стендами наглядной агитации. Возле пустой витрины Тишкин остановился. Достал из кармана кнопки, попросил:
- Помогите прикрепить.
Ильин приложил к щиту верхний край листа бумаги, вогнал кнопки в фанеру. И только потом бросил взгляд на плакат. Крупными буквами над карикатурой было выведено: "Позор тунеядцу Ильину".
Заключенный побагровел, с минуту молчал и вдруг рассмеялся.
- Это что, самокритика, гражданин начальник?
- Я знал, что вы умный парень, - ответил Тишкин, - правильно воспримете критику.
- Умные в колонии не сидят, - заметил осужденный. Но чувствовалось, что слова начальника ему пришлись по душе.
- От вас зависит, - убежденно произнес Николай Михайлович, - последний срок отбываете или нет. В честной жизни есть место каждому. Посмотрите, как живет большинство заключенных, - продолжал Тишкин. - Они не теряют времени зря. Приобретают специальности, учатся в школе.
Капитан взглянул на Ильина. Тот стоял наигранно равнодушный, но слушал внимательно.
- Копаются целый день в стружке, - пренебрежительно процедил Ильин.
- А ну, пошли на производство, я вам покажу, как там "копаются", сказал Тишкин тоном, не допускающим возражений.
Отступать было поздно. Ильин пожал плечами и согласился идти на мебельную фабрику. Капитан Тишкин водил его из цеха в цех, рассказывал о людях, о том, как они трудятся, как становятся на правильный путь. В столярной мастерской осужденный замедлил шаг, в глазах его загорелся огонек. Это не ускользнуло от внимания Николая Михайловича. "Нет, не пропащий Ильин человек", - подумал он. Возле склада готовой продукции остановились:
- Вот представьте себе, что в эти вещи вложен и ваш труд. Купит их какой-нибудь труженик, добрым словом помянет вас. Ведь вы не горе, как раньше, а радость принесете в его дом. Так-то, Ильин.
Прошла неделя. Все это время Тишкин не выпускал из поля зрения Ильина. Тот выходил на производство каждый день, но работал лениво. Капитан понимал, что заключенный все еще находится в состоянии апатии, безразличия ко всему, что его окружает. Видимо, нужно было чем-то всколыхнуть его.
Николай Михайлович вспомнил: как-то в разговоре Ильин обмолвился, что из всей родни у него в живых осталась только сестра, но и о той давно ничего не известно. "Хорошо бы разыскать ее", - подумал Тишкин. И он послал несколько запросов.
А между тем Ильин в очередной раз сорвался: обругал ни за что ни про что мастера, бросил работу. Тут же в цехе члены бригады устроили собрание.
- Ты что, - возмущались заключенные, - хочешь по-прежнему бездельничать? За чужой счет жить? То ему табачку дай, то сахарку. Хватит. Не будешь работать - не жди спокойной жизни.
