Камилла Лэкберг - Железный крест
— Да, ты прав… Хедстрём в субботу был в Гётеборге. — Мартин нашел в блокноте лист, где записал все, что сообщил ему по приезде Патрик.
— И что он там накопал? — Йоста повторил тот же маневр со вторым печеньем.
— Йоста! Что ты делаешь? А если все начнут слизывать шоколад, а остальное выбрасывать? — возмутилась Паула.
— А ты что, подрабатываешь охраной прав «Балерины»? — Йоста демонстративно вскрыл еще одно печенье. — И ты прекрасно знаешь — все не начнут.
Паула фыркнула, забрала у него пачку и поставила на мойку — вне пределов досягаемости.
— К сожалению, почти ничего не накопал, — переждав перебранку, продолжил Мартин. — Вильгельм Фриден умер две недели назад, и ни вдова, ни сын о переводах ничего не знают. Конечно, нельзя быть полностью уверенным, что они не врут, но у Патрика никаких подозрений не возникло. К тому же сын обещал поговорить с адвокатом и прислать копии всех финансовых документов отца.
— А брат? Знал он что-нибудь про эти выплаты? — Йоста бросил жадный взгляд в сторону мойки, очевидно, взвешивая, не встать ли еще за одним печеньем.
Паула остановила его суровым взглядом и укоризненно покачала головой.
— Мы спрашивали Акселя, — напомнила она. — Он совершенно не в курсе.
— И вы ему верите? — Йоста сказал это больше для порядка, мысленно прикидывая расстояние от своего места до заветной пачки печенья. Молниеносный выпад — и он у цели. Надо только верно выбрать момент…
— Не знаю… он довольно замкнут, правда, Паула? — Мартин погрузился в размышления.
И тут Йоста решил воспользоваться шансом. Он вскочил и бросился к мойке, но Паула его опередила: с проворством ящерицы ухватила пачку печенья и положила себе на колени.
— Факир был пьян — фокус не удался. — Она показала Йосте язык, и он, не удержавшись, засмеялся. Паула повернулась к Мартину. — Я согласна — Аксель непроницаем, как булыжник. Так что все ли он нам говорит или что-то скрывает — я, во всяком случае, судить не берусь.
— Вернемся к Бритте. — Изменив своей криптографии, Мартин написал четко, крупными буквами: «БРИТТА». И даже подчеркнул. — Считаю, что главная наша надежда — остатки биологического материала под ногтями у покойной. Короче говоря, у нас есть ДНК убийцы. И, судя по всему, она разодрала его на совесть — скорее всего, лицо и руки. У Германа никаких царапин я не нашел. Ни одной. И он говорит, что обнаружил жену мертвой, с подушкой на лице.
— Но по-прежнему утверждает, что виновен в ее смерти, — вставила Паула.
— В каком смысле? — Йоста наморщил лоб. — Он что, выгораживает кого-то?
— И нам так показалось… На, возьми. — Она вдруг сжалилась над Йостой. — Knock yourself out.
— Нок… что? — удивился Йоста. Его познания в английском ограничивались терминами из гольфа, но даже и там произношение оставляло желать лучшего.
— Неважно. Слизывай свой шоколад, пока не лопнешь.
— Дальше… отпечатки пальцев. — Мартин с удовольствием дослушал дружескую перепалку Паулы с Йостой.
— Много на елку не повесишь, — сказал Йоста. — Единственный отпечаток на пуговице.
— Но если он совпадет с хозяином ДНК под ногтями Бритты, то вопрос можно считать решенным.
— А когда будет готов ДНК-профиль? — спросила Паула.
— Я звонил в ЦЛК, сказали — в четверг.
— Хорошо, начнем брать пробы после четверга.
Паула с наслаждением вытянула ноги под столом. Иногда ей казалось, что беременность Юханны заразна — у нее были те же симптомы: невралгические боли в ногах, странные мелкие судороги и, главное, — прожорливость.
— А у тебя есть кандидаты? У кого ты хотела бы в первую очередь взять материал на ДНК?
— В первую очередь я думала об Акселе и Франце.
— А почему надо ждать до четверга? — спросил Йоста. — Потом опять надо дожидаться результата. Можно же взять пробы прямо сейчас. А царапины потом заживут, поди докажи…
— Хорошая мысль, Йоста, — удивился Мартин. — Завтра и начнем. У кого-то есть какие-то соображения? Я ничего не забыл, не пропустил?
— Что значит — забыл или пропустил?
В столовой появился Мельберг с Эрнстом. Пес быстро и часто дышал, пасть его была приоткрыта в дельфиньей улыбке, и из нее веселым флажком свисал длинный розовый язык. Щенок понюхал воздух, в два прыжка преодолел расстояние до стула Йосты и уселся у его ног, соорудив на морде невыносимо умильную мину. Сентиментальный Йоста тут же отдал ему свои искалеченные бисквиты, и вопрос о диковинной манере поедания печений отпал сам собой.
— Ничего особенного… мы прокатали еще раз материалы следствия. — Йоста показал на бумаги на столе. — Решили завтра взять пробы на ДНК у Акселя Франкеля и Франца Рингхольма.
— Давно пора! — нетерпеливо сказал Мельберг. Ему вовсе не хотелось быть втянутым в нудное пережевывание фактов и фактиков. — Продолжайте работать. Все выглядит не так уж плохо.
Он позвал Эрнста. Пес, повиливая хвостом, пошел за хозяином в кабинет и, не успел Мельберг сесть за стол, устроился на его ногах.
— Что-то он давно не спрашивал насчет нового хозяина для псишки, — весело сказала Паула.
— Можем считать, что Эрнст пристроен. Теперь о нем есть кому позаботиться, хотя… — Йоста неожиданно прыснул, — это вопрос, кто о ком заботится. А еще ходят слухи, что Мельберг на старости лет заделался королем сальсы.
— Я заметил. — Мартин понизил голос. — А утром я зашел к нему в кабинет, и чем бы вы думали он занимался? Он делал растяжки!
— Ты шутишь! — Йоста вытаращил глаза. — И как у него получалось?
— Так себе! — засмеялся Мартин. — Знаешь, дотянуться до пальцев ног при таком животе мало кто способен. Хотя бы это…
— Так знайте: это моя мама пригласила Мельберга на курсы сальсы, — объявила Паула с притворным вызовом.
Йоста и Мартин недоверчиво уставились на нее.
— И к тому же мама пригласила его на ланч… И знаете, что я вам скажу? Он довольно славный дядька.
Тут оба буквально разинули рты.
— Мельберг ходит к твоей матери на курсы сальсы?
— Он был у вас в гостях? — Эти два вопроса были заданы одновременно. — Похоже, ты скоро будешь называть Мельберга папой. — Мартин захохотал, и Йоста, несколько раз хихикнув, присоединился к нему и засмеялся в полный голос.
— Идите вы… — Паула встала. — Мы закончили на сегодня?
И выплыла из комнаты. Мартин и Йоста обалдело посмотрели друг на друга и захохотали еще сильней.
В выходные военные действия продолжались — Дан и Белинда непрерывно орали друг на друга, а Анна не знала, куда ей спрятаться, — так болела голова. Она несколько раз взывала к их совести: мол, орите сколько хотите, но подумайте об Адриане и Эмме! Аргумент действовал, хотя и не надолго. Анна не раз замечала, что Белинда обожает малышей, и в глазах Анны это было важней, чем ее подростковый громогласный бунт. К тому же ей казалось, что Дан совершенно не понимает причин шторма, разразившегося в душе его старшей дочери, не догадывается, почему она так болезненно реагирует. Они вошли в клинч, и ни тот ни другая не знали, как из него выйти.
За последние дни Анне удалось более или менее привыкнуть к мысли, что у них с Даном будет общий ребенок, преодолеть страх, хотя для этого потребовалось немало сеансов самоубеждения и самоуговоров. К тому же у нее начались приступы тошноты — точно так же протекали и предыдущие беременности. Рвало ее не так часто, но ощущение поднимающейся к горлу дурноты было почти постоянным, как при морской болезни. Дана беспокоило, что она почти ничего не ест, и он носился вокруг нее, как встревоженная клушка, пытаясь соблазнить тем или иным лакомством.
Она села на диван и пригнула голову к коленям, пытаясь побороть тошноту. С Адрианом так продолжалось до седьмого месяца, и это были долгие месяцы… На втором этаже опять начался крик, на этот раз под аккомпанемент грохочущей музыки. Это невыносимо… Она почувствовала спазмы в солнечном сплетении, во рту появился отвратительный жгучий привкус желчи. Анна бросилась в туалет, встала на колени и попыталась опустошить желудок. Безнадежно. Только пустые позывы, рвать ей было нечем, и никакого облегчения она не почувствовала. Она поднялась с колен, вытерла рот и посмотрела в зеркало. Белое лицо, почти такое же белое, как полотенце в руке, огромные испуганные глаза. Это выражение было ей знакомо — то же самое, как в период ее жизни с Лукасом. Другого и не было. Но нет, не совсем, осадила она себя, не то же самое. Совсем не то же самое.
Анна провела рукой по животу, пока еще плоскому. Столько надежды и столько страха — и все собрано в одной, еще даже и в микроскоп не видимой точке в ее матке. Конечно, она думала о ребенке от Дана. Но не сейчас… сейчас слишком рано. Когда-нибудь попозже. Когда все устаканится. Но как вышло, так вышло. И никаких мер она принимать не будет. Уже установлена прямая связь между ней и небольшой, но быстро растущей группкой живых клеток у нее в животе. Она глубоко вдохнула и вышла из ванной.
