Юрий Кургузов - Чёрный Скорпион
— Что? — удивился и я. — А-а, это… Слушай, по-моему, самая обыкновенная канцелярская кнопка.
Он швырнул ее на пол:
— Всё играешься!
— Школьная привычка, — подмигнул я. — Ладно, так что там насчет заказчика? Просто я тут, понимаешь, на досуге пораскинул мозгами, и кажется… А впрочем, хорош! Забито и заплевано. Иди.
— Куда? — не понял он.
— На…! Или домой. Только уж не обессудь: провожу. Ты на колесах?
— Ну да.
— Вот прямо до тачки и дойдем. Небось далеко ее оставил? — Я пошевелил пистолетом в направлении двери. — Без фокусов. Двигай.
Во двор мы вышли молча. Он впереди, я — в нескольких шагах следом.
— Отвори потихоньку калитку… — фальшиво прогнусил я, когда мы поравнялись с забором.
Он отворил.
— Надеюсь, ни о каких деньгах больше не спросишь? — поинтересовался я, едва он уселся за руль темно-зеленой "Нивы". — Согласись, при сложившихся обстоятельствах это выглядело бы смешно.
Он покачал головой:
— Не спрошу. — А в глазах все стояло какое-то странное выражение, точно он еще до конца не верил в то, что ускользает целым и невредимым.
— Слушай, а с парнем ты в натуре рассчитался? Мы-то люди свои, а перед ним неудобно будет.
Он сглотнул:
— Аг-га… Рассчитался.
Я вздохнул:
— Ну всё, трогай. Да, чуть не забыл: позвони мне через полчаса, ладно? Есть тут еще один нюансик…
— Ладно, — облизал он пересохшие губы. — Позвоню…
— Ну пока. — Я хлопнул рукой по крыше машины, и через несколько секунд мой бывший помощник скрылся в ночи. А я еще постоял, посмотрел ему вслед и, сунув пистолет в карман, устало заковылял к дому.
Но наверх пошел не сразу. Сел на диван и принялся листать журнал, периодически поглядывая на часы.
Он позвонил. Однако не через полчаса, а ровно через двадцать восемь минут.
Я моментально схватил трубку и услышал какой-то жуткий набор человеческих — а вернее, уже почти нечеловеческих звуков: хрипы, стоны, зубовный скрежет, бульканье и клокотанье в горле — и брань, ужасную площадную брань.
— … сука… сука… сука… — это, пожалуй, самое мягкое из всего ассортимента.
Я послушал-послушал, а когда и брань перешла уже в нечто совсем нечленораздельное и наконец, захлебнувшись, стихла, удовлетворенно кивнув, отключил трубку. Потом встал, осторожно подобрал с пола кнопку и выбросил в унитаз.
Маргарита ждала меня в спальне вся — ну, вы понимаете сами, какая — великолепная, манящая, желанная. Я вошел и первым делом налил себе из графина стакан воды. Залпом выдул и начал раздеваться.
Она глядела на меня вроде бы затуманенным от предвкушения всяких таких сладостных делов взором, однако едва лишь основание мое соприкоснулось с кроватью, неожиданно сухо спросила:
— И что там?
— Где? — рассеянно пробормотал я и попытался провести захват, но она из него ловко высвободилась.
— Подожди! Он ушел?
— Кто? — притворно изумился я.
Маргарита сердито фыркнула:
— Не строй из себя идиота, а из меня идиотку! Я о человеке, с которым ты битый час разговаривал в гостиной.
— Ах, этот, — зевнул я. — Конечно, ушел. Неужели думала, что я оставлю его ночевать? Это не в моих правилах, да к тому же у него жена и дети, которые будут волноваться, если папа не придет домой.
— А сколько у него детей?
— Трое, — помрачнел я. — Слушай, это наша последняя ночь…
— Да погоди, — отмахнулась от моих целеустремленных рук Маргарита. — Почему он кричал?
Я удивился:
— А он кричал?!
— Даже на лестнице было слышно.
Я слегка ущипнул ее за ягодицу.
— Подслушивала на лестнице?! Ах, дрянная девчонка! Но я же тебя запер!
— На сей раз я заранее запаслась вот этим. — Маргарита показала мне второй ключ от спальни. — Так почему он кричал?
— Да не кричал он, — проворчал я, — а просто сел на кнопку.
Ее глаза сердито вспыхнули:
— Опять дуру из меня делаешь? Какую еще кнопку?!
Я обиженно пожал плечами:
— Самую обыкновенную. Канцелярскую.
— А кто ему ее подложил?
— Как кто? Естественно, я.
Она уставилась на меня словно на сумасшедшего:
— Но зачем?!
— Да ни за чем. Просто так. Вспомнил, как пацанами в школе баловались. — И охаляпил ее упругую грудь.
На этот раз она не сделала и попытки вырваться. Лежала молча, и я чувствовал ладонью толчки и биения ее сердца. Очень, очень нервные и неровные толчки и биения…
И вдруг она тихо спросила:
— Ты узнал, где алмаз?
Я ответил еще тише:
— Завтра.
— Что завтра? — не поняла она.
— Всё — завтра, — вздохнул я. — А вот сегодня… А впрочем, сегодня — уже завтра. Как это — "Сатана гулять устал — гаснут свечи, кончен бал…" М-да-а…
Больше я не произнес ни слова.
И Маргарита не произнесла больше ни слова.
Да слова, как говорится в подобных случаях, были и не нужны.
По крайней мере, мне.
Ей — не знаю. Возможно — нужны, однако и она решила молчать. Хотя не скажу, что она совсем уж молчала, — просто не произносила вразумительных слов и предложений. Только невразумительные.
Она уснула, когда начало светать, а я спустился вниз, снял со стены гитару и как самый последний сентиментальный слюнтяй присел у окна. Тронул струны, и — мысленно…
…Something in the way…1
…И стоим с тобою рядом мы…2
…Who" ll stop the ra-ain…3
…От меня до тебя шагать…4
…My dear lady Аnne…5
…Золотой рассвет плывет, плывет…6 (А ведь и правда уже рассвет…)
…He" s a real Nowhere Man…7
…Твою ж мать… — подавленно думал я. Вот сижу я здесь как самый настоящий Человек Ниоткуда на самой настоящей Нигдейной Земле… Или — полный Дурак На Холме, либо, ежели по-нашему, — то Хрен С Бугра… За каким я сюда приперся?.. Что путного сделал?.. Кого осчастливил?..
Тупо помотал головой.
Встал.
Повесил гитару на место.
Очумело огляделся по сторонам.
Домой, дурень! До-мо-ой!..
Глава двадцать первая
Когда я заканчивал бриться, в дверь ванной просунула голову Маргарита и, сделав удивленное лицо (видимо, по поводу моего теперь еще более интеллигентного облика), сказала:
— Тебя к телефону в гостиной. — Это были первые слова, которые она произнесла за все утро.
— Иду. — Я смыл остатки пены, вытерся полотенцем и побежал в гостиную. — Да. Слушаю.
— Майор Мошкин, — буркнула трубка.
— Очень приятно. Доброе утро, товарищ майор! — бодро прокричал я.
Несколько секунд Мошкин молчал. Потом сказал:
— Не знаю, доброе оно для вас или нет, но хочу напомнить, что "экспрессы" и маршрутки до аэропорта ходят от автостанции каждые полчаса. Про такси и не говорю. Вам ясно?
— Конечно, — заверил я. — Думаю, что отчалю в полдень. Наш конкордат сие не нарушит?
— Что?
— Вас это устроит? — перевел я.
— Устроит… — Пауза — и: — Послушайте, а вам известно, что случилось ночью в больнице?
— Абсолютно не известно, — отчеканил я. — И что же там случилось?
Его голос, не знаю даже как сказать, — позлел, посердител — в общем, посуровел.
— Не валяйте ваньку! Дежурная на входе в самых подробных деталях описала человека, как две капли воды похожего на вас, который…
— Так уж и в "самых"? — не удержался я, однако тотчас взял себя в руки. — Простите, майор, но мне рассказать нечего. Я заходил к знакомой, имел с нею непродолжительную беседу…
— В час ночи?! Эта беседа до утра не могла потерпеть?
— Не могла! — ощерился я. — Вы сами поставили меня в столь ограниченные временнПе рамки, что волей-неволей даже с девушками пришлось прощаться по ночам. Хотя, впрочем, ночь для прощания с девушкой это как раз самая подходящая пора, разве нет?
Он вполголоса достаточно литературно выругался. Потом рявкнул:
— Возможно, только если после прощания девушку не обнаруживают с простреленной грудью и если она не подруга уголовного авторитета, который (вот замечательное совпадение!) приблизительно в это же время сгорает до углей в собственной машине вместе с телохранителями.
Я ошарашенно посвистел.
— Надо же!.. А с виду и не подумаешь, такая приличная юница. И кто ее?
Некоторое время на том конце провода царило молчание. Наконец майор буркнул:
— Врач этой же больницы. Выстрелил сначала ей в сердце, а после себе в рот. Да еще под нехорошим углом. Весь кабинет в крови и мозгах.
— Да уж представляю, — сочувственно пробормотал я. — Но за что он ее так? Бедняжка…
Мошкин хмыкнул:
— Эта бедняжка была любовницей и врача тоже.
— Господи! — мелодраматично воскликнул я и повторил: — Надо же…
— Да уж, — сыронизировал собеседник. — Признаться, у вас просто патологическое везение на сомнительные знакомства.
