Лариса Соболева - Фрейд и его госпожа
Как все люди, пережившие страшную полосу в своей жизни, Антон с удовольствием рассказал подробности, наверняка не в первый уже раз, не переставая удивляться своему чудесному спасению:
– Да купили меня, как последнего дурака! В конце рабочего дня кто-то позвонил в офис и сказал буквально следующее: «Я знаю имя убийцы». Ну, я сразу: назовите, мол, имя, свое тоже и так далее. Звонившая – не Марианна, но голос был женский и глухой, она шепотом говорила – отказалась давать информацию по телефону, предложила встретиться в моем доме примерно в девять. Я поинтересовался, почему не через час, она ответила, что ей до города еще доехать надо, а своей машины она не имеет. Говорю, мол, давайте я встречу вас где скажете, а она мне: я вас никогда не видела, какой вы, не знаю, но ваш дом мне показывали, ждите там. Шурик, чего мне было опасаться, кого бояться? Бабы?! Мне показалось, она шепотом разговаривала потому, что боялась убийцы, но хотела избавиться от него. Я, такой «умный», и поехал, вошел в дом и получил удар по башне. Помню, в глазах потемнело, как упал – тоже помню, ну и второй удар… Очнулся, а кругом темно, подняться не могу, голова раскалывается, от всякого движения тошнит, понять ничего не могу… Я полежал, поднапряг свою раненую башню вспомнил, что случилось, и мне стало страшно. Раз уж я подняться не в состоянии, то мое дело совсем плохо! Чувствую, скоро опять потеряю сознание и наверняка больше не очнусь. Ну я и пополз к выходу, знаешь, жить-то очень хотелось! Думаю, лишь бы кого-нибудь встретить. Выполз во двор, готов был сдаться, но услышал голоса, тут у меня второе или, уж не знаю, десятое дыхание открылось. Кричать не могу, ползу. А это, как позже выяснилось, два мужика пристроились на травке у моей ограды, они самогон пили, но мне в башку не пришла идея, что мои убийцы там могут сидеть. Я дополз до ворот, силы кончились, зову их, а сам себя не слышу! Такое отчаяние меня охватило… хоть рыдай. Но они-то меня услышали, заглянули, а там я валяюсь. Сначала они подумали, что я пьяный, хотели меня обокрасть, а у меня же вся одежда и голова в крови, к тому же я уже был без сознания. Мужики и решили, что если они спасут меня, то я им премию выдам побольше, чем они найдут в моих карманах.
– Значит, тебя эти пьяницы спасли? – воспользовался Шурик паузой, когда Антон захотел пить и взял чашку с тумбочки. – Странно, тебя по всем больницам искали…
– Знаю, – рассмеялся Антон, конечно, сейчас ему уже были смешны эти приключения. – Только они не в больницу меня повезли. По машине и одежде определили, что я человек при бабках, значит, меня попытались убить… типа бандиты. В какой-то степени они оказались правы. Сообразили, что в больницу мне никак нельзя, бандиты меня найдут и добьют, а кто им тогда премию выдаст? Ну, они и понесли меня домой к одному своему товарищу по имени Колюня. Жены у него нет, дом частный. Там меня положили на кровать, позвали бабку, которая и ворожит, и шепчет, и гадает, и в медицине разбирается лучше всяких докторов.
– Как же ты выжил после ее «медицины»?
– Не знаю. Только очнулся я через два дня, и представь, я все соображал, никакой амнезии и близко не было! В три голоса они мне рассказывают, как меня спасали, как ночами не спали, а я себе думаю: если еще пару дней проваляюсь здесь, то добивать меня не придется, сам скончаюсь. Еле им объяснил – языком-то ворочал с трудом, – кого надо вызвать, заверил, что премию им выдам и еще накину, если они привезут сюда Викентия. Ну а тот меня в срочном порядке в больницу переправил, здесь уже мне и зашивали рану, приводили в чувство. Ничего, на голове кожа была рассечена, череп слегка пробит, сотрясение приличное, а в общем… могло быть хуже. Меня спасло то, что я после первого удара упал, а после второго потерял сознание. Кстати, второй удар несильный получился, конец прута ударил об пол, это вычислили доктор вместе с Викентием. Короче, добивать меня почему-то не стали, может, подумали, что я отдал богу душу, а может, хотели только покалечить.
– Чудеса, – покачал головой Шурик. – Почему ты Марианну называешь во множественном числе? У нее сообщников не было.
– Не верится. Неужели у женщины хватит силы завалить мужика?
– Значит, ты не видел, кто на тебя напал?
– Даже оглянуться не успел.
– Ответь: тот, кто напал на тебя, был в доме, когда ты вошел?
– Думаю, да. Я бы услышал, если бы следом за мной кто-то входил.
– Это была Марианна. Полина ей говорила, где находится твой дом, а забраться в него, насколько мне известно, несложно.
– Да там замок – одно название, дом-то ведь пока пустой, я как раз собирался поменять замки перед въездом.
– Ну вот, видишь. Премию-то им выдал?
– А как же! Двадцать штук Викентий привез, я сказал ему, где у меня деньги лежат, ключи он взял в кармане костюма. А когда эта троица пьянчужек пришла навестить меня, я их наградил. Довольны были выше крыши. Марианна созналась?
– Только мне. Я сработал как безусловный рефлекс, обжег ее, а Марианна среагировала. Но вот какая штука: наш диалог записывали, запись получилась – хуже не бывает, ливень заглушил наши голоса. Запись теперь чистят, да что-то там не получается, а кроме этой записи, практически нет доказательств – Марианна не оставила нигде ни отпечатков пальцев, ни свидетелей, ни улик… прямо-таки оборотень! Мне кажется, она будет и дальше молчать или, того лучше, – симулирует болезнь на всю черепную коробку, но, надеюсь, это ей уже не поможет. Жалею, что не все у нее выведал, например, эпизод с тобой покрыт мраком, но знаешь, мне тоже жить хотелось. Я, понимаешь, с ней ля-ля разводил, а сам дрожал: сейчас она как достанет лезвие – и нет меня! Хотя я понимал, что она не была готова к моей провокации, лезвиями не запаслась, а все равно, когда перед тобой сидит хладнокровный убийца, к тому же с неизвестными мотивами, ноги просто сами хотят убежать.
– А я не верю, что ее целью были дети. Нереально!
– Почему нереально? К детям прилагался хороший дом с игрушками и сковородками, сейф в кабинете Кирилла Андреевича, его счет в банке, фирма, украшения его жены и полная свобода в ее понимании. Это немало!
– Считаешь ее алчной?
– Нет. Расчетливой и бездушной. Ну, выздоравливай. Я рад, что ты жив, ты и Полина. Остальным не повезло…
Август доживал последние дни, если шли дожди, то с каждым разом они становились все холоднее, заставляя людей утепляться. В общем, в этом году осень рано заявила о себе. Зато уходящее лето иногда дарило поистине золотые деньки – с умеренным теплом, и прохладные ночи, и яркие краски на уличных прилавках с пирамидами из матушки-земли плодов, и запахи тех же овощей с фруктами.
Шурик проснулся поздно, пользуясь последней возможностью отоспаться перед длинным марафоном, к тому же он до полуночи читал. Отец заканчивал завтрак (у него сегодня был выходной), когда заспанный сын, натягивая свитер, плюхнулся на стул, затем повел носом, но ничего не взял, а промямлил:
– Кофейку бы мне…
Кофе, конечно, должна была подать мама, что она и сделала. Папа выразил свое недовольство:
– У него разве рук нет? Сам налить не умеет? А пора учиться.
– Ой, ладно, – отмахнулась мама, – тебе я тоже подаю. Дай мальчику выспаться всласть, полениться немножко, скоро у него начнется бешеная нагрузка.
– Да куда там – бешеная! Кстати, все мне просто уши прожужжали про нашего Шурика. Хвалят его со всех сторон, не нахвалятся, всю милицию он очаровал. Подхалимы, я думаю, они так льстят мне.
– А тебе не приходило в голову, что его вполне заслуженно хвалят? – спросила мама, приняв сторону сына: она всегда была на его стороне. – Знаешь, тебе не угодишь!
– Я пошел, – подхватился Шурик, наскоро допив кофе.
– А завтракать? – вскинулась мама.
– Не хочу. Позже. Я ненадолго.
– Испортил мальчику настроение с утра, – заворчала она на отца. – Что ты цепляешься к нему? Что он ни сделает, ты все недоволен.
– Хочу вырастить мужчину, а не ни то ни се.
– Он уже вырос, причем он отличный парень. Послушал бы, какие у других бывают дети.
– Другие меня не волнуют, а теми детьми, о которых ты говоришь, я занимаюсь на работе…
Шурик их до конца не дослушал, это ведь давно ему известная была песня, с давным-давно распределенными ролями: папа строг, мама – наоборот, это просто их игра для него. А он не просто вырос – Шурик возмужал и окреп внутренне, что сам почувствовал вскоре после известных событий. Он пришел к Полине, которую часто навещал. Ему не нравилось ее уныние, и он старался как-то растормошить девушку. В прихожей он задержался. Опять он не вовремя! Шурик понял, что именно угнетало Полину все это время, по тем ее словам, которые предназначались Антону:
