Полина Дашкова - Легкие шаги безумия
Рядом с ними остановился неприметный «Москвич». Кроме шофера, молодого худенького очкарика, в салоне никого не было.
— Гостиница «Тура», — устало сказала Лена.
— Садитесь, — кивнул шофер.
Лена и Майкл сели на заднее сиденье, и, только когда выехали на шоссе, ведущее к городу, Лена спросила:
— Сколько?
— Полтинничек дадите? — улыбнулся шофер в зеркало заднего вида.
— Полтинничек дадим, — улыбнулась в ответ Лена.
— Из Москвы, что ли? — осведомился разговорчивый водитель.
— Из Москвы.
— А дядечка этот — иностранец? — Шофер чуть понизил голос и подмигнул в зеркале.
— Американец.
— Что, по делу? Или частный тур? Решил на старости лет русскую Сибирь посмотреть?
— По делу. Он ученый, историк.
— Да, сразу видно, что профессор. А вы при нем, значит, переводчица?
Лена кивнула и стала смотреть в окно, на наплывающим заснеженный город, в котором не была четырнадцать лет. Она наконец согрелась — шофер включил печку в машине, Майкл задремал, откинув голову на спинку сиденья. Он хоть и бодрился, но тоже устал от долгого ночного перелета.
Город несильно изменился за эти годы. Все те же серые панельные хрущобы, только красные коммунистические плакаты сменились рекламными щитами, такими же, как в Москве, в Петербурге, в Нью-Йорке и во всем мире. Жизнерадостные люди призывали пить кока-колу и растворимый аспирин, жевать жвачку без сахара, курить «Мальборо» и покупать обувь фирмы «Салита». Если ты будешь все это делать, то станешь таким же красивым и счастливым, как человек с рекламы…
Конечно, появились коммерческие ларьки. Иномарки иногда мелькали в толпе автомобилей, кавказцы в дубленках и приспущенных широких штанах крутились мрачными стайками у магазинов, ресторанов и кафе, которых стало значительно больше.
— Надолго в наши края? — спросил шофер.
— Дня на два-три, — ответила Лена.
— А потом?
— Потом Тобольск и Ханты-Мансийск.
— Большая у вас программа. А улетать будете из Тюмени?
— Откуда же еще? — пожала плечами Лена.
— Слушай, — шофер легко перешел на «ты», — вам ведь все равно машина понадобится, чтоб по городу ездить. Давай я вас повожу куда нужно и потом, когда вернетесь, в аэропорт доставлю. Это дешевле выйдет, чем каждый раз такси ловить.
Лена внимательно вгляделась в узкое, приятное лицо, отражавшееся в зеркале. А ведь она действительно не подумала о машине. Если таксисты и частники каждый раз, угадывая в Майкле иностранца, будут заламывать дикие цены, то профессор на этой поездке разорится. Майкл хоть и состоятельный человек, но не миллионер. А в парнишке нет ничего неприятного, пугающего. Он не похож на бандита. И город знает хорошо.
— А сколько будут стоить твои шоферские услуги?
— Как наездим, — улыбнулся он, — много не возьму, ты за кошелек своего профессора не беспокойся. У меня совесть есть. Тебя звать-то как?
— Лена.
— Очень приятно. А я Саша. Телефончик мой домашний запиши.
Лена достала блокнот и ручку из сумки, он продиктовал номер.
— На сегодня у вас какие планы?
— Отдохнем немного в гостинице, пообедаем, потом пойдем гулять по старому центру.
— Так, может, я вас лучше повожу по центру-то? Я город хорошо знаю, родился здесь.
Майкл тем временем проснулся, сладко зевнул и спросил, о чем беседа. Лена изложила ему предложение шофера Саши.
— Отлично, — обрадовался Майкл, — этот парень не похож на бандита. А мне интересно поговорить с коренным сибиряком. Спроси, кто он по специальности.
— Я работал инженером на деревообрабатывающем комбинате, — охотно сообщил Саша, — но зарплату задерживают месяцами и платят копейки. А у меня семья, ребенок маленький. Вот и кручусь теперь, подрабатываю чем Бог даст. В основном калымлю. Или калымю? Ты вот переводчик, с высшим гуманитарным образованием. Как правильно?
— Не знаю, — улыбнулась Лена, — это ненормативная лексика.
— Ненормативная, — кивнул шофер, — грубая и жаргонная лексика. Как хочешь, так и склоняй. А вот вопрос на засыпку: что оно обозначает, это словечко, и откуда произошло?
— От татарского «калым», выкуп за невесту. В русском обозначает незаконные поборы и взятки. Так что калымщик в исходном смысле скорее рэкетир. А ты, Саша, занимаешься частным извозом — если я не ошибаюсь.
— Не ошибаешься, — рассмеялся Саша, — а на досуге люблю кроссворды разгадывать. Вхожу в небывалый азарт. Поэтому и набираюсь эрудиции у пассажиров. Про запас, так сказать. Вдруг пригодится? А заодно и память тренирую. Но вообще-то, стал я уже подумывать, а не переквалифицироваться ли мне в калымщика-рэкетира? Совсем заела местная мафия, дышать не дает, особенно в аэропорту и у гостиниц… Местные на такси не ездят, только приезжие.
Остаток пути Майкл оживленно болтал с шофером Сашей. Лена переводила.
Гостиница «Тура» была лучшей в городе. Когда Лена осталась наконец одна в своем маленьком одноместном номере, она бросила на пол дорожную сумку, сняла сапоги, упала в кресло и несколько минут сидела, глядя в окно на медленный крупный снег, на сизое северное небо. В маленькой черной сумке, в отдельном кармашке, лежали письма от Васи Слепака и от матери погибшего старшего лейтенанта Захарова. На обоих были домашние адреса — тюменский и тобольский. Надо ли ходить по этим адресам? Возможно, по ним живут уже совсем другие люди, а если все те же, то что она скажет?
Придет чужая женщина, станет расспрашивать о давнем горе, копаться в болезненных подробностях. Это ведь только жжется, что время лечит. Вася Слепак вряд ли забыл расстрелянного отца. А Надежда Ивановна Захарова наверняка до сих пор плачет ночами по убитому сыну. «И с чего я взяла, что та история имеет отношение к смерти Мити и Кати, к взрыву коляски, к Волкову и его жене? Какая тут может быть связь?» — спросила она себя и, поднявшись с кресла, стала разбирать дорожную сумку, достала тапочки и большую косметичку.
«Отца Васи Слепака обвиняли в изнасиловании и убийстве нескольких девочек, — думала она, выкладывая на полочку в ванной бутылку шампуня, зубную пасту, мыльницу, — в последнем рассказе Захарова речь идет о несправедливо подозреваемом в изнасилованиях и убийствах. Слепака-старшего расстреляли. Захарова убили. От Тюмени до Тобольска всего ночь езды поездом. А самолетом — час. Волков родился и жил в Тобольске. Четырнадцать лет назад в парке над Тоболом нашли убитую изнасилованную девочку. Мы той ночью жгли костер, жарили шашлык и пели песни. А тем временем кто-то насиловал и убивал девочку. Совсем рядом… Веня Волков был с нами постоянно…»
Лена повернула кран гостиничного душа и не поверила: сразу полилась горячая вода. Все-таки многое изменилось в этом городе за четырнадцать лет! Быстро раздевшись, она с наслаждением встала под душ.
«Нет, — думала она, смывая с себя дорожную грязь и усталость, — он уходил той ночью. Он исчез на какое-то время. Митя отправился его искать. А потом — пятна крови на светлом свитере. Волков выглядел очень странно, у него был какой-то безумный, блуждающий взгляд. Он сказал, что кровь пошла из носа, что ему совсем нельзя пить… Но ведь он почти не пил той ночью. Почему я так хорошо помню? Может, я путаю, фантазирую?»
Закутавшись в большое гостиничное полотенце и сунув ноги в тапочки, Лена извлекла со дна сумки эмалированную кружку, кипятильник, банку молотого кофе, сахар и маленькую мельхиоровую чашечку, которую многие годы возила с собой в командировки. Конечно, растворимый кофе в гостиничных условиях сделать проще. Но Лена его терпеть не могла. Кофе должен быть сварен из мелко смолотых, тщательно обжаренных зерен. И пить его надо из маленькой, тонкостей ной чашки. Иначе это кислая бурда, а не кофе.
Когда вода в кружке закипела, Лена выключила кипятильник, бросила в воду четыре полные ложки кофе, три куска сахару и опять вставила вилку кипятильника в розетку, буквально на две минуты, только чтобы чуть поднялась пена.
Пока кофе отстаивался, Лена оделась — очень вовремя Как только она застегнула «молнию» на джинсах, послышался стук в дверь.
Это был Майкл, розовый, с сияющей лысиной. Он тоже успел принять душ, переодеться и побрызгаться туалетной водой.
— Я вот все думаю, — сказал он, усаживаясь в кресло, — вдруг в местном ресторане нет ничего вегетарианского? Что мне тогда делать?
— Давай для начала выпьем кофе, — предложила Лена.
— Кофе и сигареты — твоя основная еда. Я понимаю, почему ты такая худая. Обе мои невестки после родов и кормлений прибавили фунтов по десять. Для младшей, Джози, это стало главным содержанием жизни — диеты, гимнастики, всякие вредные таблетки. А главное — характер испортился. Когда женщина себе не нравится, у нее катастрофически портится характер. Скажи мне честно, как тебе удалось сохранить фигуру? Неужели только кофе и сигареты?