Василий Казаринов - Тень жары
Я поинтересовалась: что он заканчивал — ИнЯз или Институт международных отношений?
– Вам нечем заняться? — он быстро, профессионально осмотрелся, бегло оценил мою внешность и сдержанно кашлянул в кулак — намекая, по всей видимости, что присутствие здесь, на огороженном столбиками пространстве, людей вроде меня не вполне уместно.
Заняться? Отчего же нечем; я занята, мы играем в прятки; один пожилой человек так замаскировался, что я никак не могу его отыскать…
– Хромой такой… Левая нога в ортопедическом ботинке. Не видели?
Поразительно — он видел и запомнил.
Он запомнил благодаря какой-то странности… Ах да, он был очень бедно одет, и вообще производил впечатление полунищего, однако при этом на ходу жевал шоколадную конфетку — что-то из известного семейства, где "толстый-толстый слой шоколада".
Ой, не нравится мне все это… Безденежный старик, все последнее время едва-едва сводивший концы с концами, раскошеливается на "сникерсы" или что-то в этом роде?
– Он задал мне тот же вопрос… — швейцар стыдливо отвел глаза. — Насчет института. И еще спросил — не грустно ли все это.
Понимаю… Узнай Иван Францевич, что я фарцую газетами, он бы меня по головке не погладил.
– Один совет… — я потянула молодого человека за рукав, понуждая его наклониться. — Не тяни гласные без разбору. Это все-таки язык Шекспира, а не бабл-гам.
– Да-да, — согласился он, — "пишется Ливерпуль, а читается Манчестер"… Я за этим послежу, — зыркнув по сторонам, он вытащил из кармана крохотный продолговатый пенальчик, дал ему в лоб щелбан; предмет выплюнул плоскую пластинку.
– С собой? — сглотнув слюну, спросила я.
Он расхохотался. Ах, да…
РИГЛИС ПЕРМИНТ –
ВОЗЬМИ С СОБОЙ ИСТИННУЮ СВЕЖЕСТЬ.
7
Что за прелесть — водить в Агаповом тупике; идти дозором по этим дворам, прислушиваться, принюхиваться, приглядываться — непременно взбодрит тебя какое-нибудь свежее впечатление: на этот раз оно явилось мне в виде татарки Раи, нашего дворника, средних лет женщины с румяным лицом, очень хорошо сохранившимся от здорового, наполненного физическим трудом на воздухе образа жизни; опираясь на метлу, она с тоской и грустью взирала на помойку.
Железные контейнеры, как всегда, были доверху завалены пустыми толстобокими бутылками; еще совсем недавно, может быть даже вчера, наполненные любимым напитком туземцев Огненной Земли. Загружает контейнеры какой-то подпольный буглегер явно по ночам; с утра население приходит к помойке, а опорожнять мусорные ведра некуда — вываливают объедки прямо на асфальт.
Рая сквозь зубы обещает спиртовозу повыдергивать ноги и пустить их самостоятельно гулять по Агапову тупику.
– ГовнА такая! — ругается Рая, и я про себя восхищаюсь ее тонкому языковому чутью; до чего просто и гениально: достаточно одеть слово среднего рода в женскую сорочку — и оно тут же приобретет известный шарм и изысканность.
Рая хмурилась, припоминая; хромой? Нет, в последнее время не встречала. Недели три, наверное, или больше.
Рае можно верить — она человек профессионально старательный, стоит на боевом посту часов с пяти утра, и пройти мимо нее незамеченным просто невозможно.
– Может, он в больницу загремел?
В больницу? Об этом я как-то не подумала.
Скорее всего, так; не дай бог, с ним что-то серьезное: "неотложка" или "скорая", массаж сердечной мышцы, инсулин…
Рая прищурилась — она близорука немного, однако очки не признает; наверное, она права, дворник в очках — это все равно что еврей-дворник, нонсенс. Я проследила направление ее взгляда.
От арки наискосок через двор по направлению к нам двигалось сомнамбулическое существо в сером, гигантского, гренадерского размера больничном халате и тапочках-шлепанцах; я зябко поежилась: в последнее время дни стоят свежие, сомнамбула одета явно не по погоде.
– Никак, Тоня? — охнула Рая.
Баба Тоня: лицо как печеное яблочко, длинные трудовые руки, легкая косолапость — один из старожилов Агапова тупика; прежде у нее была собака Чуча, добродушный волчара с невозможно стыдливым взглядом, но весной она сдохла, отведав во дворе воздушной кукурузы. Это лакомство, как выяснилось, было нашпиговано зоокумарином и предназначалось для крыс. Баба Тоня с горя захворала — чем-то ужасным, безнадежным. Наверное, злокачественные опухоли уже давно свили гнездо в ее легком, одуванчиковом теле, и смерть любимой собаки только подтолкнула и разогнала процесс: после долгих обследований и истязаний ее уложили в онкологическое отделение.
– Что их там, на прогулки отпускают?
– Ага, жди! — пресекла Рая мои размышления вслух и как всегда, оказалась права.
С утра в отделение, равнодушно докладывала Тоня, пришел главврач и "освободил" больных и страждущих: нет денег на содержание, нет лекарств и лабораторных препаратов, нет еды в столовке — вообще ничего нет; поэтому граждане рако-больные, ступайте с богом! — баба Тоня и пошла…
– Господи, пешком? — я прикинула про себя расстояние до онкологического центра и ужаснулась. — В самом деле пешком?
Ласково улыбаясь, баба Тоня мелко кивала: пешком, пешком, милая, а как же еще, денег-то нет…
Что ж, пейзаж для Огненной Земли вполне нормальный; так и бредут они по городу: все сердечники, разинув голубые от боли рты; и почечники, гремя утробными камнями; и костыляют из Склифа наскоро заштопанные, на живую нитку наметанные клиенты хирургического отделения; и паралитики, наверное, идут как цирковые акробаты — на руках; и даже те, кто в состоянии комы пластался в "интенсивной терапии", тоже пойдут, бережно неся на вытянутых руках свои капельницы.
– Чер-р-р-ти! — выкрикнула Рая; я смотрела вслед удаляющейся бабе Тоне и поэтому не поняла, что на этот раз вызвало гнев нашей дворничихи; Рая вытянула ногу, демонстрируя свой ослепительный, апельсинового оттенка резиновый сапог, измазанный чем-то черным и сальным. — Влипла… Куда ни плюнь — говны кругом!
Что верно, то верно: собачки настолько густо унавозили двор, что не оставили без продуктов своего отменного пищеварения ни единого квадратного сантиметра, — однако, черт с ними, в самом деле, — с четвероногими друзьями человека… "Рая, — восхищенно воскликнула я про себя, — это именно тот случай, когда умри, а лучше не напишешь!" Ведь в самом деле:
В МОРЕ МЫСЛЕЙ
НАШЕЛ Я ЖЕМЧУЖИНЫ СУТЬ!
…и пусть фирма "Эрлан" к продукту, о котором идет речь, отношения не имеет, это уже не столь важно… Их в самом деле много, они — справа и слева, сверху и снизу, они заливают нас девятым валом и топят в себе…
Забежав в библиотеку, я талантливо отыграла роль "библиотекарша-сломленная-простудой" и выпросила несколько дней воли. Впрочем, и разыгрывать не было особой нужды: я имею безоговорочное право ни черта не делать на службе, поскольку зарплату мне задерживают уже третий месяц.
Вернулась домой, поцеловала Роджера в холодный лоб, бесцельно побродила по квартире; наконец уселась у телефона и поймала себя на мысли, что в последнее время отчетливо ощущаю его присутствие в доме… Это как боль — зубная, сердечная; нет ее — и будто бы не понимаешь, что есть у тебя челюсть, а в ней резцы и мудрые зубы, и не слышишь ритмичный ход сердечного перпетуум мобиле; однако чуть что — зашевелился нерв в зубе, сердечный клапан застучал — и сразу чувствуешь всю хрупкость плоти.
Значит, я жду звонка: манит, манит черный телефон; однако за пазухой у него холодно, он крайне молчалив, и даже если вызвать его на разговор, он попросит отвязаться: ту-ту-ту…
От кого должен долететь звонок? От Алки? Это исключено — мы страшно поцапались. Вернувшись в Москву из своей деревни, Алка гневно отчитывала меня по телефону: я — сука такая! (само собой разумеется), я —… (понятно, упрек принят), я —… (с этой характеристикой можно поспорить), я —… (ну, эхо уже слишком, перебор, я не торчу на Трех вокзалах и не занимаюсь оральным сексом с кем попало!) — словом, я, конечно, неправильно поступила, бросив ее на даче без машины и без средств к существованию… Нет, Алка не позвонит, да я и не жду.
Признавайся, Белка: ты самая чудная белка из всех бегающих по деревьям в джунглях Огненной Земли, поскольку ждешь встречи с охотником.
Я рассеянно листала странички с номерами телефонов — нет занятия печальнее: перебирать имена людей, когда-то близких, необходимых, но теперь годами не подающих весточку.
Из блокнота выпала визитка. Я повертела в пальцах плотный и вполне респектабельный кусочек картона.
"Сергей Панин, консультант…"
Ах да, в прошлом году, кажется весной, Серега заходил в библиотеку — порасспросить о моем бывшем муже. Помочь я ему тогда не смогла: с Федором Ивановичем мы не виделись лет восемь, и желания встречаться я не испытывала… Помнится, Панин от руки вписал телефон мужа.
