Леонид Марягин - Экран наизнанку
- Такие реплики, - огрызается героиня.
- Что?! - ревет затравленным зверем Давыдович. - Когда тебя утверждали на роль, тебе нравились все реплики! Без исключения!
- Мне неудобно их произносить в такой позе!
- "Неудобно", - передразнивает мэтр, - удобно бывает только в кресле парикмахера! А я - не парикмахер! - И только сейчас, спохватившись, кричит: - Стоп!
Ефим Давыдович сидел на кожаном диване в своем кабинете. Героиня - та самая, которую мы видели на съемках эпизода картины, - почти прижавшись к Давыдовичу, снимала ворсинки с его пиджака букле.
Сева заглянул в кабинет.
- Вызывали?
- Элла, выйди! - скомандовал режиссер.
- Я могу повторить все и при этом наглеце! - повела плечом Элла.
Сева обалдело застыл в двери.
- Разберусь без тебя, выйди, - угрожающе повторил режиссер.
Героиня, исполненная независимости, поднялась и продефилировала мимо Севы, двинув его бедром.
Шеф не предложил ему сесть.
- Ты что себе позволяешь? Ты думаешь, мне сложно тебя выгнать?
Севе хотелось понять причину гнева шефа.
- Ты предлагал Элле поехать к тебе на ночь? - ревел медведем Давыдович.
- Куда?
- К тебе домой! Ждал возле ее подъезда, на Цветном, и предложил!
- Ефим Давыдович, - как можно мягче пояснил Сева, - у меня нет дома.
- Мне - можешь не врать!
- Что тут врать... - Ассистент был неподдельно удручен, и шеф поверил:
- То есть как? Где же ты ночуешь?
- Было время - спал здесь. У вас, на диване...
- Почему прекратил?
- Полундра образовалась...
- Чтоб я этих матросских вульгаризмов не слышал! Можешь говорить так со своими сверстниками! - оборвал мэтр.
- Охрана ночью проверяет. - Сева перевел со сленга на русский.
- Где спишь теперь?
- Где придется. Я поэтому и на вокзале оказался.
- Да? - удивился Давыдович. - Значит, действительно спал на вокзале?
- Действительно.
- А я поразился: вроде бабы на тебя посматривают и вдруг - пошел кадрить на вокзал... Докатился!
Севе было неприятно воспоминание о вокзальном происшествии - он молчал.
- Почему не снимешь комнату?
- На мою зарплату трудно найти даже угол.
- А на ужины в кафе "Националь" зарплаты хватает? - вдруг завелся мэтр, заподозрив, что его морочат.
Севе пришлось расшифровать расходы:
- Шесть рублей - чашка кофе, четыре - миндальное пирожное. В месяц триста на ужины в "Национале", - Сева начинал заводиться, - остальные пятьсот - на завтраки и обеды в студийном буфете!
- Не жирно. Значит, Элка мне врала про тебя? - спросил шеф без перехода.
- Не знаю, что она говорила, но я ее вижу только на съемках...
- Ну, сука! Ей хочется доказать, что все хотят ее. Ну, сука!.. А ты не скули, - Ефим Давыдович не любил извиняться, но щедрым быть любил, - я помогу тебе. Кажется, ты этого заслуживаешь!
Мелькнули на экране необычные даже для зрителей тогдашнего Дома кино кадры из "Пепла и алмаза".
Герой фильма умирал на помойке.
Киношный народ повалил из зала, обсуждая непривычное зрелище.
Ефим Давыдович сразу засек ладную фигуру Тамары, а потом уже и Севу, который шел рядом, активно внедряя свое мнение о картине.
- Сева! - окликнул мэтр и продолжил, только когда парочка приблизилась к нему: - Не зря я тебе билет в Дом кино дал. У тебя есть вкус... представь.
- Знакомьтесь, - выдавил от неловкости Сева.
- Тамара Фролова. - Она кивнула.
- Ефим Давыдович. - Мэтр первый протянул мягкую ладонь, небрежно бросив Севе: - А ты не промах, может, это самого Фролова дочь?
- Да. Самого, - за Севу ответила Тамара.
Мэтр излишне горячо потряс ее руку и продолжил непривычным для него лебезящим тоном:
- Передайте папе приветы... И напомните: мы встречались, когда я снимал... В его области... Он очень помогал! Скажите, я позвоню его помощнику...
- Я обязательно передам папе, - глядя мимо режиссера, без удовольствия заверила она.
- Пока, Сева. Сам разработай эпизод у ювелирного...
Это задание ошеломило Севу - ничего подобного ему до того не поручалось.
- Сам? А... как вы...
- Ты можешь сам! - воодушевлял Давыдович, - придумай.
- Я попробую...
Шеф почувствовал неуверенность в ответе Севы и не унимался, давя на самолюбие:
- Как у вас во флоте зовут желторотого матроса?
- Вы запретили выражаться на жаргоне.
- Запомнил! - осклабился Давыдович, - а сейчас - разрешаю.
- Салага, - ответил Сева.
- Вот. Ты ведешь себя, как этот самый салага! - засмеялся Давыдович.
- Извините, нас ждут! - Тамара энергично взяла Севу под руку и, кивнув, увела.
У лестницы к гардеробу встретили Певзнера со спутницей. Сева познакомил.
- А ресторан здесь есть? - поинтересовалась Тамара.
- Есть.
- Пойдемте! - предложила она
Сева и Певзнер переглянулись. Тамара не унималась:
- Пойдемте!
Сева согласился и двинулся к дверям ресторана деревянной походкой приговоренного.
Сели за свободный столик.
Сева раскрыл карту и чем дольше изучал ее, тем больше мрачнел; не говоря ни слова, он протянул ее Тамаре. Та ободряюще улыбалась. Когда карта переместилась в руки спутницы Певзнера, Тамара слегка пригнулась...
Он ощутил ее руку на своем колене.
И краем глаза увидел, что в руке Тамары стопочка солидного достоинства купюр.
Ладонь Севы приняла купюры.
Певзнер, изучая меню, наблюдал за этой молчаливой операцией.
Подошла официантка.
- Решили, что будете?
- Решили! - бодро откликнулся Сева, - обязательно омлет-сюрприз. Четыре раза
Омлет вносили торжественно - поджигался спирт, подрумянивая взбитые сливки. Пламя колеблющимися бликами заполняло зал, где специально гасили общий свет.
Компания Севы завороженно смотрела на догорающий в центре их стола огонь.
После ресторана за Тамарой приехала машина - не зис, но и не "Волга" зим.
Он проводил ее до машины, поцеловал в щеку, захлопнул дверцу и вернулся к наблюдавшим их расставание Певзнеру и его спутнице.
- Ты, Севка, дурак! Она же на тебя упала - женись быстро! Директор студии тебя тут же запустит с картиной, - не утерпел высказать свои соображения Певзнер.
- Что ты несешь! У меня же нет высшего образования, - отмахнулся Сева.
- А у Ромма - было? А у Александрова? А у Пырьева?
- То были другие времена.
- Времена те же. Представят тебя высокоталантливым...
Сева поморщился:
- Брось травить...
- И никакой ВГИК не потребуется, если нужно - оформят диплом как экстерну, - был уверен Певзнер. - А то будешь лет пятнадцать ходить в ассистентах! Не тяни. Такой шанс выпадает раз в жизни!
Певзнер со спутницей удалился, а он остался на улице вместе со своим неизменным портфелем.
Курский вокзал был палочкой-выручалочкой.
Дизель до Петушков отходил в 12.
Сева забрался на вторую полку, положил в головах портфель, поднял ворот пальто, натянул его на уши и погрузился под стук колес в неспокойный сон.
Пролетел мимо окна вагона серый, а потому заметный в ночи обшарпанный прямоугольник с черными глазницами окон - собственный дом Севы.
Но он этого не видел - спал.
Очнулся он от знакомого голоса:
- Колеса у него в порядке.
- Буди! - подвел черту другой знакомый голос.
- Ну ты, фраер, раздевайся!
Сева открыл глаза и увидел в свете потолочного керосинового фонаря своих знакомых - героев его экзаменационных рассказов - Нового, Бадая и еще одного, незнакомого.
- Новый, это я, Севка...
- Чего ж ты свое Крутое проспал? - от неожиданности Новый откликнулся не сразу.
- Я решил спать до Петушков, а оттуда обратно - спать до Москвы. Мне ночевать негде.
- Подфартило тебе - тут еще зуевские работают. Они бы тебя точно раздели.
- Значит, повезло.
- Выпьешь? - Новый протянул бутылку.
- Ты же говорил, когда делаешь - не пьешь.
- А у нас работа закончилась. В Посаде два угла сделали и сквозанули. Вот думали тебя расковать... Ты Булку знал? - совсем неожиданно спросил Новый.
- Какого Булку?
- Какого? Ты же про него в своем рассказе писал. Он своих подельщиков обокрал.
- А... Почему "знал"?
- Нету больше его. Уработали мы его за сучьи дела. Упал на рельсы между тамбурами... Ну, выпьешь?
- Я лучше посплю.
- Ну, спи, Петушки не проспи... - Новый с подельщиками удалился к тамбуру.
Но после полученной неожиданно информации Севе было не до сна.
Он возбужденно ходил со своим неизменным портфелем.
По ночному пустынному перрону в Петушках.
Загудел подходящий поезд.
- Внутренний монолог, активный внутренний монолог! - звучал голос шефа за кадром. - Вспоминай о хорошем, о своем, личном. Во всех подробностях... Вот так... Хорошо! А теперь - о тревожном... О трагическом!
Героиня Элла, вытирая посуду за столом под яблоней в садике, "активно вспоминала о своем хорошем и плохом" - съемочная камера неслышно по кривой наезжала крупней и крупней.
- Гениально! - шептал Давыдович.
- Порядок, - подтверждал почти беззвучно оператор Вадим, не отрывая глаза от лупы.
