Фредерик Тристан - Загадка Ватикана
Коммандер Бэтем вынул изо рта трубку и, не обращая внимания на свой стакан, который к его досадному изумлению ему наполнили как бы по обязанности, охотно начал рассказывать:
— Система, разработанная КГБ, задумана таким образом, что никто не владеет полной информацией о подробностях какой-либо операции вплоть до ее начала. Таким образом, и в том деле, которое мы расследовали, каждый из агентов, коих нам удалось локализовать, знал лишь какой-то один элемент общей головоломки. Польский фальсификатор скопировал список дьявольских имен, не понимая их смысла. Он получил его от своих начальников. Кардинал, которому было поручено купить «Житие», не имел ни малейшего представления, о чем идет речь в действительности, так же как и будущий папа, естественно, доставивший рукопись в своем багаже перед тем, как был избран. Отец Штреб получил приказ передать документ одному из польских экспертов, которые стажировались в Ватиканской лаборатории, но если он и знал о готовящемся покушении на жизнь Его Святейшества, то даже не догадывался, что рукопись представляет собой криптограмму. Таким образом, знаменитый список кто угодно мог вынимать из папки или он мог оставаться там без малейшего риска, что кто-то проникнет в тайну, известную лишь самым высоким руководителям КГБ, которые, следовательно, могли манипулировать им как заблагорассудится.
— Они только не учли, что профессор Сальва здесь, — заметил нунций.
— И, главное, они не знали, что князь Ринальди был предупрежден кардиналом Бонино, который, в свою очередь, узнал о заговоре на исповеди от отца Штреба, — добавил Адриан.
В эту минуту ливрейные лакеи в белых перчатках бросились к двери, в которой показался, весь в красном кардинальском облачении, Его Высокопреосвященство Алессандро Бонино. К нему вернулась его прежняя уверенность. Его благородное и выразительное лицо напоминало о том, что это один из самых могущественных князей Церкви. Все почтительно встали, приветствуя его.
— У меня к вам просьба, господа, — сказал он по-французски. — Я хотел бы побыть немного в вашем обществе, причем в простой дружеской обстановке. Во-первых, я должен поблагодарить вас. Но я хотел бы также попросить вас об одном одолжении. Если вы мне разрешите, я желал бы присутствовать при чтении последних страниц этого «Жития», которое несомненно представляет собой вещь весьма любопытную!
— Если таково желание Вашего Высокопреосвященства, — отвечал нунций, — я охотно буду переводить дальше, хотя мы имеем дело с документом весьма причудливым, в котором царит дух безбожия.
— Это не страшно, — сказал кардинал. — Видите ли, есть тексты, которые привлекают именно своим бесстыдством. По крайней мере, они часто открывают такие, стороны мнений, с которыми нам иногда необходимо считаться. Мы здесь замкнуты, словно в крепости. И не будет никакого вреда время от времени выбираться наружу за глотком свежего воздуха.
— Это воздух отравленный, Ваше Высокопреосвященство! — воскликнул Караколли. — Una pestilenza[56]!
— Ну что ж, мы оденем маску, — сказал Бонино.
Это предложение вызвало смех присутствующих. Потом он добавил, подмигнув:
— Larvatus prodeo[57] — почему бы и нет?
Глава двадцать четвертая
Выйдя из Геенны, Сильвестр сразу же отпустил душу отца на свободу. Однако она не умела летать. Ее хрупкие крылышки затрепетали в отчаянном усилии, и она упала на землю.
— Мой сын, напрасно ты меня оттуда вытащил. Ты видишь, я не способен оставить землю, где я родился.
— Ты сможешь ее покинуть, — сказал Сильвестр. — Подумай о нежной сладости Рая, где Сабинелла, твоя супруга, тебя ожидает в радости.
— Я не смогу выдержать ее взгляд. Я был так беспощаден к ней. Разве такое злодеяние можно простить?
— Все Небо тебя простило. Ты был обманут Сатаной. Лети. Возвращайся в дом, тебе принадлежащий.
Душа опять попыталась взлететь, но ее усилия были тщетными, и вскоре стало очевидно, что ей это никогда не удастся. И тогда вдруг раздался скрипучий голос. Это заговорил попугай Гермоген, сидевший на ветке дерева:
— Базофон, я твоих замыслов толком не знаю, но поскольку речь идет о том, чтобы отправиться туда, где тепло и сладко, я готов предоставить свои крылья в услужение этой душе, ибо она слишком слаба и на своих собственных летать не может. Таким образом, я докажу тебе, недоверчивый поклонник Назарянина, что ученики великого Гермеса остаются связующим звеном между Землей и Небом.
— А почему бы и нет? — воскликнул Сильвестр. — Маленькая душа моего отца, садись на спину этой птицы. И не бойся: скоро мы с тобой встретимся в царстве вечного знания.
Так и сделали. Попугай снизился, чтобы душа смогла взобраться ему на спину. Потом, когда она там удобно устроилась, он взлетел.
Что касается Сабинеллы, то она встревоженно наблюдала за тем, как ее сын спустился в царство тьмы, опасаясь, что он уже никогда не возвратится к свету. Какова же была ее радость, когда она узнала, что Сильвестру удалось освободить душу Марциона! Поэтому, увидев, что Гермоген несет ее на себе по направлению к Небу, она бросилась к Марии, Святой Богородице.
— Тот, кто был моим палачом, приближается к вратам обители праведных. Это он сделал меня мученицей, и благодаря этому я познала вечное блаженство. Значит, надо принять его с радостью.
— Отправим ему навстречу отряд ангелов, — сказала Святая Дева. — Этот попугай не знает дороги. Не утащит ли он твоего Марциона на Олимп?
— Избави Бог! — с ужасом воскликнула Сабинелла.
— Не бойся, — успокоила ее Мария, улыбаясь.
И приказала ангельской когорте отправиться на границу третьего неба и там встретить попугая и оседлавшую его душу наместника…
В этот момент монсеньора Караколли, переводившего текст, прервали. Дверь в библиотеку робко отворилась, и вошел каноник Тортелли. Его лицо было красным от смущения.
— О Ваше Высокопреосвященство, Монсеньор, господа, извините меня, пожалуйста. Я не знал…
— Войдите, Тортелли, — приказал кардинал Бонино. — Мы рады вас видеть.
Каноник медленно вошел в зал, потупив взор. Потом порывисто опустился на колени у ног кардинала и с пылким чувством поцеловал его перстень.
— Говорите, Тортелли. Не бойтесь. И встаньте, прошу вас.
Каноник остался коленопреклоненным. Он низко опустил голову, и, казалось, его голос исходит из-под стола.
— Я полагал, что в папке… той, которую обнаружил профессор Сальва и которую открыл монсеньор Караколли… Я хотел сделать как лучше, поверьте… Я думал, что это и есть позорный документ. Поэтому я взял рукопись и унес. Но это оказалась лишь легенда «Чудо святого Колумбана».
— А что бы вы сделали с рукописью, если бы это действительно оказался «Базофон 666»? — спросил Сальва.
Тортелли одним прыжком вскочил на ноги и с горячностью посмотрел на профессора:
— Я бы ее уничтожил! Не сомневайтесь, что я бы ее уничтожил! Нельзя, чтобы эти ужасные вещи продолжали распространять свои дьявольские волны и в нашем столетии!
— Мы передадим «Чудо святого Колумбана» коммандеру Бэтему, — сказал Сальва. — Он несомненно обнаружит там еще один источник сведений, достойных нашего внимания.
— Которые надо немедленно сообщить Святейшему Отцу, — поспешно заметил нунций.
— Монсеньор, — сказал кардинал, — продолжайте переводить, я вас прошу. Эта история изумительна. Эта маленькая душа верхом на попугае… какая потеха! А вы, Тортелли, садитесь. Здесь нет ничего такого, чего бы наша совесть не приняла. Nil admirari[58], не так ли?
Выслушав эту цитату из Горация («Послания», I, 6, 1), которой одарил его кардинал вместо благословения, каноник сел в конце стола, между отцом Мореше и Сальва. Торжественно откашлявшись, нунций Караколли прочистил горло и продолжил:
А между тем благочестивый Сильвестр отправился в дорогу по направлению к Фессалоникам и прибыл туда через три недели. Там он сел на корабль, который, зайдя по пути в Афины, через Мессинский пролив доставил его в Рим. Во время этого плавания он обратил в Христову веру всех пассажиров и матросов, кроме капитана, упрямого галла, который клялся только Тевтатом[59].
— Я уже слышал басни, которыми вы кормите этих греков и римлян, — сказал кельт. — Неужели вы полагаете, что люди, по-настоящему цивилизованные, попадутся на вашу удочку? Вы утверждаете, что Бог состоит из трех персон. А я считаю, что даже население всего мира, даже всей вселенной не образует бога! Вы провозглашаете с наивной уверенностью, что ваш царь Израильский искупил грехи народов, позволив прибить себя гвоздями к доске, словно сову. Разрешите вам сообщить, что в наших деревнях сельские жители постоянно прибивают к дверям ночных зверей и птиц, которых им удается поймать, но это еще не искупило грехов даже какого-нибудь одного человека. Что же касается вашего Неба, оно мне кажется совершенно неосязаемым. Мы, галлы, знаем его устройство лучше, чем вы. Оно сложено из прозрачных камней в виде свода, днем сияющего, ночью черного, в зависимости от того, освещает ли его Солнце или укладывается спать, поручив убаюкивать себя Луне.
