Лили Райт - Танцуя с тигром
– Я могу покинуть страну?
– Вам нужно поговорить об этом с судьей.
– Я вернусь через неделю.
– Это зависит от его настроения. Законодательство штата Коннектикут предполагает пару суток в тюрьме. От двух суток до шести месяцев. Я бы рассчитывал на неделю. Пятница, если повезет. И я бы не рассказывал судье о похоронах миссис Рэмси. Звучит не очень правдоподобно.
– У вас есть история получше?
Охранник помедлил с минуту.
– Скажите ему, что вы только вышли на пенсию и эта поездка была подарком от ваших детей. Расскажите, что боитесь летать и поэтому немного переборщили со средствами для успокоения. Скажите, что вам очень жаль, но тур невозвратный, и вы не можете получить за него компенсацию. Пообещайте, что не сядете за руль в Мексике.
Дэниел кивнул, похлопал себя по карманам, нащупал антациды, свой компас, ведущий сквозь темноту.
Мужчина снова наклонился вперед, взялся за решетку.
– Чем вы зарабатываете на жизнь? Тоже учите детей?
– Я только что вышел на пенсию, и дети подарили мне эту поездку в Мексику…
– Все это прекрасно, но я спрашиваю, чем на самом деле вы занимаетесь.
– Я коллекционирую предметы искусства.
– Живопись?
– Маски. Предметы доколумбовой эпохи. Некоторые образцы народного творчества.
– Маски? – Мужчина приложил к лицу раскрытую ладонь, как морскую звезду.
Дэниел кивнул.
– А что конкретно делает коллекционер?
– Изучает искусство, путешествует, встречается с дилерами, ездит к художникам, находит ценные работы или работы, которые станут ценными в материальном или культурном плане, уникальные в своем роде вещи. Редкие или древние. Необычные. Великолепные. Потрясающие.
– Как вы зарабатываете деньги?
– Можно продать коллекцию или отдельные предметы и выручить хорошие деньги.
– Так вы торгуете искусством?
– Нет, больше коллекционирую.
– В то время как миссис Рэмси работала в школе?
– В то время как Роуз работала в школе.
Он не собирался объяснять экономику их брака. Это было еще одно, что объединяло Дэниела Рэмси и Томаса Мэлоуна. Они оба женились на деньгах.
– А вы когда-нибудь заканчиваете коллекционировать? Есть ли какая-то точка, после которой вы говорите себе: «Все, хватит»?
Дэниел вздохнул. Он устал объяснять. У него раскалывалась голова.
– Если говорить о масках, то можно завершить коллекцию, когда каждая деревня или каждый стиль представлены достаточно обширно. Или можно потерять интерес, утратить страсть и начать коллекционировать что-то новое. Или же истратить все деньги, совершив одно огромное приобретение. Вершину своей коллекции.
Тот факт, что сейчас он был заключенным, ударил по нему с новой силой. Он не должен был здесь находиться. Его тон становился все более раздраженным.
– Коллекцию можно считать полной, когда все вместе значит больше, чем каждая часть в отдельности. Когда все превращается во что-то значительное и вечное.
– Как семья, – переварил информацию мужчина.
Дэниел нахмурился.
– Некоторые семьи. Не все. – У него не было настроения для сентиментальных сравнений. – На самом деле ни одна коллекция никогда не может быть исчерпывающей. У меня есть почтовые марки. У меня есть великолепная коллекция витражей Тиффани. Всегда существуют какие-то премудрости, тонкости, ответвления, любопытство. Коллекция заканчивается со смертью коллекционера. И даже потом ей не конец. Тебе конец.
– Всегда хочется большего.
– Больше узнать. Оценить. Это как любовь. Где она кончается?
– Вы покупаете маски, а затем, когда доберетесь туда, хотите похоронить миссис Рэмси?
Свет становился ярче. В воздухе висели клубы пыли.
– Собираюсь ли я покупать новые маски? – уточнил он, повторив вопрос. И, подумав, как должна звучать правда, ответил: – Нет, я еду туда, чтобы похоронить свою жену. Вот и все.
Мужчина отпустил решетку.
– Я посещал предмет вашей жены дважды, я имею в виду два года. Она украсила свою классную комнату всеми этими плакатами и цитатами. Я запомнил только один. Моне или Матисс, наверное. Вы должны были бы знать, раз вы изучаете искусство.
Дэниел не мог вспомнить, как выглядел кабинет Роуз. Бывал ли он там когда-нибудь, чтобы сейчас вспоминать? Эти маленькие воскрешения были дарами – как если бы друг нашел забытое письмо, фотографию или историю, – и он мог добавить это новое воспоминание к веренице старых. Еще одна коллекция, вечно тающая по мере того, как старели он и его память.
– Так что там была за цитата? – спросил он, почему-то нервничая. Словно опасался, что этот артефакт разочарует его, окажется слишком простым для Роуз.
– «Что ты сделал сегодня для цвета?»
– Что?
– Такой был вопрос: что ты сделал сегодня для цвета?
Дэниел оглядел свою камеру.
– Особо ничего и не делал. А ты?
Мужчина пожал плечами.
– На данный момент? Ничего. Но я заканчиваю свою смену. Начну с того, что приготовлю жене завтрак. Сегодня она именинница.
– Это цвет?
– Красный арбуз. Зеленая кора. Я не знаю. Я не художник.
Дэниел Рэмси представил Роуз сидящей в своем кресле, окруженной книгами по истории искусства. Роуз принесла цвет в его жизнь. И любовь, конечно. Дух и жизненную энергию. И Анну, конечно. Кроме всего этого, Роуз умела замечать мелочи. Например, что розовые лепестки бугенвиллеи были вовсе не лепестками, а листьями. Настоящие цветы были крохотными и желтыми, скрытыми, почти затерянными во всем этом буйном великолепии.
Дэниел Рэмси поднял голову, готовый поделиться этой мелочью, но мужчина уже ушел.
Он слушал звуки раннего утра. Треск сканера. Шипение кофе. Ужасы предыдущей ночи остались во вчерашнем дне. Цвет. Что он сделал? Что бы он сделал? Дэниел Рэмси прижался к решетке лбом, мечтая увидеть окно, откуда в тюремную камеру лился солнечный свет.
4
Анна
Эмилио Луна был в замешательстве. Он никогда не работал с камнем. Резчик постоянно поглядывал через плечо Анны, словно ждал, что вот-вот появится Сальвадор. Он внимательно изучил фотографию.
– Lo necesito rápido[357], – сказала Анна, отчаянно жестикулируя. Чертова американка. Все к тому и шло.
Эмилио Луна опустил голову и сказал голосом, мягким и пустым, как пыль:
– Это не моя специальность. Вам нужно съездить на побережье, там есть люди, которые работают с камнем.
– У меня нет времени.
– У меня есть другая работа. – Резчик кивнул в сторону стопки картонных коробок в форме сердца. – Мой брат Хавьер мог бы помочь. Но это будет стоить очень дорого.
– Cuánto?[358]
Эмилио Луна посмотрел на верхушки деревьев.
– Четыре тысячи песо.
Анна зажмурилась.
– Три тысячи?
Откуда ни возьмись во дворе появилась его собака. Радостно виляя хвостом, она устроилась в пыли около хозяина. Резчик посмотрел в ее голубые глаза, оставляя решение за животным.
– Три тысячи пятьсот.
– Три тысячи.
– Этот камень очень дорогой. Sería mucho trabajo[359].
– Три тысячи пятьсот. За три дня. – Она протянула ему руку. Он взял ее ладонь с легким, словно перышко, прикосновением.
– Нужно ли оставить предоплату? – Блеф. У нее было всего пятьсот песо.
Эмилио Луна покачал головой. Без предоплаты.
Анна вспомнила еще кое-что.
– Будьте добры, señor, это тайна. Не говорите никому. Даже Сальвадору.
На автобусной остановке у Анны зазвонил телефон. Констанс Мэлоун.
– Ты не вышла сегодня на работу. Мы беспокоились, и в конце концов я решила, что должна позвонить.
– Месть Монтесумы, – сказала Анна. – Я с трудом складываю слова в предложения. Пожалуйста, извинись за меня перед Томасом. Я ненавижу пропускать работу.
Констанс пригласила ее на ужин в субботу.
– К тому времени ты будешь как огурчик.
Вечер субботы. То есть Анна попадет в имение Мэлоунов на следующий день после встречи с Тигром, а значит, выживет в этой передряге. Время подходило идеально. Вечеринка отвлечет внимание Томаса от часовни. Шум замаскирует работу черного археолога.
– С удовольствием приду, – ответила Анна. – Что взять?
– Только себя, – сказала Констанс. – И Сальвадора.
– Насчет Сальвадора не уверена. Мы разонравились друг другу.
– Тогда бери какого-нибудь другого симпатичного художника.
Анна обещала постараться.
Она села в пригородный автобус, чувствуя себя высокой, белокурой, худой, словно фламинго в утином пруду, – другого цвета и с другими пропорциями. Пока автобус ехал по Сан-Хуан-дель-Монте, она сделала множество фотографий из окна, не заботясь о горизонте, фокусе и композиции. «Супер-Медино». Рикша. Papel picado[360], висящие, как кружева. Синяя стена. Зеленая стена. Канареечно-желтая стена. И она подумала: «На одной мексиканской улице больше цветов, чем во всей Новой Англии». И она подумала: «Это место мое, хоть я и не отсюда родом».
5
Черный археолог
