Юлия Терехова - Хроника смертельного лета
– Вы правы, он действительно испанец, – кивнул Виктор. – Во сколько вы ушли из клуба и куда отправились?
– Мы вышли около четырех и поехали к нему. Там и провалялись до полудня.
– Он никуда не отлучался? – спросил Виктор, заранее предвидя ответ.
– Не отлучался, – равнодушно ответила Кристина.
– Он что-нибудь говорил о себе, о друзьях, знакомых?
– Нет… Только во сне он повторял… «Будь ты проклята… будь ты проклята…» Не думаю, что это относилось ко мне. Со мной он был исключительно вежлив, даже нежен… Он что, вляпался в какое-то дерьмо?
– У него неприятности, – уклончиво ответил Виктор. – Спасибо, Кристина.
Внезапно девушка взглянула на него с интересом:
– Спасибо, Кристина? И все? Может, поедем к тебе?
– Дома жена, – не моргнув глазом, соврал капитан, – как-нибудь в другой раз…
1 июля 2010 года, Москва, 32°C
Сергеев вертел в руках остро наточенный карандаш и слушал Глинского, который настаивал на том, что Вероника Муфтяк была убита, и убита именно тем, кого они ищут. Сергеев недоверчиво качал головой – все доводы Виктора представлялись ему не то чтобы не убедительными, но выстроенными на песке. Ткни это убогое сооружение – и оно развалится. Он сам подозревал, что смерть Муфтяк – не просто несчастный случай, но не видел ни одной причины, по которой следовало объединять эти три дела. Хотя последнее слово не за ним, а за начальником следственного отдела. Повесить на себя еще одно убийство – дело на любителя, и ясно, как день, что в данном случае убийство Муфтяк будет передано ему. Фоменко избавится от висяка, а ему, Сергееву, прибавится головной боли. Глинский тем временем продолжал вещать:
– Я не могу понять одного: почему он ждал столько времени? Ведь рано или поздно она могла его опознать.
Сергеев усмехнулся:
– Да с чего ты взял, что она его знала – если принять твою версию за истину?..
– Иначе зачем ее убивать?..
– А если она не была убита? Если это все же несчастный случай? Ничего не говорит о том, что это было убийство – кроме нелепой косметики на ее лице.
– Лена Алсуфьева, тоже, между прочим, со мной согласна, – нахмурился Глинский. – Это более, чем странно.
– Ну, забыла она снять косметику перед ванной! – поморщился Сергеев. – Ты это не можешь себе представить? Тем более, Зубов был у нее незадолго до ее смерти, предъявлял фото на опознание, и она никого не узнала!
– А если узнала? – воскликнул Виктор. – А если все же узнала? И решила заработать на этом?
– Заработать на убийце? Ну, знаешь…
– Да откуда она могла знать, что он убийца? Пришел к ней опер, предъявил снимки, но он же не говорил ей, кто на этих снимках! А она могла подумать все что угодно… Наркотики, например. Скажите, пожалуйста, смертельный номер…
– Не знаю, не знаю… – Сергеев с сомнением потер лоб. – Поговорю еще раз с Фоменко. Медицинская экспертиза на криминале не настаивает – смерть наступила от перелома шейных позвонков. Воды в легких нет. А самое главное, что меня смущает, – следователь решительно захлопнул папку с делом. – Сломать шею человеку не так-то просто. Необходим навык. Как я понимаю, из всей компании подобным навыком обладает только бывший морской пехотинец Булгаков. А у него алиби.
– Убийца мог подойти сзади, совершенно неожиданно для нее, – настаивал Виктор. – Предположим, она вышла из квартиры и запирала дверь. В этот момент он подошел сзади, и если он не дохляк совсем, а среди этой компании таковых нет, то он сломал ей шею в два счета.
– Жаль, этот отец погибшей Муфтяк не может говорить. Наверняка он что-нибудь слышал. Ты съезди к нему в больницу, а?
– Съезжу, – кивнул Виктор, – прямо сейчас. Может, удастся что-нибудь узнать.
Врач со Скорой отвез Смолина в ближайшую больницу. Сославшись на уголовный розыск, убедил поместить его в палату, а не оставлять в коридоре, где лежали несколько стариков. Хоть не в отдельную палату, но, учитывая переполненность больницы, и это было подвигом. Виктор подумал, что тот заросший, заспанный врач оказался вовсе не таким засранцем, каким поначалу выглядел.
Он нашел Смолина в отделении интенсивной терапии. Тот лежал, устремив неподвижный взгляд в потолок, рядом с ним стоял штатив для капельницы. На тумбочке стоял лишь стакан воды и Виктор порадовался, что догадался купить коробку апельсинового сока и зефир.
– К нему что, никто так и не приходил? – спросил он у лежащего на соседней койке дядьки, и тот отрицательно мотнул головой. Виктор подумал, что уж внучки-то могли бы навестить деда в больнице, но потом, вздохнув, понял: им не до старика. Осиротевших детей, скорее всего, отправили к отцу.
Он присел на край постели, потому что ничего похожего на стул в палате не нашлось.
– Алексей Николаевич, – позвал он. – Я оперуполномоченный МУРа капитан Виктор Глинский. Я отправлял вас в больницу. Вы меня помните? Мне надо задать вам несколько вопросов. Ваша помощь необходима. Вы меня понимаете? Если да, то моргните.
Старик послушно моргнул. Ладно, значит с ним можно худо-бедно общаться. Виктор осторожно спросил:
– Вы знаете, что случилось с вашей дочерью Вероникой? Да?
Старик закрыл глаза, и из-под морщинистого века по щеке покатилась блестящая капля.
– Вы что-нибудь слышали? Какой-нибудь шум?
Старик вновь опустил сморщенные веки, и теперь Виктор справедливо расценил это как «да».
– Она кричала?
– Нет.
– Говорила с кем-нибудь?
– Да.
– С кем? С посторонним?
– Нет.
– С кем-то из соседей?
– Нет.
– С дочерью?
– Нет.
Да с кем же?
– С вами? – в отчаянии спросил Виктор.
– Да.
– Что она сказала? Что к ней пришли?
– Нет.
– Что она уходит?
– Да.
Виктор взмок от подобной «беседы» больше, чем от невозможной жары. Воздух в палате был спертый, занавески на окнах отсутствовали, и солнце раскалило небольшую комнату, а поскольку это была палата для лежачих больных, то и запах в ней стоял соответствующий. Но необходимо продолжать.
– Она сказала, с кем встречается?
– Нет.
– Когда вернется?
– Да.
– Через сколько? Два часа? Нет? Час?
– Да.
– Она была расстроена?
– Нет.
– Довольна?
– Да.
– А потом вы услышали шум? Дверь была закрыта?
– Да.
– Вы кого-нибудь видели?
– Нет.
– Но в квартире кто-то находился?
– Да, – и старик затрясся в приступе беззвучного плача. Виктор понял, что пора ему заканчивать.
– Простите меня, Алексей Николаевич, – он поднялся с кровати и дотронулся до руки старика. – До свидания.
Виктор вышел из палаты. По дороге он заглянул в ординаторскую. Лечащим врачом Смолина оказалась молоденькая докторша, смуглая, коренастенькая и упитанная. На вопрос Глинского о возможном улучшении состояния больного она с недоумением ответила:
– О чем вы? Он очень слаб. Больше недели не протянет.
3 июля 2010 года, Москва, 33°C
Через пару дней в кабинете Зубова раздался звонок. Меньше всего Александр ожидал услышать голос Орлова. Обычно наглый и язвительный, на этот раз он звучал растерянно.
– Мне сегодня звонил нотариус из фирмы «Готлиб и партнеры» и пригласил на оглашение завещания, которое состоится завтра. Но я ничего не понимаю… Какое завещание?
– Кажется, я знаю, о чем речь, – проговорил Зубов. – Андрей Юрьевич, вы обязательно должны быть там. Во сколько вам назначено?
– В полдень. Но может, вы хотя бы объясните, в чем дело?
Зубов не видел причины не объяснить.
– Будут оглашать завещание Ольги Вешняковой. Я сам отвозил им свидетельство о смерти. И судя по тому, что вас туда вызвали, ваше имя в нем упомянуто.
– Этого не может быть, – промямлил Орлов. – Когда она успела? Вы говорили, что ее убили буквально сразу после моего ухода…
«Или пока ты был там», – подумал Зубов, но не стал произносить этого, а вслух сказал:
– Насколько нам удалось выяснить, завещание Вешнякова оформила примерно год назад. Поэтому ваше, с позволения сказать, рандеву здесь ни при чем.
Орлов замолк, не зная, как реагировать.
– Всего доброго, господин Орлов. Убедительно прошу вас завтра не опаздывать. Я тоже там буду. До встречи…
4 июля 2010 года, Москва, 33°C
Нотариальная контора «Готлиб и партнеры» находилась в центре, на Долгоруковской улице. Она представляла собой богатый светлый офис, совершенно непохожий на советские нотариальные конторы с их обшарпанными стенами и затрапезной казенной мебелью. В холле стояли кожаные диваны и гигантская плазма. В помещении, наполненном ароматами моря и свежей тропической зелени, курить было нельзя, и поэтому в ожидании Орлова Зубов курил на улице на солнцепеке за массивной дубовой дверью. Орлов опоздал всего на пять минут.
– Меня что, уже ждут? – спросил он, не извинившись.
– Ну да, только вас и ждут, – проворчал Зубов и нажал кнопку звонка. Где-то щелкнуло, и дверь поддалась.
Они зашли в прохладное помещение и перевели дыхание. Девушка в приемной подняла голову.
