Андрей Константинов - Гоблины. Пиррова победа
— А тебе оно и не положено было знать.
— А откуда такие подробности?
— Ребята из «наружки», те что с первого места службы Ильдара, поделились. Но учти, Гришка: остальным — молчок! — сурово предупредил Андрей. — Тем более что все это так, не более чем штрихи к биографии.
— Хорошенькие штрихи!
— Брось! У каждого из нас хранится по парочке скелетов в шкафу… Я это все к чему, собственно, веду: тогда, в квартире Айрапетяна, помнишь? Зеча стрелял в Ильдара практически в упор. А попал ему всего лишь в руку. Парадокс?
— Может, он просто не захотел валить мента? — предположил Холин.
— Тогда вопрос: откуда он узнал, что Ильдар — мент? С его-то рожей кавказской национальности?
— «А вот это вопрос! Ты же меня, Шарапов, этим вопросом без ножа режешь!»
— Вот именно. Самое паскудное, что таких вот вопросов, при желании, можно выкатить чертову уйму и практически к любому из наших. Так как соответствующий мотив сыщется у каждого.
— Не утрируй. Так уж и у каждого?
— Естественно. Вот тебе, навскидку, самый банальный — деньги.
— Ну, дружище, это как-то слишком общо, — усомнился Холин. — Оно конечно: кто же в теории откажется от лишних денег? Но вот когда дело доходит до практики…
— Хорошо, вот тебе практика. Ильдар мечтает поменять свою халупу в Колпино на квартиру в Питере. Скажешь, не мотив?
— Допустим. А вот, к примеру, Виталя?
— У Вучетича с супругой ипотечная кабала который год гирей на шее висит.
— Блин, Андрюха, злой ты сегодня, ей-богу, — расстроился Григорий. — Но хотя бы к Сергеичу у тебя…
На столе у Андрея загорелась кнопка селектора. Он нажал на «громкую связь», и в кабинет ворвался голос Крутова:
— Андрей! Срочно зайди в оперскую, здесь на проводе Прилепина. Похоже, у них там, в Мурманске, какие-то проблемы.
— Твою дивизию!
Мешечко подорвался с места, открыл дверь и в потемках коридора сразу налетел на оставленные здесь ведро и швабру. Последняя, в лучших традициях немых комедийных фильмов, шарахнула его аккурат по лбу.
Зло чертыхнувшись, Андрей понесся в оперскую.
— Натахина работа! — уважительно хихикнул Холин, осторожно переступая через с явным умыслом оставленные уборщицкие причиндалы…
Мурманск,
17 сентября 2009 года,
четверг, 21:58 мск
— …А в остальном всё более-менее… Устроились в гостинце «Полярные зори». Кстати сказать, очень приличная… Нет, пока переводить не нужно… Уложились, клиентка щедро расплатилась по своей банковской карте… Юля?… Общий язык? Нет, еще не нашли, но усиленно работаем в этом направлении. Знаешь, похоже, мы с тобой немного поспешили с оценками. Думается мне, что эта ее легкая агрессия и насмешка в манерах и речи — они, скорее, наносные… Вот-вот, именно защитная реакция. Как говорится, «жизнь заставила»…
Прилепина сидела на роскошном двуспальном сексодроме (свободных двухкроватных номеров в отеле не оказалось) и по внутреннему телефону общалась с Питером. А вот Нежданова дорвалась-таки до блаженства: из клетушки санузла сейчас доносились звуки падающей воды и какая-то бравурная музычка — душевая кабина оказалась оборудована еще и радиосистемой.
— …Нет, Андрей, не надо им звонить. Думаю, что завтра я добьюсь приема местного руководства и мы всё полюбовно решим на месте. — Вода в душевой перестала литься, и Ольга поспешила закруглить разговор. — Да… Всё, Андрей. Завтра, ближе к обеду, отзвонимся… Спасибо, и тебе тоже. Ребятам привет…
Юля выпорхнула из душевой обернутая в махровое полотенце и блаженно рухнула в кресло. Вытянув загорелую руку, она по-хозяйски порылась в мини-холодильничке и на ощупь достала запотевшую бутылочку сока.
— О! Балдеж! Если бы меня спросили: какое самое лучшее изобретение было сделано в истории человечества, я бы, не задумываясь, ответила — душ! А ты чего сидишь? Давай быстрее.
Прилепина растерянно захлопала глазами, промямлила нерешительно:
— Я? Э-э… Нет… Я потом…
— Слушай, а может, ты просто опасаешься, что пока будешь мыться, я запру тебя в номере и сбегу?
— Ничего я не опасаюсь.
— Да ты в зеркало на себя посмотри! — расхохоталась Нежданова. — У тебя ж всё на лице написано! Иди, короче, мойся спокойно! Никуда я не денусь. Сама посуди, на кой ляд мне это нужно? Мне теперь, наоборот, за тобой тенью таскаться надо — я ведь на подписке числюсь.
— Ну хорошо, — посомневавшись немного, согласилась Ольга. — Я быстренько.
Прилепина подхватила с кровати причитающийся ей казенный комплект гостиничных полотенец и прошла в душевую.
— Волосы просушить не забудь! В ресторан пойдем.
— Зачем в ресторан? Мне мама полную сумку еды собрала, — донеслось из душевой.
— Вот еще, — презрительно фыркнула Юля. — Даже не думай! Лично я без горячего не могу. Да и немного горячительного сейчас тоже не помешало бы.
Нежданова перебралась на кровать, взяла в руки «лентяйку» и принялась азартно листать каналы…
Мурманская обл.,
лесная дорога в районе
турбазы «Дзержинец»
17 сентября 2009 года,
четверг, 22:36 мск
С небольшого пригорка, густо заросшего куцыми елочками, милицейская база была видна как на ладони: вся, вплоть до самого отдаленного строения, коим, судя по внешнему виду, являлась столовая. Отсюда же просматривалась прореживающая лесок дорога, в большей степени смахивающая на заурядную просеку.
Вот на этом самом пригорочке и обосновались Зеча с Бугайцом. Последний, вооружившись заблаговременно захваченным из Питера полевым биноклем, уже успел изучить весь окрестный пейзаж, вплоть до распоследнего клюквенного кустика.
— …Чего-то долго не едут. Сколько мы тут уже торчим?
— Один час четырнадцать минут.
— Давно пора бы появиться. Здесь до города не больше десяти километров.
— Двенадцать.
— Однохренственно. По-любому это двадцать минут не самой быстрой езды, — проворчал Бугаец. — Слушай, а может, у местных ментов не одна такая база? Я к тому, что к ночи совсем похолодает. А мы, в натуре, сидим у Баренцева моря и ждем погоды.
— Здесь не море — здесь Кольский залив, — поправил приятеля Зеча.
— А какая на фиг разница?
— Ровно такая, как между Финским заливом и Балтикой… Ты шенгены себе и сыну выправил?
— Да. Во вторник получил.
— Не затягивайте с отъездом. Сделаем работу, вернемся в Питер, ты — пацана в охапку и к братьям-фашистам. Твою долю я сам переправлю.
Где-то совсем близко от них зашуршали-затрещали кусты, и через несколько секунд на пригорочек выкатилась лохматая псина с большим черным пятном на носу. Пес удивленно уставился на незнакомцев, приветливо помахал хвостом и склонил морду, словно бы ожидая ответного приветствия.
— О, Бобик! Ты чей?
— С базы пришел. Значит, легавый.
Обрадованный появлением хоть какого-то разнообразия, Бугаец принялся заигрывать с псиной, и та, с щенячьего возраста привыкшая доверять людям, охотно взялась подыграть. Зеча наблюдал за нашедшей друг друга парочкой с явным неудовольствием, но пока молчал. Молчал, вплоть до того момента, пока Бугай не полез в сумку за колбасой. С явным намерением закрепить знакомство.
— Не вздумай! А то потом не отвадишь. И вообще — гони его на хрен! А ну пошел! — злобно рявкнул на пса Зеча. — Пшел отсюда!
Вздрогнув, псина отбежала в сторону. Но не ушла совсем, а лишь вопросительно посмотрела на странных людей: подобного рода реакция ей была в диковинку.
— Человеческих слов мы, значит, не понимаем?
Зеча отыскал во мху небольшой камушек и прицельно метнул: жалобно взвизгнув, пес обиженно ретировался. Наверное, побежал на базу жаловаться.
— На хрена ты его камнем-то? — всерьез осерчал Бугай. — Нормальный такой пес, симпатичный. Опять же, тварь божья.
— Не люблю собак.
Зеча прикрыл глаза, и на него тотчас нахлынули видения прошлого. Это снова был он: все тот же, мучающий его много лет, кошмар…
…Проникающий из щелей лунный свет: лишь его рассеивающиеся дрожащие лучики дарят надежду и не позволяют считать темноту кромешной.
Запах нечистот и человеческих испражнений. Земляной утоптанный пол низенькой перекособоченной кошары, в самом центре которой врыт столб. Он поддерживает сгнившие доски крыши.
А еще в него вбита железная скоба, к которой крепится тяжелая, в человеческий палец толщиной четырехметровая цепь. Последнее ее звено крепко перехватывает правую лодыжку Зечи. В данный момент этой самой цепью он, искусанными до мяса руками, на последнем усилии пытается пережать горло отчаянно скулящей, сучащей в агонии лапами здоровенной псине.
Болевой шок настигает одновременно с последним вздохом зверя — сознание покидает Зечу, ступив на дорожки лунных лучиков, и он, почти с блаженством, погружается в небытие. Из которого, окончательно смирившись с неизбежностью смерти, более возвращаться не собирался…
