Светлана Успенская - Большая Сплетня
Хотите меня испытать? Пожалуйста! Дайте мне ответственное задание, и я блестяще выполню его! Сделаю все, что в моих силах, — даже и невозможное. Заключу сногсшибательные контракты с бешеными суммами. Раздобыв важную информацию у конкурентов, я принесу компании миллионную прибыль. Я стану самым перспективным работником конторы, так что меня станут переманивать другие организации, обещая повышенное жалованье и райские условия работы…
Да я… я… я… Чертова Рыбья Кость!
На следующее утро ловлю на себе осторожный взгляд Лиды. Она смотрит на меня с соболезнующим отчаянием, как на больного ребенка. Она все видела.
Она видела, как в девять я курил возле входа (галстук на мне был уже другой, более скромный), — ждал, когда подъедет машина Железной Леди. Ждал долго и безрезультатно, а эта гадина так и не приехала. Может быть, отправилась на переговоры, может, улизнула в командировку по регионам, а может, гуляет в Думе или загорает в правительственных коридорах. А. то и дрыхнет без задних ног по случаю дождливого утра в своей одинокой стародевичьей постели, потому что ей тоже неохота наблюдать мутные потоки воды, струящиеся по полуслепым стеклам, безнадежно зевать от сырости и мечтать о конце рабочего дня.
В итоге из–за дурацкого, бесполезного ожидания я опоздал к началу рабочего дня. Пришел насквозь мокрый, пахнущий из–за влажного костюма сырой шерстью, как гулявший под ливнем спаниель, и нарвался на выговор.
— Ромшин, — произнес Фирозов тихим голосом, продернутым металлической нитью. — Если за два года работы в фирме вы так и не сумели уяснить, что рабочий день у нас начинается в девять ноль–ноль, стоит ли дальше терять время?..
Я униженно поплелся на место.
— Что, автобуса не было? — сочувственно вздохнула Губасова, мерно вздымая щедрую молочную грудь. Хотя прекрасно знает, что на автобусе я не езжу!
— «А ночка бурная была»? — подмигнул Терехин, кивая на сбившийся на сторону галстук и перекошенное бешенством лицо.
Переглянувшись, Таня и Тамара хором фыркнули, демонстрируя превосходство пунктуальных сотрудников. Хотя, кроме пунктуальности, им совершенно нечего предъявить! Попик пожал плечами: мол, с кем не бывает… И только Лида сочувственно промолчала, следя за мной тревожными глазами.
В обеденный перерыв, когда она грела в микроволновке домашний суп из пузатой банки, а я заливал кипятком отвратительно шевелящуюся лапшу, оправдательно промычал:
— Хотел только сказать ей… что она не права! Дело не в галстуке…
Лида пробормотала, низко склоняясь над тарелкой:
— По четвергам она приходит не раньше двенадцати — навещает больную мать в закрытом санатории.
Интересно, откуда она знает?
— Об этом все знают! — пожала отвратительно покатыми плечами Лида. — Но если ты хочешь застать ее один на один… — С опасливой осторожностью оглянулась на дверь. — По понедельникам она бывает в фитнес–клубе. Упражнения, массаж, рекомендации по рациональному питанию…
Откуда она знает?!
— Я ведь живу рядом… Я видела ее там однажды…
Это так просто: подкараулить ее у входа в клуб! Подождать, когда в тихом переулке покажется приплюснутый к асфальту автомобиль, прогулочным шагом пройтись по тротуару. Когда она выйдет из машины, обернуться к ней с приятной улыбкой. Всеми мускулами лица изобразить радостное удивление.
«Эльза Генриховна?»
Раскрыть приветственные объятия. Сердечность, бьющая в глаза, почти родственность.
«Ромшин? — Удивленный взлет выщипанной брови. — Как вы здесь очути…»
«Вообще–то я живу неподалеку…»
Приятельское рукопожатие. Или даже поцелуй!
«Может быть, чашечку кофе в баре? Или в моей гостиной? На моей постели? Надев на ноги мои личные тапочки, большие не по размеру?»
«С удовольствием, но…»
«Никаких «но»!»
Взять ее за шкирку, ухватить цепкими пальцами за горло. Держать ее крепко — чтобы не вырвалась, чтобы не укусила, змеино изогнувшись в руках… Попросить, чтобы… Объяснить, что… Потребовать, наконец…
Нет, бред какой то. Нет. Нет! Нет!!
Заранее вижу: холодный рыбий взгляд глаза в глаза. Нахмуренность припоминающего лба. Мол, где–то я уже встречала этого типа… Кажется, вы из отдела Фирозова, молодой человек? Награда — ледяной кивок, антарктический изгиб губ, презрительное молчание, несгибаемая спина…
А что, если… Пробраться в фитнес–клуб под видом массажиста! Натянуть белый халат, закатать по локоть рукава. Напялить квадратную шапочку, сдвинув ее на самые брови.
Она войдет в дверь — уставшая после физических упражнений, измотанная донельзя…
«Раздевайтесь…» — брошу ей с привычной небрежностью.
Ведь я массажист. Десятки раз в день передо мной раздеваются женщины, и я знаю, с ними нечего церемониться. В конце концов, мне за это платят…
Она стянет с себя пиджак, девственно белую блузку без единой складочки или залома. Скатает колготки на сухих, обметанных бесцветным пухом голенях. Стеснительно завернется в простыню — она делала это сотни раз, она и теперь сделает это, если я прикажу. Немного стесняясь своей желтоватой дряблой кожи, своей сухопарой фигуры — фигуры женщины в возрасте далеко за сорок. Фигуры женщины, которой приходится чаще обнажаться перед массажистом, чем перед любимым мужчиной. Фигуры женщины, давно забывшей о своей соблазнительной привлекательности, фигуры Железной Леди, сухой и жесткой, как рыбья кость.
«Ложитесь на кушетку», — не глядя, брошу ей, намазывая руки кремом. Кажется, массажисты мажут руки кремом? Или соком чилибухи, оставляющим на коже неизлечимые ожоги, несмываемое тавро?
А потом вопьюсь рассерженными ладонями в ее спину, так, что она удивленно застонет, полуобернется, подняв голову, запросит пощады — и увидит знакомое лицо под навесом маскирующей шапочки. Удивленно прошепчет:
«Это вы? Вы из отдела…»
«Да, — покровительственно усмехнусь я. — Это я. А кто же еще? Конечно, я…»
И вновь наброшусь на нее, стараясь сломать Рыбью Кость, выкрутить ей все косточки до единой!
Потом… Ледяная брешь пробита, Железная Леди вся изъедена внутренней кислотой. Преграда высокомерного молчания, которую она воздвигла между нами, безжалостно разрушена. Она вся моя, она вся у меня в руках.
«Как… вы оказались здесь?» — лепечет потрясенно.
Усмешливо молчу, разминая руки. Она передо мной — полуголая, в жалкой, измятой простыне, которую не удается натянуть на все тело. Прикрывает смущенными руками давно опавшую грудь.
Не нужно стесняться, ведь я массажист, Эльза Генриховна, кудесник дамской плоти. Я призван сделать из ваших рыбьих косточек женщину, бушующую пряным желанием, женщину, пригодную для любви. Я должен снять ваш железный панцирь, обнажить податливую, готовую к ласкам кожу.
И вскоре она полностью в моей власти — Железная Леди стала обыкновенной бабенкой из плоти (несвежей, желтоватой, обрюзгшей — никакие массажи не помогут!) и крови (холодной, медленно струящейся в жилах), рыбья кость, засевшая в ее горле, размягчилась и стала совсем податливой.
«Прошу вас никому…»
Насмешливый взгляд в ответ.
«Я понимаю, что была…»
Надменное молчание.
«Если бы я могла…»
— Если бы я могла… — смущенно бормочет надтреснутый из–за недавней простуды голос…
Встряхиваюсь, взглядом только что проснувшегося человека оглядываюсь по сторонам.
— Если бы я могла, я бы скинула килограммов пятнадцать! — мечтательно произносит Губасова, отправляя в рот пончик, густо обсыпанный сахарной пудрой. Сладкая пудра снежит ее полнопомадные губы и часть обсеянной светлым пухом щеки. Подушечки под глазами мерно подскакивают в такт жевательным движениям.
— Скинуть–то можно, — авторитетно заявляет Татьяна, — только потом обязательно обратно наберешь.
Лида заинтересованно прислушивается к разговору, отвернувшись от меня. Хорошо, что она не умеет читать мои мысли. Хорошо, что я не разговариваю вслух…
Еще один вариант — загородный санаторий.
Узнать адрес. Миновать бдительную охрану. В руках — объемистые пакеты бывалого посетителя.
«Вы к кому?»
«К Есенской».
Внимательный взгляд скатывается по списку сверху вниз и успокаивается, гася бдительность: да, есть такая в списке постояльцев…
«Проходите!»
Проскользнуть за ворота. С пакетом фруктов и цветами проникнуть в щебечущий ласковый мир, где старики мирно шаркают по гранитно–крошковым дорожкам, глядя прямо перед собой до бесцветности выцветшими глазами.
«Есенская?» — спросить у медсестры.
Неопределенный взмах в сторону притененной ясенями аллеи.
Старушка в ситцевом халате крючковатой палкой вычерчивает замысловатые фигуры на песке. Оглушительно поют птицы, гася бешеный стук взволнованного сердца.
«Разрешите присесть?»
