Инна Бачинская - Две половинки райского яблока
– Ты такая красивая, – произносит вдруг Жора, поворачиваясь ко мне и целуя в висок. – И умная. Я таких не встречал… В тебе гармония и мягкость… Как же я мог без тебя столько времени?
В голосе его море нежности. Как герой фильма, даун, Жора говорит и говорит, лаская и обволакивая меня словами…
Шеба смотрит на меня синим взглядом и, кажется, вздыхает. Анчутка примостился рядом с ней на полочке. Таращит зеленые глазищи, потом зевает, показывая острые клычки и розовую пасть. «Вы и ваша любовь! – словно говорит он. – Не понимаю, зачем усложнять себе жизнь!»
* * *Суббота. Жизнь продолжается, труба зовет, куча дел впереди. Большая куча. Во-первых, вынести мусор и принести со двора песок. Анчутка получает обыкновенный песок из детской песочницы, а не ароматизированный гранулированный песок для богатых котов из аристократических семейств. Се ля ви, а также каждому свое. Потом нужно приготовить обед… хоть раз в неделю. Анчутке, кроме молока, нужно горячее, вернее, теплое – суп или каша. Он ведь растет. И витамины. Потом нужно достать и пересмотреть зимние вещи, спрятать летние, накраситься для самоутверждения, позвонить Танечке Сидоровой и вытащить ее куда-нибудь погулять. Вон день какой! Солнце, синие небеса… Можно побродить по парку, пошуршать листьями. Поговорить за жизнь… поплакаться на широкой Танечкиной груди в ее с готовностью подставленную уютную жилетку. Дел – непочатый край!
Проходит еще полчаса. Я не двинулась с места – продолжаю лежать в постели, бессмысленно глядя в окно. Звонок в дверь заставляет меня вздрогнуть и испуганно замереть. Кто? Сейчас никто не ходит в гости без телефонного предупреждения. Я лихорадочно решаю, что делать. Притвориться, что никого нет дома? Звонок повторяется. Человек за дверью терпеливо ждет, что ему откроют, и не уходит. Проходит долгая минута. Снова звонок. Противный, тонкий, скрежещущий, как ножом по стеклу. Допотопный, родительский еще механизм. Сколько раз я давала себе слово купить новый, нежный и мелодичный… Опять звонят! Ну что ты будешь делать! Человек за дверью, как герой анекдота, не понимает намеков и намерен ждать, пока ему не откроют. Я сползаю с кровати, набрасываю халат, на цыпочках иду в прихожую. Заглядываю в глазок и вижу парня в спортивном костюме, который смотрит на меня с той стороны. Лицо его кажется мне смутно знакомым. Хотя, с другой стороны, все молодые, румяные и нахальные физиономии похожи друг на друга. Правда, парень не выглядит нахальным. Уловив шевеление в квартире, он произносит:
– Извините, пожалуйста, я ваш сосед из двадцатой, мы вместе выбрасываем мусор… Откройте, пожалуйста!
Интересно, зачем, думаю я. Кажется, мы действительно сталкивались раз или два у мусоропровода. Хотя полной уверенности на сей счет у меня нет. Романтичными подобные отношения вряд ли назовешь, и уж, разумеется, это не повод, чтобы ни свет ни заря – еще и десяти нет – ломиться в дверь к незнакомому человеку. К незнакомой женщине. Голос у него, нельзя не признать, довольно приятный.
– Пожалуйста, – слышу я с площадки. – Я захлопнул дверь!
Захлопнул дверь? И теперь собирается лезть через мой балкон к себе? И непременно сорваться, как сорвался пьяница из соседнего подъезда четыре года назад? Весь дом тогда просто трясло от слухов и домыслов – выкинули его дружки, или он выбросился сам после ссоры с любимой женщиной в приступе белой горячки?
Я все-таки открываю дверь. Не могу я бросить человека на произвол судьбы. Он так стремительно влетает в прихожую, словно боится, что я передумаю. Останавливается, глядя на меня.
– Доброе утро, – говорит он. – Еще раз извините.
От его спортивного костюма пахнет холодом и улицей, кроссовки снежно-белые, на щеках яркий румянец, в глазах ни малейшего намека на вину, а только любопытство. Видимо, бегал. Из тех правильных парней, которые ведут здоровый образ жизни. Он мне не нравится. Чувство это усугубляется осознанием того, что я стою перед ним в тесной прихожей, в халате и тапочках, неумытая, растрепанная, кислая.
– Чем могу помочь? – спрашиваю сухо. – Хотите лезть через балкон?
– Через балкон? – удивляется он. – Моя квартира на другой стороне дома!
Он смотрит на меня как на идиотку. Немая сцена. Ну и пошел бы к кому-нибудь поближе… к той стороне дома! Если не балкон – что тогда?
– Мне нужны какие-нибудь инструменты, чтобы открыть дверь, – объясняет он.
– Отмычки? – спрашиваю я иронически.
– А есть? – радуется он.
Я, не ответив, иду в кухню. Выдвигаю нижний ящик шкафчика, где лежит всякий хлам, вроде мотков шпагата и проволоки, напильника, старых ключей, использованных электрических батареек, молотка и щипцов-гвоздодеров. Парень, присев на корточки, копается в этом добре, рассчитывая найти жемчужное зерно. Я стою у него над душой, сверля взглядом между лопатками, сложив руки на груди – поза, свидетельствующая об отсутствии симпатии и понимания. Он, наконец, находит какие-то металлические штуки, которые, как ему кажется, помогут открыть дверь. Смотрит на меня снизу вверх. На физиономии ухмылка. Глаза голубые и, кажется, все-таки нахальные. Тут появляется Анчутка, страшненький, на кривых коротких ножках – даже неудобно за него. Усаживается на пол напротив спортсмена. Семья каких-то уродов, думаю я самокритично.
– Фелис катус, – говорит он и протягивает руку к котенку. – Люпус негрус. – Анчутка обнюхивает его руку, вытягивая шею, и издает вопль, от которого звякают подвески на кухонной люстре. – Однако! – удивляется спортсмен. – Славный малыш, – говорит он мне. – Очень редкая порода в наших широтах. Откуда такое чудо?
– Подарили друзья, – отвечаю я. «Фелис катус» – кот на латыни, это я еще помню. «Люпус негрус» – «черный волк»? Это что, порода такая? Я смотрю на котенка – и это волк? Не смешите меня! А откуда моему соседу известно, как будет «кот» на латыни, и… вообще?
Анчутка повторяет свой любимый фортель – вдруг вспрыгивает гостю на колени, оттуда взбирается на плечо и тычется носом в щеку. И выдает оглушительное мурлыканье. Спортсмен смеется и говорит:
– Кстати, я не представился. Владимир Маркелов из двадцатой квартиры.
– Наталья Васильевна, – отвечаю я сдержанно.
– Очень приятно, – говорит он и осторожно снимает Анчутку с плеча. Поднимается, говорит «спасибо» и выходит из кухни. – Инструменты верну, как только открою дверь, – добавляет уже с порога. Еще раз повторяет: – Спасибо, – и исчезает. Дверь за ним захлопывается, и я остаюсь одна. Вернее, с Анчуткой, который тоже вышел проводить гостя.
Разумеется, я сразу же подхожу к зеркалу, чтобы взглянуть на себя его глазами. Да… вид на Мадрид.
– Ты все слышала? – спрашиваю у Шебы. Она едва заметно кивает и щурит глаза. – Ну и… что бы это значило?
Она пожимает плечами – сосед как сосед. Ровным счетом ничего не значит. Никаких тайн. Бегает по утрам, в то время как некоторые – не будем показывать пальцем – валяются в постели. И глаза голубые. Мне всегда нравились мужчины с голубыми глазами, говорит она мечтательно. Серые лучше, не соглашаюсь я. Стальные серые глаза, как у… Жоры. Мужественный взгляд, сильный характер. А голубые… даже не знаю. Голубые все-таки лучше, настаивает Шеба…
Ты бы привела себя в порядок, говорит она через минуту. Он придет вернуть инструменты, а ты все еще в халате. И накрась губы. Запомни правило номер один для каждой женщины: никогда не принимай гостей с ненакрашенными губами. Даже мусор выноси накрасившись. Поняла? Я только хмыкнула – в наше время это необязательно. Глупости, сказала Шеба. Это всегда обязательно. И не вздумай надеть джинсы, слышишь? У тебя есть приличные чулки? «Такие, как у тебя?» – ехидничаю я. Хотя бы и такие, все лучше, парирует она. Чулки подстегивают воображение мужчины. Или что там у вас… колготки! И никаких тапочек. Хорошенькие туфельки… те, замшевые, на каблучке. Зачем мне подстегивать его воображение, защищаюсь я. Он мне даже не нравится! Потому что такая твоя женская планида, говорит Шеба, теряя терпение. До чего же вы все убогие, честное слово! На всякий случай.
Через час примерно раздался звонок в дверь. Не спрашивая, кто, я открыла. Владимир Маркелов стоял на пороге в красивом оранжевом свитере и джинсах. У ног его, задрав хвост, сидел здоровенный рыжий котище с неприветливой самурайской рожей. На толстой шее его виднелся широкий собачий ошейник с металлическими заклепками. «Вот, принес инструменты», – сказал Владимир и, не дожидаясь приглашения, двинул в кухню. Рыжий котище шмыгнул у него между ног и исчез в гостиной. Я зацокала каблуками вслед гостю, чувствуя себя по-дурацки в узкой черной юбке и обтягивающем свитерке цвета лесного мха. Еще подумает, что я вырядилась так ради него. И незачем было тащить сюда своего кота.
Из гостиной вдруг послышался знакомый пронзительный вопль, после чего утробное мяуканье, звуки прыжков и падения на пол каких-то стеклянных предметов. Я бросилась в комнату. Посередине, почти упираясь лбами, стояли Анчутка и рыжий котище. Анчутка, раздутый, как шар, был много ниже, и рыжему пришлось нагнуться. На полу валялись подушки с дивана и разбитая хрустальная ваза, бабушкина, столетняя. Настоящий хрусталь, а не современная штамповка.
