Христиан Шюнеманн - Парикмахер
Беа была чуть выше комиссарши, может благодаря каблукам, и на пару лет моложе. Ей недавно стукнуло сорок три. Длинная черная юбка подчеркивала ее круглые бедра. Анетта Глазер, в отличие от нее, носила свободную рубашку поверх джинсов.
- Что это? - Комиссарша показала на черный лакированный столик, на котором Беа смешивала краски. Многие посетители принимают его за кофе-бар, потому что он стоит в углу.
- Я пришлю вам кофе и вернусь через двадцать минут, - сказал я, как всегда умолчав, что у нас предлагается лишь посредственный, фильтрованный кофе, иначе клиенты постоянно требуют добавки. Разумеется, я никогда не произношу вслух то, что иногда думаю: извините, но у нас парикмахерская, а не кофейня. Беа усадила комиссаршу на диван возле пачки роскошных, суперглянцевых гламурных журналов.
Двадцать минут спустя я разделался со стрижкой, сам провел за нее через кассу семьдесят пять евро и записал Теадору на следующий раз. Она заковыляла к выходу под мои пожелания здоровья связкам и близнецам. Таксист вылез из машины и помог Теадоре втиснуть туда ее огромный живот. Я вернулся в салон.
Анетта Глазер стояла перед зеркалом рядом с Беатой, все еще смешивавшей краски.
- Александра постоянно находилась в поиске, - вещала Беа, - но при этом проявляла скепсис. Вы, фрау Глазер, Весы, поэтому намного больше тяготеете к гармонии, и я вполне могу себе представить, что гармония может служить для вас достаточной мотивацией в жизни. Вам не кажется?
Не успела комиссарша ответить, как я подал ей знак, что теперь свободен. За это время она не притронулась ни к кофе, ни к журналам.
- Пройдемте в мой кабинет, там прохладней.
В холле она остановилась перед головой в парике, укрепленной на железной палке. Голова бесстрастно взирала на фрау Глазер. Мои стилисты используют свободные минуты, чтобы тренироваться и оттачивать свои навыки. Я это ценю и поощряю их честолюбие. Самый способный среди них Деннис. Два года назад я сделал его топ-стилистом. Клиенты, которые стригутся у него, платят больше, чем клиенты других мастеров (кроме моих, разумеется). Впрочем, Керстин тоже быстро совершенствуется. Особенно в холодной завивке, модной линии на грядущую осень.
Мы прошли через дворик к лестнице, ведущей в полуподвал, в мой кабинет.
- Там наверху я живу. - Я показал на балкон второго этажа. Левкои окончательно ожили, их тяжелые цветки свисали через перила. На третьем этаже сидел старик Хофман между своих глициний и роз. Я помахал ему рукой. Комиссарша достала мобильный.
- Давайте я пойду впереди, - предложил я. - Там внизу кроме моего кабинета находятся и учебные классы.
- Торстен? Я все еще у парикмахера. Нет, у которого стриглась Каспари. Да. Где-то через час. Пока. - Комиссарша энергично надавила на кнопку. - Извините, пожалуйста. Так, говорите, учебные классы?
- Да. Там, вдоль стены. Приблизительно шесть раз в году мы устраиваем семинары, показываем новые тенденции в моде, новые прически и демонстрируем различные приемы стрижки. Пожалуйста, присаживайтесь.
В комнате для переговоров, где вокруг длинного стола стояли двенадцать стульев, я подвинул к комиссарше кресло-качалку, с которого ей была видна терраса с зелеными растениями. Солнечные лучи попадают на эту террасу лишь в разгар лета.
- Сейчас Деннис принесет нам что-нибудь прохладное.
Анетта Глазер лишь махнула рукой и закрыла глаза. Этикетки на флаконах моей серии по уходу за волосами издалека почти не читались. На автоответчике мигали четыре новых сообщения, в факсе лежала карточка дневного меню «Оранги», что на Кленцештрассе, и приглашение на сегодняшний вечер. На вернисаж одной фотожурналистки. Вероятно, туда явится множество коллег Александры и, пользуясь случаем, все станут обсуждать жуткое происшествие.
- Вы уроженец Мюнхена?
Я сел спиной к террасе.
- Нет, я из Цюриха.
- Интересно. Как-то незаметно. Я имею в виду ваш выговор. Совсем не чувствуется диалекта. - Комиссарша повесила на спинку кресла свою пухлую сумочку на длинном ремне. - Вы и там работали парикмахером?
- Я уехал из Швейцарии двадцать с лишним лет назад. Если быть точнее, то за год до окончания школы. А со своим «диалектом» я специально боролся. Мои родители хотели, чтобы я встал во главе фабрики одежды, которой после смерти отца управляет моя мать. Вечерние платья, эксклюзивные фасоны, все очень дорогое. Но мне хотелось непременно стать парикмахером. С самого детства. Но какое отношение это имеет к Александре Каспари?
- Рассказывайте дальше.
- Я поехал в Лондон, на учебу к Видалу Сэссону, уперся рогом и отказался уходить до тех пор, пока мне не дадут возможность доказать, что у меня есть талант. Через час меня приняли на работу. Это было счастье.
- Видал Сэссон? Слышала о таком. Когда же вы приехали в Мюнхен?
- Почти десять лет я разъезжал по Европе от фирмы «Сэссон», в качестве шеф-стилиста - показывал парикмахерам нашу технику стрижки. В Лондоне у меня была лишь одна комната, так называемый «бедситтер», когда вместе спальня и гостиная. Знаете такие? Затем обосновался в Мюнхене. Восемь лет назад. Тут живет моя сестра с мужем и детьми. Вам в самом деле это интересно?
- Я любопытна, этого требует моя профессия.
- Мне тоже всегда любопытно узнавать что-то новое о своих клиентах.
- А кто учится на ваших семинарах? Парикмахеры из Мюнхена?
- В основном из Гамбурга и Берлина, из Мюнхена чуть меньше.
- Но ваши клиенты - в основном жители Мюнхена?
- Да, многие. Но некоторые приезжают и из других мест. Самый дальний клиент, кажется, из Москвы.
- Фрау Зимм, то есть Беа, сказала, что ваш салон посещают многие журналисты.
- И они тоже. Александра Каспари была лишь одной из них.
Анетта Глазер наклонилась и положила перед собой блокнот.
- Вы давно ее знали? С какого времени?
Я подумал.
- С тех пор как она стала вести раздел косметики в своем журнале. То есть лет шесть.
- Вы хорошо ее знали?
- Трудно сказать. Впрочем, довольно хорошо.
- Вы были друзьями?
- Это слишком сильно сказано. В первую очередь я ее парикмахер. Верней, был им. Ее смерть до сих пор не укладывается у меня в голове.
- Она вам доверяла? Делилась с вами своими секретами?
- Она знала, что я умею их хранить.
- В самом деле?
- Если бы не умел, у меня тут очень скоро не осталось бы ни одного клиента.
Анетта Глазер кивнула.
- Фрау Каспари была у вас в среду вечером?
- Откуда вы знаете?
- Видела запись в вашей тетради.
- Все произошло очень быстро. Она позвонила, и я записал ее на тот же вечер, на восемнадцать часов.
Дверь открылась. Вошел Деннис, что-то пробормотал и поставил на стол поднос. На подносе был чайник с травяным чаем, графин воды и вазочка с кубиками льда и ломтиками лимона.
- Это означает, что вы оказались одним из последних, если не последним, кто видел фрау Каспари живой, - сказала комиссарша.
До сих пор это вообще не приходило мне в голову. Значит, теперь я превратился в особенно важного свидетеля? Или сам попал под подозрение? Может, это уже допрос? И мне требуется адвокат? А как же место преступления?
- Вам не бросилось в глаза что-либо странное в Александре Каспари? - спросила комиссарша.
- Она была усталая и дерганая. У нее довольно большие проблемы на работе и в личной жизни.
- Может, она как-то намекала, что ей угрожают?
- Нет, наоборот. Она собиралась ехать в отпуск. Кай должен был отправиться на это время к отцу в Берлин.
- С кем она собиралась ехать?
- Понятия не имею. С кем-то новым. - Я налил в оба стакана чаю до половины и подвинул комиссарше лед и лимон. - Хотите?
- Благодарю, с удовольствием. У фрау Каспари было много знакомых мужчин?
- Она рассказывала мне явно не обо всех. Но вы скажите, пожалуйста, как умерла Александра.
- Ей проломили череп. Острым предметом.
Я попытался представить, как кто-то бьет Александру острым предметом по голове. По той самой голове, которую я незадолго до этого массировал и причесывал. Что за ненависть и сила стояли за тем ударом?
- Господин Принц, я ценю ваш такт, но все-таки что вы знаете про личную жизнь Александры Каспари?
- У нее сын, Кай. Он был ей очень дорог. Во время нашего последнего разговора… - Дальше я не мог говорить. Внезапно мне стало плохо. Пришлось встать и выйти на свежий воздух. На террасе я прислонился к стене и глубоко вздохнул несколько раз. Александра. Надеюсь, ей не пришлось страдать.
- Господин Принц?
Я не обращал внимания на комиссаршу.
- Вам плохо?
- Нет, ничего. - Я снова вернулся в кабинет, сел за стол и уронил голову на руки.
- Повторяю вопрос. Что вы знаете про личную жизнь Александры Каспари?
- У нее были сложные отношения с мужем, отцом Кая. По сути, даже очень напряженные. Они совершенно не находили общего языка. Александра называла его еще и плохим отцом.
- Почему?
- С одной стороны, она считала его слишком строгим, с другой, ненадежным. Кроме того, жаловалась на его скупость. Якобы он оплачивал всегда лишь самое необходимое. Вы уже с ним беседовали?
