Наталья Андреева - Сезон дикой охоты
— Значит, вы хозяин этого дома?
— Да. Я.
Старший лейтенант тщательно принюхивается:
— Пили.
— Ну, было.
— Отчего начался пожар?
— Я это… того… Затопил печь, выпил и уснул. — Он пытается выставить себя туповатым деревенским мужиком, любителем спиртного.
— А вы не знаете, что нельзя, затопив печь, тем более, в таком старом доме, без чувств на постель валиться? Помереть, однако, можно? А?
— Ну, выпил, ну, уснул, — мнется Арсений.
— Кто в подполе?
— А я почем знаю?
— Как это вы не знаете? Ваш дом!
— Да мало ли, кто мог в него влезть! Я что, здесь круглый год живу? У соседей спросите.
— У соседей мы спросим обязательно.
Судмедэксперт зовет оперативника. Они втроем, вместе со следователем, о чем-то негромко разговаривают. В это время возле Арсения стоят двое других оперов и местный участковый. Боятся, как бы не сбежал, что ли? Арсений заметно нервничает, переминается с ноги на ногу. Что они там копаются?
Наконец следователь и старший лейтенант подходят к Арсению. У лейтенанта в газете что-то завернуто.
— Гражданин Митрофанов? — Следователь роется в папке, достает лист бумаги.
— Да. Я.
— Имя, отчество, год рождения, где прописаны?
— А, собственно…
— Очень вас попрошу отвечать на заданные вопросы.
Арсений перечисляет свои анкетные данные. Записав все это, следователь кивает старшему лейтенанту:
— Вася, давай.
Тот разворачивает газету.
— Вы узнаете эти вещи? — спрашивает следователь.
Арсений тупо смотрит на цепочку с крестиком обручальное кольцо.
— Нет.
— А это?
Еще одно колечко, перстенек с зеленым камушком. У него что-то всплывает в голове. Шкатулка, седенькая интеллигентная старушка… Алиса в свадебном платье…
— Кажется, это… Нет!
— Вещи вашей жены, так?
— Но откуда они здесь…
— Оказались? Эти вещи были на трупе. Так значит, в подполе ваша жена. Так, гражданин Митрофанов?
— Нет!
— А где ваша жена?
— Моя жена… Алиса, она дома.
— Вы в этом уверены?
— А где же ей быть, черт возьми?!
— Звоните.
Следователь протягивает Арсению мобильник. Тот дрожащими руками пытается набрать номер домашнего телефона. Пальцы то и дело попадают не на те кнопки. Арсений громко ругается.
— Вам помочь? — участливо спрашивает следователь.
— Нет!
Наконец Арсений справляется с телефоном. Долгие гудки. Он ждет, следователь тоже терпеливо ждет. Вот сейчас в трубке раздастся голос Алисы. Вот сейчас. Никогда еще Арсений так не мечтал услышать голос жены! Разве что в первый месяц после свадьбы. Главное, чтобы они этого не поняли.
— Ну что? — интересуется следователь.
— Может, в гости пошла?
— Куда?
— К подруге. У нее есть лучшая подруга Регина.
— Звоните.
— Да откуда я помню ее номер?!
— Что, никогда не искали свою жену у подруги? Не было повода?
— Я устал. У меня дом только что сгорел, вы что, не видите?
— Надо еще будет выяснить, отчего он сгорел.
— Что-что?
— Вас придется задержать, гражданин Митрофаноа Пока на трое суток. Но я уверен, что как только этот срок истечет, вам будет предъявлено обвинение.
— Обвинение в чем?
— В том, что вы, гражданин Митрофанов, убили свою жену.
— Я убил… Да неправда это! Неправда!!!
Птичий двор
Из показаний жителей деревни Большие Выселки:
«… — Жили они плохо. Только приедут, и первым делом давай ругаться. Дом на отшибе, и то бывало, что на всю деревню слыхать. Большего всего «дура» да «убью». Это, значит, Арсений, Варькин внук. Варвара-то под старость из ума стала выживать. Взяла, да и оформила дом, значит, на внука, а землю — на Алиску. Сеньке, значит, назло. Он, понятное дело, усадьбу продать хотел. И больше в деревне не объявляться.
— Что так?
— Дак со всеми ж переругался! Тот у него куркуль, эта жмотиха. А сами квартиру в Москве сдают, деньги лопатой огребают. Кто, спрашивается, куркуль? Злой он, будто зверь дикий, Сенька-то. Алиска дом продавать не хотела. Вот они и брехали изо дня в день. Видать, из-за дома.
— Получается, что Арсений Митрофанов постоянно угрожал жене, так?
— Так.
— Он сильно пил?
— Ну, не сказать, чтоб шибко. Как все.
— А как все пьют?
— Ну, вы спросите тоже, гражданин следователь! Опосля работы рюмочку-другую принять — это святое. А уж по выходным можно и бутылку-другую оприходовать. Одно скажу: как Сенька выпьет, так становится просто бешеный.
Они вчера приехали вместе?
— Вроде бы поврозь. Ее я не видал, брехать не буду, видал только, что Сенька бросил машину на дороге, шел к дому своему один, пехом, и в руках что-то тащил.
— Что тащил?
— Дак далеко ж было, гражданин следователь! Где мой дом, а где его!»
«… -…канистру с бензином.
— Так. Вы уверены, что в руках у Арсения Митрофанова была канистра с бензином?
— Да. Уверен. Конечно, в ней мог быть и не бензин, а, допустим, вода. Но это вряд ли. Зачем ему привозить с собой воду, когда рядом с домом колодец?
— Логично. Ну, а хозяйку вы видели?
— Алису? Нет, не видел. Я был на огороде, вышел к колодцу за водой и увидел Арсения. Он как раз подходил к своему дому…»
«… — Милай, дак она ж раньше приехала! На лектричке.
— Вы уверены?
— Я ж напротив живу! У меня, милай, давление, не больно-то на огороде расстараешься, да и вязать врачи запрещают. Вот и сижу целыми днями у окошечка, все сына высматриваю. Да за деревенскими наблюдаю. Все про всех знаю: кто куда пошел, кто с кем Дружбу водит.
— Значит, вы видели, как Алиса Владиславовна приехала на электричке?
— Алиска-то? Как же, видала. Бывают и у богатеев свои причуды.
— А с чего вы взяли, что они богатеи? Дом старый, машина не иномарка.
— Дак они ж квартиру в Москве сдают! Все знают. Не пито, не едено, а бешеные тыщи огребают!
— Когда она приехала?
— Дак часиков этак в пять.
— В пять?
— Может, и попозжее. Приехала, головой покрутила — и в дом. Затаилась, как мышь.
— Почему же затаилась?
— Дак кто приезжает, первым делом в огород. Али печь затопляют.
— В такую жару?
— Дак, милай, газ-то никак не проведут! Бывает, и на печке готовят. Лектричество-то, оно нынче дорогое, а дрова за порогом растут.
— Может, она затопила печь?
— Милай, дымка-то над крышей не было! Я ж не слепая! Прошло, может, полчасика, может, поболе, и подъезжает к дому красивая машина.
— Машина? Какая машина?
— Вот чего не знаю, милай, того не знаю. Иномарка. Говорю же: красивая, голубая. Чисто небо. Выходит из нее баба. Молодая, вся из себя интересная, очки на ей черные, сама черная, куртка красная. Видать, что богатая. Выходит — и прямиком в дом, к Алиске, значит. И сызнова тишина.
— Долго женщина там была?
— Может, с полчасика, может, и поболе. Я, милай, на часы-то не больно смотрю. День прошел, и слава богу. Мне торопиться некуда. На тот свет всегда успею.
— Ладно, бабуля, помирать-то! Глаз у вас зоркий. Значит, к Алисе Владиславовне приехала богатая черноволосая женщина в красной куртке? Приехала на голубой иномарке, пробыла в доме полчаса и после этого уехала. Так?
— Уехала. Ко мне соседка на минутку забежала, постояли мы поболтали с полчасика, может, и поболе.
— Где постояли?
— Да на огороде на моем! Потом Верка вспомнила, что борщ поставила варить, да я ее до калитки и проводила. Глядим — в голубой машине сызнова черноволосая баба. В красной куртке. Уже отъезжает.
— А хозяйка после этого из дома выходила?
— Вот чего не видала, милай, того не видала. Пошла я на дальний огород, кабачки глянуть, что сноха посадила, обратно вернулась, глядь — Сенька от шоссе топает. В руках канистра. Машину свою на шоссе зачем-то бросил. Ну, думаю, сейчас будет у них! Если порознь приехали, значит, сызнова побрехали. Жди таперича дым коромыслом!
— Вы слышали, как они ругались?
— Дак Верка ж борщ выключила и сызнова ко мне вернулась. Кабачки-то мои не взошли. Ни один, ты подумай только! А Верка пару огурчиков принесла, что выращивает в парнике с апреля месяца.
— Свежие огурцы в начале июня? Подумать только!
— Да какие свежие! Рассаду, милай. Пошли мы с ей эти огурцы в гряду повтыкать. Потому ничего не слыхала, ничего не знаю. Врать не буду.
— Долго вы их втыкали?
— Может, полчасика, а может, и поболе.
— Два огурца?
— Дак Марьяна приехала, соседка моя, что слева. Цельную зиму не виделись. Слышим с Веркой, как кто-то кричит через забор. Ну, мы и постояли маленько с Марьяной.
— Понятно. А у Митрофановых дальше что было?
— А ничего не было. Дальше, милай, был пожар. Может часок прошел, может, и поболе, как Сенька npиехал. И загорелось у них.
