Анна и Сергей Литвиновы - Исповедь черного человека
Вилен, заодно уж, и второй девушке, Гале, — брюнетке, показавшейся ему твердой, своеобразной и мужественной, — оценки поставил просто из интереса и чтобы ей обидно не было. Насчет возможной «П» она получила твердую тройку. Женитьба на ней тоже никакими премиальными не светила (единица), а вот закрутить с ней любовь по правилам, с ухаживаниями и букетами, ему почему-то вдруг показалось интересным. Отчего-то представилось приятным пройтись с Галей по бульвару, по парку, поговорить о том о сем. Отчего-то показалось, что ему с ней будет интересно. Он и поставил ей в рубрике «Л» четыре с плюсом — ну, или пятерку с минусом, что, как считал, одно и то же.
Вилен, конечно, не знал и знать не мог, что в другом поезде, идущем тем же маршрутом — на Тюмень — Челябинск — Москву, — девчонки, которых он только что вписывал в клетки своей заветной таблицы, говорят о нем.
— Да что ты, Галка! — с жаром убеждала подругу Жанна. — Нисколько я в него не влюбилась, и не нравится он мне совсем! Просто он, этот парень, Вилен, он ведь меня в каком-то смысле спас, так ведь? Он, как рыцарь, подвиг совершил во славу прекрасной дамы, да? А дама — это в данной ситуации я. И сеньора должна же своего рыцаря вознаградить — перчатку там подарить с руки или цветок. Ну, у меня перчатки или цветка для него как-то не случилось — пришлось пожаловать ему поцелуй.
— И как он целуется?
— Брось, Галка! Какая разница, как он целуется? Я никогда больше, слышишь, никогда не собираюсь с ним целоваться. Еще чего! Да мы и не встретимся с ним больше ни разу. Никогда в жизни!
— Ох-хо-хо, Жанка, зарекалася бабка во двор не ходить!
* * *Пользуясь авторской волей наподобие демиурга посещать, по собственному произволу, своих героев и подмечать в них легкие, порой едва уловимые движения души и мысли, перенесемся теперь к другому пассажиру товарняка Бийск — Москва. И с интересом отметим, что в тот же самый момент еще один человек думал о девушках, что уносились впереди них в плацкартном вагоне по направлению к столице. Владик устроился на нижних нарах, завернулся в собственную телогрейку и погрузился в блаженную дрему: испытания и тяжкая работа позади, впереди его ждет ставшая привычной Москва, и можно помечтать. Например, о будущей работе: большой светлый конструкторский зал, он в белом халате, пиджаке с галстуком… И вот он говорит, а все его внимательно слушают: «Компоновка изделия номер пять меня не удовлетворяет, надо еще поработать, товарищи»… И тут же почему-то находятся две девчонки со станции Бийск, Жанна и Галя, они тоже в строгих белых халатах и заглядывают ему в рот… А потом выясняется, что изделие, о котором он говорит, это тот самый спутник, про который сегодня сообщали по радио, и он нарисован на чертеже, прикнопленном на кульмане: острая ракета, забавные крылышки. А чертеж вдруг становится из черно-белого цветным, красненьким, вспархивает с ватмана и взлетает под самый потолок огромного зала, и все начинают аплодировать, и девушки, Жанна и Галя, обе бросаются и наперебой целуют его… Он спит и понимает, что спит и ему это снится…
Владислав отчасти воспринимал жизнь словно последовательность испытаний — разной природы и различной степени сложности, — через которые требовалось пройти. По мере того как он их проходил, судьба расплачивалась с ним различными наградами — а если он жизненный экзамен вдруг, к примеру, заваливал, выдумывала ему наказание. Так было с поступлением в институт — он выдержал проверку на «хорошо» и «отлично», а в качестве приза получил столичный вуз и всю Москву вместе с ее театрами, библиотеками, девушками и другими искусами. Так и теперь — он выдержал два месяца физической работы на целине, и ни ему самому, ни тем более его товарищам не в чем упрекнуть его. Он даже заработал немного денег (вот и приз!), но, главное, с чувством исполненного долга может теперь отсыпаться на нижних нарах товарняка Бийск — Москва. Ну, и не только отсыпаться, но и мечтать, конечно. О новых поверках судьбы (если выражаться высоким штилем), которые ему еще предстоят впереди и через которые он с честью пройдет. И сейчас его манила мечта о чистом, красивом конструкторском бюро, в котором он — в компании таких же, как он, парней и мужчин, увлеченных своим делом, — будет проектировать или конструировать что-то Очень Важное — новый сверхзвуковой самолет, например, или ракету. И даже не имело особого значения, где будет находиться это чистое, красивое конструкторское бюро: в Москве, а может быть, в Академгородке в Сибири или в секретном военном городке. В столице, конечно, предпочтительней — но решающего значения место его будущей прописки не имело. Как не играл даже особой роли вопрос, сколько — то есть какую зарплату он будет получать за свой труд. У всех молодых инженеров, проектантов или конструкторов, ракеты они делают или мясорубки, заработок после окончания вуза был примерно одинаковый — около тысячи рублей [1]. Конечно, те, кто занимается ракетами или самолетами, вестимо, имеют — в отличие от проектантов мясорубок — надбавки: за вредность, секретность и прочее. А если надеть погоны, то оклад еще как минимум в два раза увеличится! Но, видит бог, совсем не деньги все определяли. Просто не хотел Владислав проектировать мясорубки — хотя признавал громадное их народнохозяйственное значение.
Его тяга к небу была, правда, исключительно книжной. Он не строил планеры, не занимался в авиамодельном кружке, не посещал аэроклуб — да и не было в Энске, откуда он родом, ни того, ни другого, ни третьего. Зато Владик знал имена и биографии всех летчиков, спасавших челюскинцев, проштудировал книжку Перельмана «Межпланетные путешествия» и даже пытался читать труды Циолковского. А в вузе пошел в кружок высотных полетов, или стратосферный кружок — так называли, чтобы всуе и для маскировки не употреблять слово «космос», — секцию, где занимались полетами космическими. И они втроем, с Радькой и Слоном, даже сделали курсовую работу под названием «Основные принципы построения аппарата для пилотируемого заатмосферного полета». Ругались между собой по-страшному, чуть не разбежались навсегда — однако курсовик все-таки доделали, защитили и получили все трое «отлично».
Придумывать, а потом создавать то, чего никогда не было прежде, что-то совершенно новое, казалось для Владика чрезвычайно увлекательным. Новый аппарат! Да еще для космоса! Это вам не мясорубка!
И теперь Владик возвращался в Москву в предвкушении. Аж под ложечкой подсасывало. Словно он свидание с девушкой предвкушал. Однако на сей раз чувство было связано не с девчонкой, а с будущим делом. С работой.
* * *И предчувствия его не обманули.
Едва они приехали, снова заселились в свою мансарду и появились в институте, у доски расписания и приказов их нашла секретарша из деканата.
— Рыжов! Иноземцев! — крикнула она недовольным тоном. — Срочно в деканат! Для вас там телефонограмма пришла!<
Телефонограмма?! Ни разу в жизни ни Радию, ни Владиславу сроду никто не направлял никаких телефонограмм. Телеграммы — были, родители слали, и порой они, студиозусы, подавали ответы: СДАЛ ФИЗИКУ ОТЛИЧНО ВЫЕЗЖАЮ КАНИКУЛЫ ДВАДЦАТОГО ВЛАДИСЛАВ. А вот телефонограммы! Телефонограммы были из совсем другой, не студенческой, жизни. Они принадлежали миру кино, книг, миру больших начальников, ученых и специалистов. Никто из парней не знал и не догадывался, что довольно скоро в их повседневный обиход войдут и телефонограммы, и совсем не известные им (как и большинству населения Союза) ВЧ-граммы.
— А мне, Евдокия Серафимовна? — переспросил стоявший рядом Слон. В его голосе прозвучала нотка зависти к товарищам (но и, на всякий случай, обволакивающие интонации по отношению к женщине-секретарю). — Мне что-нибудь прислали?
— А тебе, Кудимов, нет ничего.
Сопровождаемые Евдокией, они, все трое, и Вилен за компанию, отправились в деканат. Телефонограмм оказалось две, по одной на каждого: обе как под копирку написанные, только фамилии получателей разные и время… Для Владислава: «Владиславу Иноземцеву явиться на кафедру завтра, одиннадцатого октября, в 15:00». Для Радия — все то же самое, только время значилось другое: 15:30.
— А кто передал? И зачем явиться? Для чего? — наперебой забросали они секретаршу вопросами. Несмотря на полное непонимание — а зачем их, собственно, вызывают, — и Радька, и Владик почувствовали воодушевление. Из-за гадости телефонограмму посылать не будут. В случае какой-то бузы присылают обычно повестку.
Слон тоже стоял тут, рядом, и старательно делал вид, что ему все равно.
— Не знаю я ничего, мальчики, — выполнив поручение, Серафимовна помягчела.
— Но кто телефонограммы прислал, вы сказать можете?! — воскликнул Владик.
Секретарша оглянулась вокруг, придвинулась к парням и понизила голос:
