Анатолий Безуглов - Преступники
— Откуда Орлова узнала, что он картежник? — спросил следователь.
— А кто же его знает? Может, Милана сама поделилась с ней, а может — с кем из больных, а те уж Орловой передали... Что я хочу сказать: ко всему прочему, Аза Даниловна пригрозила Игнатьевне, что в милицию позвонит и ее, Игнатьевну, мол, арестуют...
— За что? — удивился Чикуров.
— Как за что? За клевету! Так и сказала... Пришла ко мне Ганна Игнатьевна вся в слезах. Спрашиваю: ты чего? Вот тогда-то она все и выложила. Я сначала даже не поверила. Потом вижу: нет ей резону брехать. Да и не из таких она... Я первым делом отчитала ее: почему, мол, не сказала мне, когда только еще Орлова требовала с них деньги? Да я бы эту Азу!.. — Рогожина сжала кулаки. — Сама лично пошла бы в милицию, к Ганже, к Баулину, до Кремля бы дошла, а порядок навела... Ну, думаю, теперь-то чего после драки кулаками махать. Теперь ведь ничего не докажешь. Даже если бы и поверили, то что? Милана деньги передавала без свидетелей... Короче, те две тысячи — с концом. И не знаю, чем же Игнатьевне помочь...
— А почему вы сыну своему не сказали?
— И об этом с Игнатьевной думали. Она умолила меня, чтобы я не втравливала Юру... Господи, как мне было стыдно! Кто бы чужой, а тут — бывшая сноха! Мать моей внучки! Срамота — дальше некуда!
Рогожина замолчала, печально качая головой.
«Да, ничего себе информация, — думал в это время Чикуров. — Но насколько это может быть связано с покушением?»
— Дальше что, Александра Яковлевна?
— Дальше-то? Говорю я Игнатьевне: не убивайся, что-нибудь придумаем... А как же, надо выручать женщину. Да и как-то наше имя спасать... Собрала я свои «драгоценности». — Рогожина грустно усмехнулась. — Сережки, что остались от матери, колечко с бирюзовым камешком, золотые часы деда. Карманные. Их деду Прохору в гражданскую сам командарм вручал. На задней крышке надпись: «Честному воину РККА от ВЦИК»... Еще ружье у деда было... В общем, прошлась по сусекам, продала вещички и вручила деньги Игнатьевне. Говорю: это Аза Даниловна раскаялась и вернула две тысячи... Бедная женщина уж так обрадовалась, уж так благодарна была!.. Уехала она домой, выкупила назад свою корову... Нынче на Девятое мая приезжала с Ондрийкой... Растет внучек. Вот такой бутуз, — Александра Яковлевна надула щеки.
— Когда случилась эта история?
— Прошлой осенью.
— Вы не пытались объясниться с Орловой?
— Чтобы я... к ней?.. — воскликнула Рогожина. — Ни в жизнь не пойду! Мы и в прежние времена, когда она еще жила с Юрой, не очень-то ладили... Представляю, как бы она меня облаяла!
— И все же, Александра Яковлевна, почему вы не сообщили об этом сыну?
— Да узнай только Юра про это, он бы с Азой такое сотворил!.. — с жаром ответила Рогожина.
— Кому-нибудь помимо вы рассказывали об этой истории?
— Одному человеку... Евгению Тимуровичу, — со вздохом призналась хозяйка. — Месяца три назад он пришел ко мне посоветоваться. Хотим, говорит, Александра Яковлевна, создать плантацию редких лекарственных трав... Действительно, дело хорошее. Больных в клинике много, на всех в лесу добывать — сколько людей от работы отрывать придется! В аптечном складе частенько не найдешь чего нужно, к примеру, ромашку, шалфей. А если и имеется, то неизвестно, кто собирал, как обрабатывал... Я же вам рассказывала...
— Значит, на Баулина в отличие от сына вы обиды не держите? — спросил Чикуров.
— Ни капельки, — заверила Рогожина. — Ну, обговорили мы, с каких растений лучше начать. Евгений Тимурович пригласил меня зайти в клинику. Я ему сказала, что ноги моей там не будет... Он стал извиняться, что, мол, уволили меня без его ведома и согласия, когда он был в командировке... Я говорю, что не в увольнении дело, а просто не хочу видеть Орлову... Он смутился. Понимаю, говорит... Нет, толкую ему, не понимаете, Евгений Тимурович... Ну и выложила ему, что сотворила с Ганной Игнатьевной Орлова... Вы бы видели, Игорь Андреевич, профессора в ту минуту! Побледнел, руки затряслись... А как пришел немного в себя, обо всем в подробности расспросил. И поинтересовался, знает ли об этом мой сын. Я ответила, что Юра ничего не знает. Евгений Тимурович помолчал, подумал... Насчет Орловой, говорит, проверю. Подтвердится — выгоню взашей.
— Сомневался, значит?
— Наверное... Тут я не выдержала и спрашиваю: а вообще откуда у Азы Даниловны машина собственная, мебель заграничная, шикарные наряды? Евгений Тимурович пояснил, что она наследство от бабки получила. Я не поверила. Ерунда, говорю. А Евгений Тимурович настойчиво так уверяет: да, на Орлову была анонимка, что, мол, живет не по средствам... Проверяли... Наследство-де якобы действительно немалое... Уж как они проверяли, не знаю, — развела руками Рогожина.
— У вас есть на этот счет другие сведения? — задал вопрос следователь.
— Да не могла Леонтьевна, бабка ее, никакого наследства оставить! Я ведь была у нее в деревне, в Калининской области... Леонтьевна всю жизнь в доярках проходила... Колхоз бедный... Поглядели бы вы на ее хату! У меня сарай по сравнению с ней — что твои хоромы... О каком наследстве может идти речь?
— Как же на ваши слова реагировал Баулин?
— Был совсем сбит с толку... Когда уходил, то очень просил не говорить никому, что Орлова брала деньги у Бульбы. Особенно — сыну.
— Я вас тоже прошу об этом же, — сказал Чикуров. — Никому. Ни словечка, ни намека. — Он достал бланки протокола допроса, авторучку и пояснил хозяйке: — Мы оформим наш разговор по правилам... Я сейчас напишу протокол.
— Ладно, вы занимайтесь своим делом, а я пока по хозяйству похлопочу, — сказала травница и вышла.
Ворон дремал на своей жердочке. Чикуров, на этот раз не пользовавшийся магнитофоном, постарался зафиксировать показания Рогожиной как можно точнее и подробнее.
Через некоторое время в горницу потянуло съестным духом. Зашла хозяйка.
— Прочитайте и распишитесь на каждом листе, — дал ей протокол следователь.
Рогожина читала без очков, шевеля губами.
— Все как есть, — сказала она, закончив, и вывела на каждой странице аккуратную, разборчивую подпись.
Игорь Андреевич встал, собрал бумаги.
— Прошу отобедать со мной, — несколько церемонно предложила хозяйка.
— Спасибо, Александра Яковлевна, мне поскорее надо в поселок, — вежливо отказался Чикуров.
— И слышать ничего не хочу, — решительно заявила хозяйка. — Обидите.
Чикуров растерялся. Обедать со свидетелем, к тому же матерью человека, которого он подозревал в покушении на убийство...
— Идемте, идемте, — даже не уговаривала, а настаивала Рогожина. — Такого угощения вы больше нигде не отведаете. Ни за какие деньги...
«В самом деле, — подумал Чикуров, — кто бы ни был сын, почему я должен обижать женщину? Наверняка решит, что отказываюсь из-за Юрия Юрьевича. Да еще подумает, что и ее подозреваю... Люди ей верят, почему не должен верить я?»
— Уговорили, — улыбнулся Игорь Андреевич.
Кухня была просторна, предназначалась, видимо, когда-то для большой семьи. На керосинке грелась кастрюля, исходя аппетитным запахом.
— Сын все советует газ поставить, — сказала хозяйка. — Да я привыкла так... Садитесь, Игорь Андреевич, будете вспоминать в своей Москве, чем вас потчевала баба Шура, — весело проговорила Рогожина, нарезая хлеб по-деревенски: держа буханку на груди и ножом к себе.
Она налила Чикурову тарелку борща. Он был обжигающе горяч и духовит. Игорь Андреевич отхлебнул. Борщ и вроде бы не борщ. Но вкусный.
— Из дудника, — пояснила Рогожина. — Видали такое растение?
— Еще бы, — вспомнил Чикуров высокие, метров до двух стебли с розовым цветом наверху, которые он в детстве сбивал палкой, как саблей. — Я же сам почти деревенский. Жил в Скопине, под Рязанью, на окраине города... Но вот что из дудника можно такой борщ сварить, не знал.
— И не только борщ. Я солю на зиму листья. Посушить тоже можно, истолочь в порошок — в любой суп положить не грех, запашец даст отменный, — рассказывала Александра Яковлевна. — Вообще многие люди забыли, что ели их деды и прадеды... Живя у леса, не надо на базар ходить. Бери что пожелаешь, будет и полезно, и вкусно... К примеру, обыкновенный одуванчик... Многие считают — сорная трава. А я из него множество блюд могу приготовить. Молодые листья в салат. К мясу их можно, к рыбе, в супы. Даже корни и бутоны хороши, если знаешь, как сготовить... Мне Юра говорил, что одуванчик во Франции и в Японии ой как любят. А мы проходим мимо... Или возьми дягель... Из него варенье с яблоками — пальчики оближешь!
Когда покончили с первым, хозяйка подала странное блюдо — маленькие комочки, запанированные в сухарях.
— А это почки того же дудника, — сказала Рогожина. — Мой Юра очень любит, говорит, вкуснее, чем цветная капуста.
— Действительно, здорово, — с полным ртом произнес Чикуров.
На третье ели блинчики, политые вареньем.
— А это из чего? — поинтересовался Игорь Андреевич, ожидая услышать что-нибудь необыкновенное.
